Пожирательница печенек.
тема от Пожирательницы печенек “Личное мнение господина Dalahan-a о том, как родилась... Пожирательница печенек”

Мама пребывала в недоумении.
– Куда девается все печенье? Вчера две пачки. Сегодня купила три – нету!
Маленький Андрюша виновато опустил голову:
– Мама, не ругайся. Это все... это Пожирательница печенек.
– Что? Кто? Кого это ты еще выдумал?
– Нет... Ну, на самом деле она заколдованная принцесса.

Мама плюхнулась на стул и иронично уставилась на сынишку.
– Продолжай. Рассказывай. Все на чистоту.
– Это длинная история, мам, – сглатывая от волнения слюну пролепетал мальчик. – По-настоящему она заколдованная принцесса. Однажды очень злая-презлая колдунья заколдовала ее. Потому что... потому что она не хочет, чтобы люди жили счастливо. Понимаешь?
– Да, это я понимаю. Тетя-колдунья, несомненно, очень злая раз так.
Андрюшка воодушевившись продолжил:
– Вот. И теперь чтобы расколдоваться, принцессе надо съесть ровно сто тысяч печенек. И тогда все люди на земле станут счастливыми! А принцесса выйдет замуж. За принца. И начнется самая-самая добрая на свете сказка!

Мама закрыла лицо руками чтобы не прыснуть от смеха.
– Погоди, Андрюшка. А если она так и не съест сто тысяч печенек, что тогда?
– Очень плохо будет, мама! Лучше об этом даже не думать. Злая колдунья победит. Принцесса умрет, так и не выйдя замуж. А люди станут самыми несчастными и тоже умрут. А кто не умрет, будет служить злой колдунье. Вот.
– Ужас!
Тут мама решила перевести разговор в логическую плоскость:
– Боюсь, сынок, ты ничем не сможешь помочь Принцессе. Подумай сам. Сто тысяч печенек – это целая гора. Где мы с тобой возьмем такую гору? Да и сможет ли она когда-нибудь съесть такое количество?

Мальчик замялся, но вскоре выпалил:
– Но мы же с тобой не одни, мам! Если все люди на Земле возьмут и принесут Принцессе по печеньке... Пожирательница печенек не только снова станет принцессой, но и уничтожит всех-всех злых колдуний в мире. И ни одна из них больше и не вздумает никого заколдовывать впредь. И все станут счастливыми.
Аргумент был весомым, и мама не нашла что возразить.
– М-да, убедил. Но как она хоть выглядит эта твоя Пожирательница-принцесса? Она с косичками? Сколько ей лет, как тебе?
Андрюшка задумался, не то припоминая, не то что-то придумывая на ходу. Наконец, не очень уверенно промямлил:
– Косичек у нее нет, мам. А сколько ей лет... Полагаю, лет двести.

Мама насторожилась:
– Сколько-сколько? И ты не боишься кормить ее печеньками?
– Да нет же, мам. Она совершенно не страшная. Наоборот, она очень красивая. Я никогда не видел никого красивее.
– И что же в ней красивого, интересно мне знать?
– Как я тебе расскажу? Вот если бы ты увидела ее... У нее такая шея... такая спина...
Мальчик провел рукой, как будто гладя невидимое нечто.
Тут маме сделалось уже не до шуток.
– Чего-чего! Это у кого там еще за шея со спиной? А ну, давай все сначала и очень подробно.
– А что подробного-то? – испугался Андрюша.

– Про эту твою прЫнцЭссу. Где живет – в нашем доме? Какая квартира?
– Ни в какой квартире, мам, она не живет. Она живет в парке. Что за вторым домом.
От открывающийся правды у мамы похолодело внутри.
Бомжиха! Ее сынок гуляет в парке и кормит печеньем какую-то бомжиху, которая еще ко всему ведет себя неподобающе!
Мама решительно схватила Андрюшку за руку и поволокла за собой.
– А ну, пошли! Сейчас я разберусь с этой твоей прЫнцЭссой.

***

Парк был пустынным.
Лишь далеко в конце аллеи женщина катила коляску. Да потревоженные воробьи и вороны перелетали с дерева на дерево.
– Где ты тут ее находишь, свою принцессу-пожирательницу?
Поначалу проникнутая решительностью, теперь, оказавшись в пустынном парке, мама почувствовала себя неуверенно. Даже начала жалеть, что решилась пойти сюда сама с Андрюшкой.
– Зачем ты ходишь сюда гулять, сынок? Разве я тебе разрешала? Впредь, запрещаю. Понял?!

На глазах мальчика заблестели слезы.
– Вот, мама. Это все злая колдунья. Ее злые чары начали действовать и на тебя. Ты становишься злой. Если мы срочно не накормим Пожирательницу печенек ста тысячами печенюшек – все люди на Земле станут злыми. И мир погибнет.
– Да-да. Сейчас мы ее накормим. Я ее так накормлю... Показывай, где ты тут с ней встречаешься?
Решимость снова вернулась к маме. А Андрюшка уже чуть не плакал:
– Вот тут. За деревьями. Там пруд.
Пруд! Андрюшка сам ходит гулять на пруд!

Перед глазами мамы поплыли ужасные картины. Какая-то ведьма пытается утопить ее сына в грязном парковом пруду. И руки сами сжались в кулак. Готовые пробить голову не то, что ведьме-бомжихе – хоть самому дракону, вздумай он вылезти из воды.
Да уж. Злые чары, действительно, начали свое действие. Как сейчас потешается этому злая колдунья!
Продолжая всхлипывать, мальчик привел маму на берег пруда.
– Вот здесь, мам.
Пруд был небольшой. Немного заросший. И лишь стайка уток плавала невдалеке. Разбросанные в округе скамеечки были пустынны.

Андрюшка отпустил руку мамы и подошел к краю воды. Присел. И завел какую-то детскую песенку про какого-то кузнечика. Так продолжалось долго. Песенка пошла уже по третьему кругу.
И тут маме совсем уж стало нехорошо. Похоже, у ее сына еще и проблемы с мозгами! Это все потому, что Андрюшка слишком увлекается сказками. Больше не разрешу ему их ни читать, ни смотреть по телевизору! Только Лев Толстой, Тургенев...
Стоп! Толстой не годится.
Там у него сумасшедшая под поезд кидается. У Тургенева идиот собачку в пруду топит. Студент с топором за старушкой гоняется – у кого-то там еще.

Какой ужас! Как можно жить и воспитывать детей с нормальной психикой?
Все! Отдаю Андрюшку в музыкальную школу. Уроки танцев. Потом военное училище.
А завтра же к детскому психологу.
И тут случилось чудо.
Откуда ни возьмись, будто паря по воздуху, как Луна встает над Землей, как призрачный мираж... К замолчавшему мальчику подплыл...
...Белый лебедь.

Нет-нет. Мама сразу же поняла, что это был не лебедь, и не белый, и не подплыл.
А белая... та самая Пожирательница печенек. Заколдованная принцесса.
Грациозная птица, полностью доверяя мальчику, забирала клювом печенье прямо из его рук. Пока не закончилась вся пачка.
– Вот, мама, видишь! Быть может, осталось всего каких-то тысяч двадцать. И на Земле воцарится счастье!
Мама безмятежно и обессиленно брякнулась на скамеечку. Достала пачку сигарет и...
...чары с мамы начали спадать.

© Dalahan Dalyet. Feb 04 2022

Бегущий по волнам.

Ваза стояла на подоконнике.
Белая. С едва различимой росписью, напоминающей водяные знаки на бумаге. Она казалась до того хрупкой, что всякий раз, прикасаясь к ней, я боялся раздавить ее неосторожным движением, как яичную скорлупу.
С виду неприметная, она обладала завораживающей красотой. Линии были изящны, а пропорции безупречны. Безжизненная вещь казалась живой – невинной девушкой, взирающей с тоской из окна на морскую даль. Ощущение это было настолько сильным, что всякий раз хотелось заговорить с вазой. Спросить, утешить.
Да. Именно утешить, ибо ваза навевала грусть. И, казалось, грусть эта исходит из нее самой (будто ей были присущи чувства).

А еще ваза пугала меня.
Неотчетливый рисунок на ней был загадкой и будоражил мое воображение. Я силился прочитать сюжет, запечатленный неизвестным вазописцем, и подчас казалось, что мне удается это. Но всякий раз, стоило различить в смутной инкрустации понятные мне образы, как я приходил в ужас от увиденного. Или мнимо уведенного.
Нельзя сказать, что в эти моменты мне являлись картины из моего подсознания. Нет. Твердо знаю, что ничего подобного я никогда не видел, и не мог видеть. Это были откровения. Откровения, передаваемые через рисунок, через замысловатый узор кем-то, кому были известны такие вещи, которые я не смог бы сам представить себе. Но их смысл, к сожалению, был понимаем мною и приводил меня в ужас. Пугал настолько, что я немедленно старался забыть все увиденное.
После чего долго не подходил к вазе.

Только, по прошествии дней, все равно возвращался. Чтобы протереть пыль. И, пусть мысленно, но поговорить с вазой, подолгу оставаясь с ней, как будто это было самым значимым для меня – быть рядом.
Как-то наблюдая за окном чаек, хмурым осенним днем кружащих над морем, я представил себе, что белая ваза – это залетевшая ко мне птица. И в своем запрещенном ей желании улететь она настолько несчастна, что превратилась в холодный белый фарфор.
Это безумие, но я даже распахнул тогда окно, чтобы показать: я не пленил тебя, ты свободна! Мне хотелось, чтобы она ответила мне.
Но ваза хранила молчание.

А ко мне тогда пришло, казалось, нелепое осознание того, что, если даже ваза обернется птицей, она все равно останется со мной. Ей некуда лететь. Ее место тут. И если она и несчастна, то лишь оттого, что не может ответить мне. У нее только одна возможность говорить со мной – ее рисунки. Странные узоры, нанесенные кем-то на ее бока, пугающие меня и чуждые ей самой. Но... других слов у нее просто нет.
Она манит меня страшными образами, зная, что я снова и снова буду, как любопытный мальчишка, приходить и погружаться в их мир, чтобы потом в ужасе убегать из комнаты. А она...
Ее участь – оставаться наедине с чайками за окном. И ждать.
Ждать, когда я успокою свой страх и вернусь... Чтобы протереть пыль.

А сам я все больше и больше погружался в тоску. Беспричинную. Не продиктованную, казалось, ничем. Пустота. Она в какой-то момент отгородила от меня весь мир. Сковала своим ледяным дыханием. Я обнаружил, что могу не есть несколько дней, не испытывая голода. А по ночам лежу, не смыкая глаз, в мучительном ожидании так и не приходящего сна. Утро не приносило радости, ибо мир вокруг оставался таким же бесцветным, как и накануне.
И тогда, в минуты отчаяния, я вспоминаю о вазе. Она единственная, кто дарила мне хоть какую-то надежду на чувства, покидающие меня.
Страх. Да. Картины на ней почему-то будили во мне ужас. Но я, оказывается, был рад этому! Ибо это было единственное, что возвращало меня к самому себе. Не давало раствориться в серости неба, прорезаемом крыльями безразличных ко всему чаек.

Я приходил к вазе, и снова читал и читал записанную на ней книгу странной, чуждой, но понимаемой во всех деталях истории. И это история, на самом деле, касалась меня самого! Как я ни старался это отрицать.
Что пугало меня еще больше.
Это были картины человеческой жизни, полной мучений и отчаяния. И смерти. Но смерти, не приносящей покой. А лишь проводящей черту невозврата к безмятежной радости, которую (если только я не выдумал) испытывал когда-то в далеком детстве.
И я слышал музыку.
Надрывно пела скрипка. Нет, не пела – плакала. Именно плакала. Не рыдала. Ибо боялась, что от рыданий лопнут истонченные струны. А ведь она так не хочет умирать!

От вазы веяло таким холодом, что казалось – руки примерзают к ней. Пальцы были не в силах разжаться. Но стоило бы мне сдавить хоть чуточку сильнее – и она отпустила бы меня, рассыпавшись хрупкими черепками. Только я содрогался от этой мысли. И пальцы деревенели еще больше.
А потом прилетала чайка, усаживаясь по ту сторону окна. Тогда я успокаивался. Ставил вазу на подоконник, садился рядом, и мы начинали разговаривать. Все втроем. И это были короткие минуты той тихой безмятежной радости, как в детстве, которую я всеми силами старался удержать в себе.
Может, в такие мгновения я ее и придумал – безмятежную радость. А детства никакого и не было. Оно – иллюзия сознания. Психический коллапс воспоминаний.

Так было.
А потом... Потом был последний раз, когда я взял ее в руки. И увидел финальную картину, так долго разворачивающейся между нами драмы. Я различил на вазе образ мертвой чайки. И страшную трещину, прорезавшую саму вазу.
Пожалуй, это было самое страшное из всего того, что читал я на ней до сих пор. Я готов был увидеть любые изуверства, с которыми научился мириться. Но, только не это!
Я поставил вазу обратно и выбежал из комнаты. До боли сдавил голову руками, заставляя стереть увиденное.
Нет! Это не правда! Я не видел этого! Не видел!

Ночью я бился в бреду, не сомкнув глаз. За окном громыхали перекаты штормового ветра. Казалось, сильнейший ураган всеми силами пытался ворваться внутрь и разметать, разбить все, на что наткнется.
А потом я услышал громкий стук в оконную раму. Что-то со всей силой обрушилось на нее.
Я вскочил, не помня себя. Бросился к окну. И... О Боже! На земле лежала мертвая чайка.
А затем...
Затем я услышал звук распахивающегося окна в дальней комнате. Там, где стояла на подоконнике моя ваза! И звон разбивающегося фарфора безжалостным сверлом пробил мне голову.

Дальше я помню плохо.
Только то, что долго бежал по берегу, не обращая внимания на шторм, пытавшийся сбить меня с ног и забрать набежавшей волной в море. А еще я так громко кричал, что заглушал для себя грохот разбушевавшейся стихии.
На самом деле, лишь стараясь заглушить в своей голове преследующий меня самый страшный звук – ЗВУК РАЗБИВАЮЩЕЙСЯ ОБ ПОЛ ВАЗЫ.
Моей вазы!

***

Доктор, перечитав еще раз стопку исписанных листков, снял и протер очки.
– Говорите, откуда он к нам поступил? – обратился он к ассистентке.
– Из какой-то периферийной лечебницы, где он на грани жизни и смерти провел не меньше месяца. У него была тяжелейшая пневмония. Когда состояние стабилизировалось, местные лекари сочли необходимым немедленно передать его нам.
– Да-да. Это правильно. Каково самочувствие пациента на текущий момент?
– Устанавливаем. Он поступил к нам только вчера вечером. И... первым делом, впав в истерику, потребовал выдать ему бумагу и ручку.
– Ручку, я вижу, вы ему не дали. Дали толстый фломастер. Очень рассудительно.
– Мы решили удовлетворить просьбу пациента. После этого он сразу успокоился и всю ночь писал.
– Да-да, вижу. Очень занимательно.

Доктор снова надел очки и принялся в очередной раз просматривать страницы.
– Занимательно, – повторил врач. – Какой слог. Какие образы. Какая драматургия... Интересный случай. Хотя... с медицинской стороны весьма тривиальный. Если истерика у него прошла, то пока кроме легких успокоительных ничего не назначайте. Завтра я осмотрю пациента. Сегодня не имею времени.
Врач поспешно встал из-за стола, прихватив с собой листки, исписанные толстым фломастером красивым почти каллиграфическим почерком.
– Это, с вашего позволения, я возьму с собой... Весьма занимательно написано.
И покинул кабинет.

***

Серое осеннее небо грузно нависало над городом, пробудив у вышедшего из больницы доктора неприятный трепет.
– Не люблю осень, – бессознательно пробурчал он и поднял воротник пальто, уклоняясь от порывов сырого холодного ветра.
В какой-то момент он расслышал крик чаек. Этого не должно было быть в такой отдаленности от моря. Впрочем, последнее время эти птицы стали появляться на городских свалках. Но доктор до сего дня не слышал их. Или не обращал внимание.

– И кого я пытаюсь лечить? – начал он вдруг слабо-осмысленный разговор с самим собой. – Людей, видящих то, чего теперь, очевидно, не вижу я? Моя забота блокировать их психоз, забив мозг транквилизаторами. И больше ничего я не могу. Как не могу оживить раздавленную чайку. Как не могу склеить разбившуюся вазу. А ведь, она была – эта ваза. И она действительно разбилась. Как разбилась моя собственная. Правда, это было давно. И я этим уже переболел. Ведь я же доктор. Я не могу склеить вазу. Но умею заставить выкинуть из головы мысли о ней.

Откуда ни возьмись прилетела большая серебристая птица и, усевшись на бетонную ограду, уставилась на человека в ожидании подачки.
– Ну, что ты смотришь на меня, безразличное ко всему создание? Вся твоя история слишком для меня проста и незамысловата. Ты не испытываешь тревоги, глядя на серое осеннее небо. Испугаешься только, если кинуть в тебя камнем. И тут же забудешь о своем страхе, едва приметив кусочек какого-нибудь пищевого отброса.
Доктор посмотрел на небо:
– А я смотрю – и мне страшно. Спросишь, почему?.. Наверное, оттого, что у всякого человека есть своя ваза, которую он боится разбить. Даже если однажды ее уже разбил. Все равно боится.

Чайка не отвечала. Лишь сверлила говорящего с нею человека глазами, чего-то ожидая.
– Не смотри на меня так, дура! Тебе не понять.
Порыв ветра ударил ему в лицо. И на глазах выступили слезы. Но доктор не удосужился вынуть руки из карманов, чтобы их вытереть. И слезы потекли по щекам. Листы с рукописями душевнобольного пациента выпали из подмышки и разлетелись, подхваченные ветром. Грузное, мрачное небо осело еще больше, как будто стремясь раздавить все под собой.
И в этот момент доктор увидел, как страшная трещина пошла по городу. Город стал ломаться, как корабль, наскочивший на риф.
“Скорей бы,” – подумал доктор, – “Когда более уже нечему будет ломаться, уйдет страх и придет безмятежность”.
Не вынимая рук из карманов, он зашагал прочь.
А серебристая птица, так и не дождавшись подачки, улетела в сторону городской свалки.

© Dalahan Dalyet. Sep 20 2016

Бегущий по волнам.

Человек бежит по волнам.
Легко и естественно. Как по траве. Туда, обратно. Разворот – и снова бежит. Какая странная картина! Достаточно для того, чтобы вызвать чувство нереальности и изумить.
“Как он это делает?” – думают люди, лениво попивая утренний кофе и загорая на пока еще негорячем солнце. Ведь, всему должно быть объяснение. Это важно.
Самое главное, понять: как? А дальше уже можно просто смотреть и наслаждаться созерцаемым.
Хотя, нет. Если ответить на вопрос “как?” – сразу станет неинтересно. Интересно смотреть и думать: “Как он это делает?”

– Поверхностное давление воды при быстром беге и широкой плоскости подошвы позволит удержать человека.
– Да что Вы говорите!?
– Да. Нужно лишь рассчитать скорость бега и площадь подошвы. Это не сложно.
– Не говорите ерунду. Расчеты, скорее всего, покажут, что такую скорость человек развить не может.
– Но ведь он бежит. Смотрите. Красиво бежит! И как Вы это объясните?
– Фокус. Вот как. Последнее время развелось множество мастаков показывать фокусы.
– И в чем секрет фокуса?
– Ну-у... Надо подумать...

Да. Надо подумать.
Интереснее всего думать. Решать головоломку. Например, кроссворд или судоку. Как только решишь – сразу становится скучно. И приходится идти в киоск за новым сборником головоломок. Потолще. Чтобы опять думать, думать и еще раз думать.
Над чем? В данном случае: как этот человек умудряется делать вид, что ходит по волнам? Да. Надо подумать...
А человек все бежит. Едва касаясь ступнями воды и выбрасывая небольшие фонтаны брызг. Не мираж, не видение. Он настоящий.
Вот, что больше всего поражает!

– Вы в цирк ходите? Там не то, что по воде бегают – буквально летают хитрецы, за деньги обманывающие публику.
– Хотите сказать, что с нас тоже попросят плату за это пляжное шоу? Лично я платить не собираюсь. Пусть ловкачу платят хозяева заведений. Он для них публику собирает с самого утра.
– И все-таки интересно: как он это делает?
– М-м-м... Очень может быть, что это ловкая визуальная иллюзия. На самом деле, он не по воде бегает – так нам лишь кажется издалека.

– Очень может быть. Я уже сталкивался с такими трюками. И примерно знаю, как их можно делать. Правда, в данном случае все устроено мастерски. Издалека выглядит очень натурально.
– Я Вам скажу, что под ним может быть не вода, а что-то более плотное и вязкое.
– Вот-вот. И я об этом подумал. Правда, здесь есть технические трудности, но это детали. Куда важнее сделать так, чтобы мы этих деталей не заметили. В этом фокус.
– Не могу с Вами не согласиться. Куда важнее.

Бегун на мгновение остановился, и все невольно замерли. Ожидая, что человек сейчас провалиться в пучину. Ведь создалось впечатление, что секрет именно в том, что человек бежит. Остановится – утонет.
Но бегун замер лишь на мгновение. И уже в следующее, успокоив публику (а может, наоборот, разочаровав тех, кто в глубине души злобно ждал провала представления), побежал снова.
Туда-сюда, сюда-туда.

– Красиво бегает! Нельзя не признать.
– Виртуозная иллюзия.
– А... А если нет?
– Что нет?
– Если не иллюзия?
– Вы спятили!? Как человек может бегать по воде?
– Не знаю. Но если все-таки не иллюзия?
– Во-первых, этого не может быть. А во-вторых, тогда это станет неинтересно. Это уже будет обман вдвойне.

– Поясните: почему вдвойне?
– Обычный человек бегать по воде не может. Так? Если бегает – значит, не человек. Но нам он делает вид, что он обычный человек. Получается обман вдвойне. Мало того, что он не показывает нам, как он это делает, так еще и скрывает свою нечеловеческую сущность.
– Ага-а. Действительно. За такое можно и отделать обманщика как следует. Пусть он и не человек.
– Вот-вот. За такое следует.

Ой, ой!
Бедный обманщик, бегающий по воде. Он сильно рискует. Какое право он имеет вот так просто бегать по волнам на виду у десятков собравшихся? Смущая их, озадачивая.
Если ты не человек, то, что ты вообще здесь делаешь? Попал случайно в чужой мир – так приди и скажи об этом открыто. Не морочь никому голову. Если ловкий фокусник, тогда веди себя, как артист. Улыбайся, кланяйся. Добивайся аплодисментов. Ни то, ни другое – значит, хитрый интриган. Презирающий простых людей на столько, что даже не обращаешь на них внимание.
Бедный обманщик! Ты сильно рискуешь.
– И все-таки, как он это делает? Ведь, должны ж быть какие-то естественные объяснения.

Когда в разговор вмешивается незнакомец – это не спроста. Наверное, он знает что-то, чего не знают остальные. Если только не умник, которому нравиться усаживать собеседников в лужу.
– Объяснения? Какие объяснения вы ждете?
– Естественные. Раз уж Вы встряли в наш разговор. Может, Вы их знаете?
– И да, и нет.
– То есть.
– Вообще-то, не в моем обыкновении давать кому-либо какие-либо объяснения. Но я проходил мимо и услышал ваш разговор. Простите, не смог остаться безучастным.
– Ладно, мы Вас простили. Но Вы что-то хотели нам сказать.

– Хотел. Правда, не знаю, поймете ли вы меня.
– Попытаемся.
– Видите ли... Вас, и это очевидно, озадачил человек, бегающий целое утро по волнам.
– Да. И не только нас. Но мы полагаем, в этом нет ничего особенного. Это всего лишь изящный артистический трюк.
– Нет, не трюк. Он действительно бегает. По воде. А не по чему-то иному.
– И как это возможно?
– Вот... Здесь ваша ошибка.
– Какая ошибка? Мы пока еще Вам не высказали ни одной своей версии. Если только, Вы нас ранее не подслушивали.

– Ошибка не в версии, а... в постановке вопроса.
– То есть.
– Задаваться нужно не вопросом “как?”, а вопросом “зачем?”
– Нас мало интересует вопрос “зачем?” Всех здесь собравшихся интересует вопрос “как?”
– Вот. Потому вы все и не умеете бегать по волнам.
– Но...
– Оставьте ваше НО. Это все, что я хотел вам сказать. Извините, всего доброго.
Незнакомец повернулся и ушел.

– Сумасшедший, – полетело ему вдогонку. – Умника из себя строит.
– Увы, есть такие люди.
– Он сам не знает, как, но пытается сделать вид, что знает.
– Э-э... Мне показалось, что он говорил про вопрос “зачем?”.
– Это глупый вопрос.
– Согласен с Вами. Но незнакомец настаивал, что вопрос этот куда более важный, чем вопрос “как?”. И что именно поэтому мы не умеем по волнам бегать.
– Ерунда!
– Не могу не согласиться. Но... Вы только посмотрите!

Теперь уже двое шли по волнам.
Медленно, о чем-то разговаривая, удалялись от берега все дальше и дальше. И это уже было не смешно!
Ну, как такое может быть?! Это уже не представление. Это издевательство! Откровенная насмешка! За такое полагается взбучка!
К счастью для ходящих по волнам, не умеющие ходить так этому и не научились.
А почему?
Вопросы ставят неправильно. Увы.

© Dalahan Dalyet. Sep 20 2016

Нищие духом.

"Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное..."

Небольшой городок префектуры Кагосима не испытывал недостатка в туристах. И не только благодаря своему приморскому расположению и прекрасной природе. Была в городе достопримечательность, которая манила к себе толпы людей, мечтающих о счастье – небольшая малопримечательная ритуальная арка, очень древняя, иероглифическая надпись на которой гласила примерно следующее:
"Блаженство обретет нищий духом. Пройдя, откроет он врата сокровенного".

И всякий приезжий старался первым делом попасть сюда и попытать счастья, пройдя под аркой. Только никому не удавалось отворить эти таинственные врата. Тысячи людей пробовали. Но только для того, чтобы потом разочарованно иронизировать в ближайшем баре по поводу глупых религиозных ритуалов.
И по этому вопросу шли жаркие дискуссии. Одни считали, к примеру, что не осталось в мире людей нищих духом. Слишком уж мы все "умные" стали. Очень рано обретаем богатый жизненный опыт. Все про все знаем, обо всем уверенно судим. Считаем себя "царями природы". И в этом вся беда.

Другие, наоборот. Полагали, что мы еще недостаточно умны. Надпись иносказательна, чтобы одурачить глупых. Но только гений сможет отворить дверь в мир иной. Только избранного, на самом деле, врата сочтут достойным пройти чрез них.
Может, и так.
Были и такие, кто считал: всему виной наши чувства, наши страсти. Надо опростать души свои от переживаний. Может быть. Но только и у них ничего не получалось. И беда здесь, видно, в том, что если нет чувств, то и желаний нет. И чем может одарить такого человека таинственная дверь?
Ничем.

Особая категория участвовавших в разговорах утверждала, что истинное блаженство в вере. Врата отворит лишь обрядший веру. Пожалуй, из всех это была самая интересная точка зрения. Только...
Верующий находит блаженство в вере своей. Зачем ему врата в мир иной? Ведь, обретя то, во что он верит, он потеряет веру в это. Станет несчастен, ибо уже больше не во что будет верить.
А Врата, по всей видимости, милосердны.

Вот так и проходили толпы под аркой и лишь безрезультатно заканчивали потом свою экскурсию, кто за чашечкой саке, кто за стаканчиком прохладительного рамунэ.
Ага. Были еще и те, кто считал все это хитрой шуткой местных. Придуманной, дабы привлечь в городок побольше туристов.
Прагматические рассуждения часто не далеки от истины!

***

Три друга – Арата, Тоширо и Бензиро – по традиции каждый год вместе отдыхали в этом городке. И конечно же, всякий раз пробовали свое счастье пройти под аркой. По крайней мере, двое из них: Арата и Тоширо.
Первый был глуповат. И не стыдился этого. Наоборот, считал свою глупость признаком так необходимой всем "духовной нищеты". При этом из троих друзей Арата был самым настырным и, как только попадал сюда, норовил проходить (скорее на удачу!) под аркой помногу раз. Так, что в конце его доводилось буквально уводить за руки.

Тоширо, наоборот, считал себя очень умным и даже исключительно талантливым человеком. О чем (как он считал, красноречиво и не случайно) свидетельствовало и его имя.
В тайне он презирал глупого Арата. И никогда не ходил с ним вместе под аркой. По большей части лишь сидел поодаль и внимательно в который раз читал надпись на арке. Пытаясь открыть ее тайный сокрытый от остальных простых обывателей смысл.

Бензиро же, честно говоря, ни разу даже не пробовал пройти под аркой. Все это время он коротал за чашечкой чая, любуясь великолепной природой Кагосимы и слушая птиц в листве деревьев.
К своему разочарованию он считал себя достаточно умным и опытным в жизни человеком, чтобы сойти за "нищего душой", как Арата. Но недостаточно для того, чтобы попытаться перехитрить магические врата, как Тоширо.

И вот, однажды он услышал обращение к себе.
– Вас зовут Бензиро?
Парень сильно удивился, увидев перед собой незнакомца.
– Откуда Вы знаете мое имя?
– "Наслаждающийся миром". Разве не так? Имена имеют значение. Вы не думали над этим?
Бензиро предложил человеку присесть и ответил:
– Нет. Не задумывался.

– А над чем? Над чем Вы задумываетесь обычно?
Молодой человек смутился и неуверенно проговорил:
– Ну, не знаю. Может быть, над смыслом жизни, разве что.
– Ого! – громко удивился неожиданный собеседник. – И как? Нашли ответ?
– Н-нет, – еще более неуверенно ответил Бензиро.
– Вы, я вижу, любите мучить себя тем, на что невозможно найти ответ.
– Зато подобные вопросы не мешают пить чай и слушать птиц, – находчиво парировал парень.
Незнакомец рассмеялся.

– Какой мудрый ответ!.. А как на счет врат в мир сокровенного? Вон, Ваши друзья зря времени не теряют.
– Я буду рад, если им удастся их отворить.
– Не удастся, – покачал головой странный человек.
– Почему Вы так считаете?
– Там же написано: только “нищий духом” отворит их.
Бензиро пристально уставился на своего собеседника.
– А что это значит? Тысячи людей проходят под аркой. Неужели никто из них не удовлетворяет нужным критериям.

Теперь уже пришло время немного подумать собеседнику. Но пауза была недолгой.
– Видите ли... Есть умные – есть глупые. Есть обуреваемые страстями – есть опустошившие свою душу. Но врата не пропускают ни тех, ни других. Так?
– Похоже. И почему же?
– Тем, у кого нет желаний, врата не нужны. Согласны? Ибо они ничего не хотят. Либо же уже все имеют, что хотят.
– Допустим. А остальные?
– А остальные знают, чего хотят, и ждут исполнение своих желаний. Поэтому врата их и не пропускают.
– Не понимаю. Что плохого в том, чтобы иметь желания?
– Плохого в этом ничего. Более того, иметь их обязательно надо! Иначе к вратам можете даже не подходить... Но желания – это контрабанда. Проносить их с собой нельзя.

Бензиро с недоумением покачал головой.
– Не понимаю.
– Ну, как Вам объяснить... Смотрите. Друг приглашает Вас в гости. Так? Готовится к приему, хочет Вас удивить, порадовать сюрпризом. А Вы... приходите и, как клиент в ресторане, начинаете оглашать свои желания: хочу того, хочу этого. Принесите мне коктейль Маргариту. Но чтобы лайма было лишь чуть, а льда побольше. И вот уже Вашему другу хочется поскорее спровадить Вас. А сюрприз свой он Вам так и не раскроет. Лучше прибережет его для... того, кто оставил свои желания за дверью и кто сможет по-настоящему порадоваться. Не делая заказов, как... – незнакомец покосился в сторону, – вот, как Ваш умный друг. Кажется, его зовут Тоширо?.. Да, имена имеют значение.
– Так. Значит, получается, что блажен тот, кому все равно, чем его будут угощать?

Незнакомец опять рассмеялся.
– Не совсем... Скажите честно, Вы часто приглашаете в гости другого своего друга?
– Арата? Откровенно говоря, нет.
– Почему?
– Он даже не в состоянии отличить на вкус черный чай от зеленого. И поговорить с ним нет о чем.
– Правильно. Не в обиду Вашему другу будет сказано: с ним не интересно. Правда?.. Вот, и получается. Чтобы человека захотели пригласить в гости, он должен, как минимум, отличать черный чай от зеленого. Ну и как Вы, понимать толк в пении птиц. А еще... Быть интересным собеседником и уметь слушать.

Бензиро задумался. А незнакомец опять улыбнулся и встал.
– Вы умеете слушать. И мне так много хочется Вам рассказать! Не согласитесь ли принять мое приглашение немного погостить у меня?
– У Вас?.. Я... Хорошо. Но где Вы живете? Далеко?
– Да, нет. Совсем близко. Пара шагов. Через арку.

© Dalahan Dalyet. Jun 25 2015

Химеры больного воображения.

– Ирочка, не выходи на балкон. Я боюсь.
– Чего ты боишься, милый?
– Ты упадешь.
– Оставь свои глупости. Пей кофе, дорогой, и успокойся. Не заставляй меня думать, что у тебя паранойя.
– Ирочка, не ходи на балкон.
– Успокойся... А-а-а-а...
– Ну, вот. Я же говорил, упадешь. И что теперь делать?

***

– Пожалуйста, не беспокойте его.
– Я постараюсь. Но мне необходимо его допросить.
– Ладно. Допрашивайте. Только не давите на него. У него нестабильное психическое состояние.
– Я никогда ни на кого не давлю.
– Попробую Вам поверить.

***

– Здравствуйте. Вы Александров Владимир Владимирович?
– Да.
– Александрова Ирина Петровна, девичья фамилия Шагалина, Ваша жена?
– Да, моя жена.
– Когда в последний раз Вы видели ее?
– Простой вопрос. Третьего дня утром. Не задолго до того, как меня забрали сюда в это заведение.
– Если можно, подробнее.
– Что, простите, подробнее?
– О жене Вашей. О том: когда Вы последний раз ее видели.

– Я же рассказал. В то утро я видел ее в последний раз.
– Подробнее, прошу Вас.
– Хорошо, извольте. Мы проснулись рано. Утро было чудесное, ясное, свежее. Но Ирочка не хотела вставать – все нежилась в кровати. А я, знаете ли, пошел варить себе кофе.
– Дальше.
– Что дальше?
– Ну, сварили Вы себе кофе. Дальше.
– А дальше Ирочка все-таки встала и раздетая вышла на балкон. А я говорил ей: не делай этого.
– Чего этого?
– В смысле?

– В смысле, говорили ей не выходить голой на балкон?
– Говорил не выходить на балкон вообще.
– Почему?
– Что почему? Разве не ясно?
– М-м. Мне пока не очень.
– Вы притворяетесь? Разве не знаете, что люди обычно падают с балконов?
– Что, все?
– Нет. Не все. Но многие.
– И что?
– Что и?

– Дальше что?
– Да ничего. Ирочка не послушалась, вышла на балкон. Как Вы изволили выразиться, голой.
– И?
– И свалилась.
– С балкона?
– Да.
– А Вы?
– Я? Я вызвал скорую помощь.
– Зачем?
Пациент прищурил глаза и изучающим взглядом посмотрел на следователя.

– Мне кажется, Вы задаете мне глупые вопросы. Как по-Вашему, кого надо вызывать в случае, если человек упал с балкона?
– Я бы вызвал полицию.
– Возможно. Но в первую очередь обычно вызывают скорую помощь. Вдруг еще можно чем-то помочь.
– Ладно, хорошо. Что дальше?
– Дальше? Дальше я не стал пить кофе. Знаете, настроение пропало. И подождал медработников.
– Дождались?
– Дождался.
– И что?
– Ничего.

Следователь нервно поерзал на стуле.
– Я Вас прошу, пожалуйста, меня попросили не давить на Вас – артериальное давление может подскочить, Вы можете впасть в нервозность, – поэтому рассказывайте сами и чуточку подробнее. Приехала скорая помощь – и что?
– Говорю же Вам, ничего. Они сказали, что Ирочки нет внизу и... видимо, разозлившись, забрали меня самого вместо нее.
– Ага. Значит, они проверили: Вашей выпавшей с балкона жены нигде нет, и тогда решили, что Вам самому нужна медицинская помощь?
– Да, видимо, именно так и было.
– Но где же теперь Ваша жена?
– Я не знаю. Говорю ж Вам, она выпала с балкона. Хотя я предостерегал ее, но она не послушалась.

Следователь некоторое время тер себе виски и собирался с мыслями. Затем продолжил допрос:
– Ну, хорошо. А кто еще может подтвердить, что Ваша жена была с Вами дома до приезда медработников?
Пациент задумался, потом ответил:
– Пожалуй, никто.
– Плохо, плохо.
Допрашивающий снова потер виски.
– Видите ли, консьержка утверждает, что Ваша жена накануне вечером действительно возвращалась домой – где-то за час до того, как пришли Вы сами. А потом ни Вы, ни она не покидали дом, пока Вас самого утром не увезли санитары. И все последовавшие три дня никто Вашей жены не видел.

Следователь сделал паузу, внимательно изучая пациента клиники.
– Можно было бы спуститься по пожарной лестнице, – предположил он, пытаясь уловить малейшие изменения в мимике “мужа Ирочки”. – Но она у вас в аварийном состоянии. За что домоуправлению уже дважды выставлялся судебный иск. Покинуть дом этим путем на текущий момент не представляется возможным. И как Вы сами, в таком случае, объясните исчезновение Вашей жены?
Пациент устало покачал головой.
– Вы меня не слушаете или не хотите услышать, – упрекнул он следователя.
– А что я должен был услышать?
– Кажется, я Вам все объяснил.
– Это Вы про балкон?
– А Вам этого мало?

Следователь постарался удержать себя в руках.
– Не то, чтобы мало. Но, видите ли, как бы... Обычно, когда люди падают с балконов, от них хоть что-то остается. И это что-то можно зафиксировать и отдать на экспертизу. Случай же с Вашей женой несколько иного порядка.
Пациент снисходительно улыбнулся и предпринял попытку зайти в своих объяснениях с другого конца:
– У Вас так не случается, что в своем воображении Вы выходите за границы, за которые заходить не следовало бы?
Следователь постарался вникнуть в слова допрашиваемого.
– М-м. Возможно. И что из этого?
– Обычно мы в таких случаях тут же отбрасываем плохие мысли, – продолжил пациент. – Но... иногда делаем это слишком поздно. Знаете, слишком велик соблазн подумать о том, о чем нельзя даже подумать.

– Например.
– Ну, например, Вы переходите дорогу. А по ней мчится машина на большой скорости. Рядом стоит человек. И Вы мысленно представляете себе, как толкаете его под колеса. Естественно, в действительности Вы никогда этого не сделаете. Но мысленно!
Пациент сделал акцент на последней фразе.
– А мысленно Вы берете и сбрасываете свою жену с балкона? – подхватил идею следователь.
Пациент немного замялся, но ответил:
– Как Вам сказать?.. Не то, чтобы я очень этого хотел. Просто моему подсознанию было интересно проиграть эту ситуацию.
– И?
– Что и?
– Вы ее сбросили? Жену Вашу с балкона. Подсознательно.
Пациент засмущался еще больше.
– Да... Каюсь. Я это сделал. Но я ее предупреждал! Не выходи на балкон, говорил.

Следователь высморкался и рискнул задать прежний свой вопрос:
– Ну, а куда ж она тогда делась? Почему санитары не обнаружили ее фрагменты на асфальте перед домом?
Тут пришла очередь задуматься пациенту. Но думал он не долго.
– Рискну положить, что, так как, в реальности я этого не делал, а лишь допустил это действие в рамках своего воображения, то и Ирочку нужно искать там же.
– Где там? – совсем уж ошалело спросил следователь.
– Где-где. В моем подсознании.
Следователь встал, обошел кабинет главврача и подошел к окну. Открыв его, застыл, жадно глотая свежий воздух.
– Пожалуйста, отойдите от окна, – послышалось настойчивое сзади, – здесь седьмой этаж. А это очень опасная высота.

– Чего?! – совсем уж сердито, но, на всякий случай, отпрянув от подоконника, прорычал следователь.
– Я попросил: не подходите к окну, – повторил пациент, – знаете, я с детства боюсь высоты. И всякий раз вопреки своим страхам проигрываю в сознании страшные картины падения. Борюсь с этим, но безуспешно. Причем... – он опять немного смутился, – картины падения других людей мне нравятся больше, чем свои собственные.
– А Вы часто сами так падали? – нашелся следователь.
– Приходилось, – задумчиво ответил пациент.
– Отлично! Тогда, где Вы обычно оказываетесь после очередного своего падения. Мысленного, конечно же.
– Ну... когда как. Как правило, там же где и был. Сознание, завершая цикл своей работы, возвращает нас к реальности, от которой оно оттолкнулось.
– Как правило? Вы хотите сказать, что были и другие прецеденты?

Следователь сел на свое место и с неподдельной серьезностью уставился на допрашиваемого.
– Да, были... – задумчиво ответил тот. – Как-то я настолько запутался в химерах своего подсознания, что не смог сам вернуться в нашу реальность. Вот выпал из окна... мысленно... и затерялся в чащах образов. Скажу Вам, это было страшно. Сколько я тогда пережил, – пациент мрачно вздохнул.
– Но как-то все-таки вернулись, – заметил следователь, – иначе мы бы с Вами сейчас не разговаривали.
– Да, вернулся. Факт.
Пациент вдруг о чем-то напряженно задумался и продолжил, говоря скорее сам с собой:
– Да. Факт. Вернулся... Ирочка. Она сама пришла тогда за мной. Отыскала меня, умница. Как же ей это удалось?.. Почему я упустил этот эпизод? Не расспросил ее. Надо было.

– Ваша жена пришла за Вами и вытащила Вас из Вашего же подсознания после того, как Вы мысленно выпали в очередной раз из окна? Вы это хотите сказать?
– Да-да. Именно так все и было... Но как ей это удалось? Вы не знаете?
– Нет. Не знаю. Я бы это хотел от Вас услышать.
Пациент помрачнел.
– Да-да. От меня... Я должен был ее расспросить, – и вдруг просияв, воскликнул. – Я все понял! Она тогда выпала вместе со мной... Или вслед за мной!
– Вот, как?!
– Да. И я теперь знаю, как вернуть Ирочку!
– Замечательно, и как же?
– Я Вас сейчас выкину из окна. Не бойтесь, это не опасно. Если только Вы упадете туда, куда надо, и не потеряетесь в глубинах собственного подсознания.

Следователь невольно потянулся за кнопкой вызова санитаров. Но взял себя в руки и решил повременить.
– А собственно, почему я? Почему я должен отправляться за Вашей женой? Может, Вы на себя это возьмете? Облегчите работу следственным органам.
– Не могу, – неожиданно твердо отрезал пациент, – очень хотел бы сам, но нет.
– И почему?
– С балкона ее сбросил я.
– Допустим.
– Не допустим, а так и есть. Теперь, чтобы отыскать ее, мне нужно сбросить кого-то вслед, войдя в то же настроение, что у меня было в тот момент три дня назад. Иначе этот некто попадет в иную реальность и не найдет там Ирочку. Да еще и сам в ней затеряется. С самим собой я не смогу повторить тот же путь. Говорю ж Вам: я с детства боюсь высоты. И от этого не смогу воссоздать нужное настроение. Ужас, который я в такие минуты испытываю, все перебьет.

– Я, вообще-то, тоже боюсь высоты. И тоже с детства, – заметил следователь.
– Это не важно, – деловито ответил пациент, уже что-то решая про себя и не интересуясь мнением собеседника, – Ваше психологическое состояние не будет иметь значения. Всем буду управлять я. От Вас потребуется лишь по возможности расслабиться, чтобы не мешать мне.
– Да, но... А как же Ваша жена смогла последовать тогда за Вами и отыскать Вас? У нее тоже, наверное, было совсем иное настроение чем у Вас.
– Кто их знает... Женщин. Они всегда были для меня загадкой... Ладно хватит разговаривать. А то придут санитары и помешают нам.
В это момент следователь понял, что пришло время жать кнопку. Только уже было поздно...

***

Когда главврач, заждавшись окончания затянувшегося допроса, решил его прервать и зашел в свой кабинет, он обнаружил там только больного Александрова. Следователя не было.
– А где следователь? Уже ушел? Странно. Санитары не сказали, что он выходил.
Пациент спокойно сидел в кресле и молча смотрел в распахнутое окно. И тогда жуткая догадка пронеслась в голове у главврача. Он кинулся к окну и взглянул вниз. Затем, немного успокоившись, повернулся к пациенту.
– Где он? Куда Вы его дели?
Больной медленно обратил взор на врача.
– Кого? Следователя?.. Он пошел искать мою жену.
– Что?!
– Вы успокойтесь. Ничего страшного. Если он вовремя не вернется – пришлют другого следователя. Мы отыщем мою Ирочку.

© Dalahan Dalyet. Oct 21 2014

Великим Начинаниям – Удача и Великие Свершения!
Долгим Походам и Странствиям – Счастливый Исход!
Уставшим Путникам – Яркий Свет и Добрый Огонь!