Он, Она, город.
(слегка бредовый фантазм)

Ночь.

Густой, как пивная пена, туман медленно наползал на город, заполняя собой каждый сантиметр, каждую щель и трещинку в заборе или стене. Мало кто был тому свидетелем. Люди обычно спят по ночам, не обращая внимания на происходящее вокруг. Тем же, кто не спит, нет дела до какого-то там тумана. Настанет день – тогда посмотрим. А сейчас – нет.
Но, туман не просто наползал на город. Он менял его. Завтра люди проснуться и уже не увидят ничего привычного вокруг. Все поменяется. Город изменится. Только, мало кого это удивит. Все уже давно привыкли.

Один из немногих, кто наблюдал приход тумана – ночной смотритель на станции– никак не мог к этому привыкнуть. Но это была лишь его личная беда.
Ночь подводит черту, ставит точку происходящему днем. Настает утро, и проснувшиеся видят, к чему все пришло. Если что-то не так, вините сами себя. Ночь и туман ни при чем. Они всего лишь выполняют свою работу. Как и он, смотритель, свою – следит за порядком на вокзале. Жаль, только, что он не в силах управлять расписанием прибывающих и убывающих экспрессов!

Густой, как пивная пена, туман медленно наползал на город.

Вечер накануне ночи.

– Вам нравятся лампочки на потолке.
– Нравятся. Синие.
Антуан сделал глоток и удивленно посмотрел на собеседницу:
– Как странно. Мне тоже нравятся синие. Хотя мой любимый цвет – фиолетовый.
– А я люблю оранжевый.
Дама тоже сделала глоток, и ее глаза таинственно заискрились.
Мужчина вновь изобразил удивление на лице и сделал паузу в разговоре. Дабы не создавать момента неловкости принялся изучать иллюминацию потолка.
Дама все это время молча пригубливала фужер.

– Сегодня удивительно теплый и одновременно не душный вечер, – прервал словесную паузу Антуан. – Наверное, все дело в легком, но теплом ветерке. А еще этот таинственный аромат, если Вы чувствуете его. Он сладко щекочет, волнует и даже немного дразнит. Или, возможно, это лишь мои собственные ощущения?
Немного сощурившись дама с интересом посмотрела на мужчину, отводя фужер в сторону, но, не опуская его на стол:
– Что?
– Ветерок.
– Ветерок?
– И аромат.

Женщина на мгновение закрыла глаза и сосредоточилась на своих ощущениях, как будто пытаясь удостовериться в верности услышанных слов. Но никакого ответа с ее стороны не последовало. Через мгновение она лишь вновь молча пригубила свой фужер.
Мужчина сделал тоже самое.
– Музыка невероятно гармонирует с настроением, – уже без пауз продолжил Антуан. – Хотя, обычно я не имею обыкновения слушать чиллаут.
Теперь уже дама одарила собеседника удивленным взглядом. Как будто ей впервые повстречался человек, редко слушающий музыку в стиле чиллаут. Фужер в руке вновь медленно уплыл от ее губ. Глаза сверкнули чем-то совсем необъяснимым и, пожалуй, не относящимся ни к сути беседы, ни к вечеру в целом. Но попыток поддержать беседу не последовало.

Тогда Антуан встал и удалился.
Даму это расстроило. Она не проявляла желания завязывать неожиданное знакомство со случайным собеседником. Но, так или иначе, частично оно все же уже состоялось. А раз так – теперь она чувствовала себя брошенной.
Нет ничего неприятнее – чувствовать себя брошенной!
Женщина тоже встала и направилась к выходу с утопающей в зелени и цветах террасы. Несмотря на чудный вечер, похоже, он не сулил ей ничего интересного. Вернуться в отель и лечь спать – было единственное желание.

Она обогнула сверкающий огоньками фонтан с рыбками, лишь мимолетно полюбовавшись его красотой. Миновала небольшую площадку, уставленную фуршетными стойками с напитками, фруктами и десертами. И взошла на импровизированный мостик, являвшийся соединительным порталом между клубом и городом. Никаким другим способом нельзя были ни попасть в клуб, ни покинуть его. И все из-за того, что это увеселительное заведение располагалось на холме и со всех сторон утопало в буйной экзотической растительности, представлявшей из себя настоящие непролазные джунгли.

Женщина неожиданно для самой себя остановилась на середине моста и прильнула к парапету. Ее заворожил открывающийся с этого места вид на залитый огнями город внизу. Картина показалась ей фантастической. Такого не может быть в реальности! Это лишь чья-то буйная, монументальная и парадоксально-сюрреалистическая фантазия, выплеснувшаяся на холст гигантской картины.
Она простояла так некоторое время, не в силах отвести взгляд. Внутри нее при этом зарождалась тревога. Неосознанная, беспричинная. Впрочем, беспричинность остается таковой лишь до тех пор, пока причина остается загадкой. И дело тут в том, что далеко не все загадки разгадываются (по крайней мере, сразу).

Затем женщина подняла голову и посмотрела на звездное небо. Эта часть картины показалась ей не столь монументальной, но не менее завораживающей и таинственной.
Дама постояла так еще какое-то время, умиляясь созерцаемым, пока не увидела то, что ее устрашило – со стороны на город гигантским бесформенным монстром наплывал плотный белый туман.
Обычно это погодное явление не тревожит людей. Туманы бывают часто. И ничем не угрожают. Но тот туман, бесспорно, был зловещ. Он “пожирал” город, и это выглядело страшно.
Женщина поморщилась, ей стало не по себе, и она поспешила прочь.
– Постойте! – долетело сзади.

Перед вечером.

Антуан брел по улицам тонущего в предвечерних сумерках города. Именно брел. Так говорят, когда у человека нет никакой цели и никакого мотива. А их у Антуана не было. Всех целей и мотивов его давно лишил проклятый Удав – неизвестно откуда принесенная туманом тварь. Гад этот со знанием дела давно прочно оплел все естество Антуана, как тот не сопротивлялся. Медленно, обстоятельно и мучительно выдавил из него последние чувства, эмоции, мотивы и цели. И теперь их у него больше не было.
Антуана обогнала красивая девушка в коротком обтягивающем платье. Но мужчина лишь вскользь глянул на нее и тут же отвел взгляд.

Нет, он не охладел к женщинам.
Удав. Это все он. Проклятая тварь научила женщин готовить отвратительное рагу из цукини с морскими гребешками. И сейчас, глядя на стройные ножки девушки, Антуан явственно и неприятно для себя уловил мерзкий запах перепеченных кабачков и едва припущенных теплом сырых моллюсков.
Ему стало дурно.
Почему? Что с ним не так? Может, Удав все же не довел свое дело до конца? И в нем, в Антуане, еще осталось то, что способно мучить и отвращать. Скорей бы тварь исправила упущенное. Тогда, скорее всего, станет легче.
Скорей бы!

Девушка исчезла из виду, а мужчина побрел дальше.
Стоял теплый вечер. Откуда-то со стороны подкатывали клубы густого тумана. Но Антуана это не удивляло. Подобное погодное явление было свойственно городу, в котором он только и помнил себя. Туман давно стал неотъемлемой частью города. Его сущностью.
Туман всегда что-то приносил с собой. Однажды Удава, а потом полчище каких-то монстров, навсегда изменивших людей и сам город. Антуан перестал обращать на это внимание. Все равно он не был в силах противостоять.

Впереди призывно зажглись огни клуба «Магнолия». Мужчина поднялся на холм и взошел на мостик, приглашающий посетителей провести чудесную ночь.
Здесь никогда не пахло кабачками с моллюсками, и сюда не проникал городской туман. За это Антуан любил клуб.

Старый ночной кошмар.

– Сколько стоит пирожок с мясом? – спросил мальчик.
– Двадцать монеток, дружок, – приветливо ответила тучная продавщица гастронома.
Мальчик порылся в кармане и отсчитал сорок монеток.
– Мне два, пожалуйста.
Тетушка пересчитала деньги и с улыбкой на лице выхватила большой вилкой из термо-ящика пару дымящихся пирожков. Аккуратно завернув их в оберточную бумагу, протянула покупку клиенту.
– Кушай на здоровье. И приходи еще, если мама деньги на пирожки даст.

Мальчик схватил пирожки, поблагодарил и выскочил на улицу. Стояло ранняя весна, и кругом было грязно. Но это не смущало мальчишку. Он ел горячий пирожок и вдыхал сладковатый запах просыпающейся после зимы природы.
Вокруг сновали взрослые. Но они не беспокоили мальчугана. Что им до него? И что ему до них? Ешь пирожок и вдыхай запах весны. Вот, и счастье.
Только, едва выйдя из гастронома мальчик почуял неладное. Прежде всего, туман. Необычно густые клубни сырости вдруг заполонили все вокруг. Скрыли из виду дома, прохожих. Тротуар под ногами едва проглядывался.
Как идти домой мальчик знал и мог вернуться даже в таком тумане. Главное, не попасть под машину. Но страх сковал его и не дал ступить шагу в этой обрушившейся неизвестно откуда белой мгле.

А дальше начался ужас.
Тишину прорезали неистовые крики. Так кричат люди, когда им доставляют сильную боль. Кричали взрослые мужчины и женщины. К этому добавлялись пискливые детские вопли. Мальчуган в ужасе прижал к груди пакет с так и не съеденными пирожками и что мочи припустил домой.
В тумане его чуть не сбила машина. И высунувшийся в окно водитель громко покрыл его скверной бранью. Мальчик еще никогда не слышал такой злой ругани. Но не успел осмыслить, испугаться или обидеться. Он лишь еще быстрее побежал домой. Оставалось совсем немного. Вот уже его знакомый двор, знакомый палисадник с первыми весенними цветами перед домом. Первый подъезд... Второй...

В дверях он столкнулся с соседкой, которая раньше часто по доброте угощала его конфетами. Только теперь она схватила его за волосы и что есть мочи встряхнула, так, что в глазах у мальчика потемнело:
– Куда несешься, гаденыш?! Не видишь: взрослые идут?!
Извиваясь, мальчик с трудом вырвался, и, не помня себя, плача и побросав пирожки, помчался по лестнице наверх. Третий этаж, четвертый, пятый... Вот, их дверь.
– Мама!!! – вырвалось у него.
Он заколотил кулаками в дверь, забыв о звонке. Ему не открыли – дверь открылась сама.

Мальчик вошел внутрь и понял, что дома происходит самое страшное, что он только мог себе представить. На полу лежали распростертые тела мамы и папы. А над ними жадно копошились какие-то отвратительные твари, с жадностью высасывающие содержимое голов и грудной клетки бездыханных родителей.
Сознание мальчишки помутилось. Туман проник и туда. Только не выел ему мозги, но лишь свернул их в мучительно болезненный узел, превратив в нарывающую язву.

Ночью.

– Постойте!
Антуан едва успел настигнуть женщину на мосту, пока она не растворилась навсегда в чреве светящегося огнями суетного города.
– Я искал Вам цветы. Простите, если не угадал с Вашим любимым сортом. – Антуан слегка ухватил ее за локоть и протянул букет неизвестно откуда взятых бело-красных цветов.
Дама опешила от неожиданности:
– Цветы? С кокой причины? Кажется, мы с Вами расстались.
– Простите. Я не был учтив. Возьмите цветы. Прошу.
Женщина взяла букет, уткнулась в него лицом, неподдельно пытаясь насладится его ароматом.
– Спасибо... Только, что дальше?

– Ничего, – смущенно ответил Антуан. – Я ухожу. Спокойной ночи.
– Как?! Вы опять хотите меня бросить? Тогда заберите.
Дама отвергла букет и собралась развернуться и идти прочь.
– Нет-нет! – взмолился Антуан. – На самом деле, я не хочу бросать Вас... Просто, не знаю: как быть.
– Что не знаете? Не знаете, зачем подсели ко мне? Зачем догнали и поднесли букет?
– Нет... Это я, как раз, знаю... Впрочем, нет... И этого тоже не знаю. Вы правы.
– Прекрасно! – женщина плеснула ладошами. – Так еще со мной ни разу не знакомились! Ладно. Давайте я Вам помогу. Все очень просто. Подходите к даме, протягиваете ей букет и говорите: “Разрешите с Вами переспать”. А дама Вам отвечает: “Хорошая идея. Только, чур – на моей территории”. Вот, и все! Видите, как просто. И не надо рассказывать даме про синие лампочки на потолке.

Едва женщина замолчала, как Антуан вдруг покраснел и, схватившись за горло, повалился на парапет, едва не перекинувшись через него.
– Что с Вами? – испуганно закричала женщина, удерживая человека от падения в темную пропасть.
– Простите... Сейчас...– глухо кашляя, мужчина пытался пересилить приступ удушья.
– Час от часу не легче! Да, что с Вами? Подождите, я позову на помощь!
– Не надо... – прохрипел Антуан. – Сейчас все пройдет. Извините. Ничего страшного. Это обычный приступ.
– Вы астматик?
– Нет... Это удав... Душит.
– Удав?! – глаза женщины округлились. – Вы астматик, тронувшийся мозгами?
Мужчина глубоко вздохнул, взял себя в руки и заставил улыбнуться:
– Вы опять правы. Именно, тронувшийся мозгами.

Дальше, пытаясь показать, что все прошло, мужчина, как ни в чем не бывало, заговорил о другом:
– Любуетесь городом? Неправда ли, отсюда наш город кажется очень красивым?
Даме мужчина показался еще и дешевым симулянтом – так скоро он пришел в себя, едва не скончавшись минуту назад.
– Да, он красив, – не подала она виду. – Только город не наш, а Ваш. Я тут всего второй день. А почему Вы сказали “кажется”?
– Так, Вы приезжая? – мужчина смутился. – Тогда не придавайте моим словам значения.
– Нет, уж. Продолжайте, – потребовала дама. – Почему Ваш город только кажется красивым?
– Ладно, попробую, – нехотя поддался Антуан.

– Вы любили в детстве жареные пирожки с ливером? – долго что-то обдумывая, наконец, начал он.
– Что? Пирожки?.. Да, любила. И что с того?
– Так вот, их больше в нашем городе не продают. Уже давно.
Женщина озадаченно посмотрела на Антуана. Разговаривая, они неспешно пересекли мост и незаметно вступили во владения города. Клубы густого тумана уже вовсю хозяйничали здесь.
– Не продают пирожки? В этом вся беда? И как давно? – решила допытать дама странного собеседника, хотя его речь казалась ей полнейшей глупостью.
– С тех пор, как в городе появились монстры. А принес их с собой вот этот туман.
Женщина с опаской оглянулась и невольно поежилась.

– А еще исчез лимонад и многое другое.
– Все, наверное, выпили и съели монстры? – съехидничала дама.
– Нет. Монстры едят только человеческие мозги и сердца. Больше ничего. Вот, только, людям, которым высосали мозги и грудную клетку, уже не нужен лимонад и пирожки с ливером.
– А Вы, как я поняла, единственно уцелевший из горожан, раз переживаете по этому поводу? И монстры, наверное, охотятся за Вами.
– Нет. Они забыли про меня. – снова улыбнулся Антуан. – Я им не нужен. Но гулять со мной, тем не менее, опасно. Должен Вас предупредить.
– Ух! Мне уже страшно.
– Да-да. Я опасный спутник. Не смейтесь.
Мужчина остановился и некоторое время пристально смотрел даме в глаза.

– Знаете, я хочу Вас угостить. Чувствую, что должен это сделать, – вдруг предложил он.
– Чем же? Я заинтригована.
– Пирожками с ливером.
– Но, их же больше не продают в Вашем городе.
– Если согласитесь пойти со мной, то продадут.
– Замечательно! Только есть одно НО. Я не терплю пиццерий и дешевых забегаловок. Увы.
– Нет-нет. Что Вы! Я не собираюсь вести Вас в дешевую забегаловку. Тем более что ночью они не работают.
Антуан взял женщину за руку и повлек куда-то в сторону, где они окончательно утонули в тумане. Огни города исчезли.

Потом пришлось долго продираться сквозь кустистые заросли, совершенно не напоминавшие парковую зону. Дама несколько раз едва не ломала каблуки. Но, окончательно ошалев от обрушившегося на нее приключения, покорно поспешала за увлекающим ее куда-то незнакомцем.
Наконец они вышли на открытое пространство. Туман резко оборвался. Это была безлюдная площадь. Немного странная. Здесь не было ни машин, ни иллюминации, ни привычных рекламных билбордов. Несколько светящих фонарных столбов по периметру. Кое-где пустые аккуратные скамеечки. И все.
Впрочем, нет. Под одним из фонарных столбов одиноко скучала за большим контейнером на колесиках милого вида тетушка. Именно это место и было, как оказалось, целью их вылазки.

Антуан твердо направился к ночной продавщице и, подойдя, сразу поинтересовался:
– Пирожки с ливером есть?
– А как же! – радостно оживилась тетушка.
– Горячие?
– Только испечены!
– Мне четыре, – тут же выпалил Антуан и обратился к подруге. – Вам сколько?
– Зависит – сколько стоит. Может, у меня денег не хватит, – сыронизировала дама.
– Двадцать монеток, – серьезно ответил Антуан. – Только, чур – ставлю я.
– А-а! Ну, тогда... два.
– Нам шесть, – подытожил мужчина. – И два лимонада. Или крюшон, если есть.
– Конечно есть, – все также радостно приняла заказ тетушка и принялась хлопотливо извлекать из контейнера дымящиеся пирожки и упаковывать их в оберточную бумагу. В конце еще извлекла из ящика сзади две бутылки и услужливо вскрыла их странным инструментом, напоминающим инвентарь инквизитора.

– Извините, картонные стаканчики кончились, – сокрушенно констатировала она.
– Ой! – всплеснула руками дама. – Как же мы без картонных стаканчиков-то?
Реакция тетушки на сарказм поразила. Она расстроенная тут же метнулась куда-то со словами:
– Подождите минуту, я сейчас.
Мужчина с женщиной остались одни на площади. Туман не проникал сюда. Было тихо и очень покойно. Умилительные мошки кружились в конусе света фонаря. Антуан спокойно ждал, похоже, будучи совершенно уверенным во всем происходящем.
Наконец, тетушка появилась с двумя картонными стаканчиками:
– Вот, пожалуйста. Извините.
– Спасибо, – поблагодарил мужчина и принялся отсчитывать монеты, в большом количестве извлеченные из кармана.

***

Доев четвертый пирожок, Антуан вытер рот упаковочной бумагой, отхлебнул крюшон, удобно откинулся на спинку скамеечки и закурил. Дама съела только один, второй же не решалась начинать. Все это время, пока они ели, оба почти не проронили ни слова. И теперь уже даме хотелось поговорить и задать ряд вопросов.
– Вы что-то говорили про монстров? – осторожно начала она.
– Монстры? – Антуан выдохнул густой клуб дыма и обернулся к подруге. – Тут их нет. Спокойно пейте лимонад.
– Спасибо. Успокоили. И все же.
– Видите ли, – глубоко затянувшись и снова выпустив дым начал Антуан, – к сожалению, туман и монстры не безукоризненно выполняют свою работу. Это как торопливая неаккуратная уборщица протирает мокрой тряпкой три паркетины на полу через одну. И оставшиеся недомытые потом мучаются. Только они уже никого не интересуют. Про них забыли, их вычеркнули.

– Вот, как? Вы, значит, и есть та самая недомытая паркетина? И та тетушка тоже?
– И она, и я, и этот небольшой, нетронутый туманом кусочек города, – согласно закивал Антуан.
– Хорошо, – что-то обдумав, продолжила дама. – А я? Я Вам зачем понадобилась? Когда Вы уже, наконец, предложите переспать с Вами? Или в “недомытой уборщицей” части города это не практикуется?
– Переспать? – задумчиво протянул Антуан и вдруг оживился. – Да-да! Ведь, это именно то, что я хотел. Как я Вам благодарен! Я не ошибся в Вас.
Мужчина швырнул окурок в урну и, обхватив даму руками, улегся на скамейке, положив голову на ее мягкие, как подушка, бедра. Через несколько мгновений он уже мирно спал.
Дама некоторое время просидела, не шевелясь, и не зная, что делать дальше. Потом, придя в себя, отхлебнула лимонад и принялась за второй пирожок.
Ближе к утру туман над городом стал рассеиваться.

Утро.

Станционный смотритель неторопливо и обстоятельно протирал губкой скамейку. Закончив с ней, принялся за рядом стоящую урну. Ее содержимое он убрал еще ночью. Теперь избавлял от оставленных мусором следов нечистот. Какой-то человек, куря, прогуливался по перрону. Поравнявшись со смотрителем, он остановился и с интересом стал следить за его работой.
– Вы каждый день все так тщательно убираете здесь? – решился задать он вопрос.
Смотритель поднял голову.
– По правде, это не входит в мои обязанности. Но я чувствую, что должен это делать. Иначе нельзя.
– Понимаю, – кивнул человек и сменил тему. – Не знаете, когда прибывает очередной экспресс?

Смотритель махнул в сторону помещения вокзала:
– Там висит расписание. Простите. Я не знаю. Теперь экспрессы приходят и уходят из города, когда захотят.
– Сегодня ночь была особенно туманной, – снова сменил тему незнакомец.
От этих слов смотритель напрягся:
– Вы заметили? Да. Меня это тоже обеспокоило.
– Обеспокоило? А что в этом страшного?
Смотрите некоторое время молчал, изучая человека на перроне.
– Вы не здешний. Да, это видно. Потому и спрашиваете, – наконец, начал он. – Туманы в нашем городе не простые. Только, не выспрашивайте. Я все равно не смогу всего объяснить... Ведь, Вы нездешний.
– К чему столь мистический тон?

Смотритель не ответил. Закончив с уборкой, он оставил человека на перроне в одиночестве. Все равно он ничего не смог бы ему объяснить. Хотя и знал, что туманы в городе всегда приносят перемены. Особенно такие густые, как этой ночью. И редко когда это заканчивается добром.
Впрочем, он уже не знал, что добро – что нет. Ведь он был один из “недомытых”. И при этом давно уже не управлял расписанием прибытия и убытия экспрессов.
В привокзальном скверике на скамеечке обнаружилась парочка. Мужчина спал на коленях у женщины. А женщина смотрела на проступающие из растворяющегося тумана очертания города.
Смотритель узнал мужчину. Антуан. Они были старыми друзьями. Только тревожить пару он не стал.
– Может, хоть на этот раз туман принесет моему другу что-то доброе?
Сказал смотритель и побрел прочь.

© Dalahan Dalyet. Mar 03 2014

Фактор Ю или Шутник.

Море. Ты опять застаешь меня врасплох. Еще миг назад, казалось, было так далеко, что я едва различал шум твоих волн. И вдруг набрасываешься, как кошка на кинутый фантик из засады. Немного беспечности – и я уже очередная жертва твоих шалостей. Мокрый и счастливый.
Почему счастливый?
Ну, как это объяснить? Скажем, во мне есть нечто, что всякий раз вызывает восторг, когда вот так в пучине шокирующих ощущений и переживаний я обнаруживаю вдруг для себя то малое, но неожиданное и безмерно ценное, чего не мог бы испытать, сколь не искал бы специально.

Впрочем, именно специально. Специально каждое утро я спускаюсь на берег, чтобы поиграть с морем в эту забавную игру. Заранее знаю, чем она закончиться – мокрой одеждой – но всякий раз, когда вода заливает мои сандалии, как ребенок радуюсь этому. И все потому, что пресыщаюсь при этом положительными эмоциями. Эмоциями, которые хочется переживать еще и еще. Несмотря на испытываемый при этом кратковременный шок.
Парадокс? Да. Парадокс, который манит, зазывает и щекочет. Не дает покоя. Гонишься за ним. Ловишь короткий миг счастья, чтобы тут же выпустить его из своих рук. И снова пуститься в захватывающую погоню.

Все, хватит. Я много уделяю времени раздумьям. А ты ждешь, мой верный друг, море. Ждешь моего ответного хода в нашей игре.
И я делаю его. С наигранной злостью кидаю булыжник в поднявшуюся волну. Не для того, чтобы причинить тебе боль. Это невозможно, да и к счастью. Просто это забавляет меня. И, знаю, тебя тоже.
Впрочем, ты, верно, считаешь меня не очень остроумным. Согласен. Куда мне до тебя! Так шутить, как ты, я не умею. Мне еще многому учиться.

– Владимир Александрович! Завтракать приготовила! Идите кушать, пожалуйста!
Голос. Какой приятный!
Он прорывается сквозь пелену замороченного сознания, как ледокол чрез арктическую мерзлоту, как верблюд сквозь заросли колючек.
– Владимир Александрович! Курага в плове совсем размякла! Лукум сохнет!
– Иду-иду, Алия! Сейчас! Спасибо тебе!
Какая хорошая женщина эта Алия!
Ну, что дружище! – обращаюсь я к морю. – Отложим наш разговор. Нельзя хозяйку обижать. Она нам завтракать приготовила.

Я поднимаюсь наверх в тень платановой аллеи, переходящей в сад; в умиротворенность едва слышного шороха листьев и в интимность призывно журчащего ручейка. По старым каменным ступеням, обрамленным могучими платанами-чинарами.
А те, как живые. И я даже знаю их имена. Вот Алишер. Это Захириддин. Там Мирзо.
Какой шутник дал вам всем эти имена? Разве принято обращаться к деревьям по имени?
– Правда, Азиз? Ведь не принято?
– Правда-правда, – качает слегка ветвью самый величественный из платанов. – Не болтай много. Иди лукум кушать. Сохнет.
Да-да. Надо идти – Алия зовет.

Под сенью раскидистой чинары меня уже ждет теплый плов, зелень, катык в пиале, лукум на десерт. Я сажусь на низенький диван, и Алия спешит похлопотать, чтобы я случайно не забыл, зачем сюда пришел. Наливает мне чай.
– Вам не нравиться, Владимир Александрович, то, что я готовлю. Вы, наверное, к другой еде привыкли, – сокрушается женщина.
Я благодарно успокаиваю ее:
– Я никогда не ел ничего вкуснее тобой приготовленного, Алия. Да воздаст тебе Всевышний!
– Добрый Вы, Владимир Александрович. Работаете много. Меня хвалите.
– Я не добрый, Алия. Я умный. Мне это по работе моей полагается. А вот тебя я спросить хотел. Мне надо знать... по работе. Скажи: ты часто смеешься?

Вопреки моим ожиданиям вопрос не смутил женщину. Она с готовностью ответила:
– Я смеюсь всегда. А что это Вы так спрашиваете, Владимир Александрович?
– Всегда смеешься? – неподдельно удивляюсь я. – Разве это возможно?
– Нет, ну, не всегда, конечно. Вот, готовлю плов – смеюсь. Жарю баранину – смеюсь. Стираю Вам рубашку – опять смеюсь. Как перестану смеяться – начну плакать. А я не хочу плакать. Совсем не хочу, Владимир Александрович.
– Вот, как! Значит, если ты не смеешься – так сразу плачешь?
– Так сразу плачу, Владимир Александрович. Очень нехорошо это.

Отхлебываю чай из пиалы и снова рассуждаю. Получается, человек либо смеется, либо плачет. Все другое лишь временно. Мы постоянно стремимся к аффекту. Тому или иному. Иль то к радости-веселью, иль то к грусти-тоске. А апатия, выходит – переходное промежуточное состояние, не более.
Надо будет обязательно вернуться к этому вопросы в моей книге. Если только получиться...
Макаю пучок рейхана в густой маслянистый йогурт-катык и с удовольствием жую его:
– Понимаю тебя, Алия. Еще раз спасибо тебе за все!
Пью чай и смотрю на ветви нависающей надо мной чинары.

Изумительно красивое дерево! Посаженное здесь для того, чтобы дарить благость всякому, кто скрывается под сенью его ветвей от суетности, царящей во всех пределах.
Ты растешь, моя милая чинара, и даже не догадываешься о тех страстях, что кипят вокруг тебя. Счастливая!
Или нет? Может ли быть счастливым тот, кто не испытывает страстей? Кому все равно?
Нет-нет. Это невозможно. И ты не такая. Тебе не все равно. Ты плачешь и смеешься вместе с теми, кого укрываешь от солнца своей кроной. Я знаю это.
И именно поэтому дал тебе имя. Да-да. Это я тот шутник, о существовании которого пока никто здесь не догадывается. Да и не надо. Я – дающий имена деревьям – нарек тебя... Айкуи!

Странное имя, не правда ли? Даже Алия не знает: откуда оно пришло и почему я его выбрал. Собственно, я и сам не очень это понимаю. Просто назвал и все.
Я шутник. Это моя работа. Это моя работа...
Айкуи. Так зовут ту девочку, которую я спас.
Помню, в тот день мне сильно хотелось пить. Жажда, как назло, очень мешала мне. Так и пыталась поломать мне всю мою работу. Но у нее ничего не вышло. Я справился на сто процентов. Фактор Ю сработал ювелирно. И я спас тебя, глупая девочка. Больше не делай так.
Да, помню, мне тогда очень хотелось пить...

***

Ну, как же я хочу пить!
Словно издеваясь надо мной, за окном автомобиля проплывают витрины с аппетитными бутылочками. Но я не смею просить коллегу за рулем остановиться. Сейчас дорога каждая минута. И цена вопроса – жизнь. Жизнь юной, попавшей в психологический переплет, девчонки.
Сейчас я должен отбросить все посторонние мысли и сконцентрироваться на своей работе, продумать каждую деталь. Мне необходимо быстро взять ситуацию под контроль, как только мы прибудем на место. Времени будет практически ноль, а цена ошибки – гибель девочки.

Как же все-таки легко человек входит в состояние психоза! Еще вчера ты смеешься, радуешься жизни и считаешь себя счастливым. А сегодня уже стоишь не крыше и заносишь ногу над пропастью. Почему не срабатывает естественный природный механизм защиты? Эмоциональная инверсия, уводящая нас от тяжелых последствий стрессов, психозов, шоков. Фактор Ю.
Плоский червь, едва обретя нервную систему миллиард лет назад, тут же нашел то, что по сей день хранит его примитивные нервы в целостности. Собака, весело бегущая за брошенной палкой, выделывает бессмысленные, но забавляющие ее фортели исключительно для того, чтобы не поехать мозгами от скучного прозябания в стенах городской квартиры.

А что же человек? Он так стремиться быть счастливым в своем эгоизме, что, когда все вдруг катастрофически ломается для него, забирается на крышу и пытается с нее спрыгнуть. И почему-то Ю перестает работать в этот момент. А ведь все обратимо! И катастрофы тоже. Я это уже знаю.
Состояние аффекта. Либо мы счастливы до умопомрачения, либо все кончено! Среднего не дано. Или же есть, но лишь как кратковременное промежуточное состояние.
Так, все. Хватит. Надо работать.
Автомобиль, взрезая пространство пронзительной сиреной (я специально наказал ее не выключать), влетает во двор. Люди расступаются. Человек в форме полиции почтительно пропускает нас, на всякий случай, отдав честь. Бригада скорой помощи безучастно покуривает в стороне, не понимая, зачем их сюда вызвали и какой у них фронт работ. Сопереживающие зеваки отшатываются. Строгий офицер с мрачным видом направляется к нам.

У меня буквально секунды, чтобы прояснить важные для себя нюансы и начать действовать. И главное сейчас – установить контакт с интересующим меня субъектом. Где она? Девушка на крыше. Где?
Я кидаю взор на окружающие двор многоэтажки и... Вот она! На самом краю. Есть! Смотрит на нас. Мы обратили на себя внимание. Это хорошо! Теперь нельзя терять времени. Пора. Я начинаю работать.
Достав из кулька красный поролоновый шарик на резинке, цепляю его себе на нос. Нахлобучиваю на голову шутовской парик. И с идиотским криком:
– Йо-хо-хо! А вот и я! – выскакиваю из машины.

Офицер обалдевает от моей выходки, замирает на месте и ошалело смотрит.
Это удача! Я произвел впечатление. Значит, и Она сейчас интересуется только мной и больше ничем другим.
– Уважаемые граждане! – начинаю я свой дурацкий спектакль, громко и манерно обращаясь к собравшимся. – Коль в голове тесто, тому здесь не место! Оставаться могут те, кто имеет в голове! – стукаю пальцем себе по виску – Й-а-ха-ха ха-ха ха-ха! А у кого ничего, в лоб щелбан тому всего! Й-а-ха-ха ха-ха ха-ха!
Только бы не переиграть! Только бы не переиграть!

Пока я несу вздор и громко хохочу, мой коллега оказывается рядом с остолбеневшим офицером, показывает ему свое развернутое удостоверение и тихо говорит:
– Делайте, что хотите, только не мешайте. И, главное, не дергайтесь. С этого момента ответственность за ситуацию несем мы.
Я подскакиваю следом и громко предлагаю:
– Жвачку хочешь, друг мой ситный?!
Достаю из кармана пластинку, разворачиваю и запихиваю в рот офицеру. Тот, окончательно растерявшись, все же послушно принимается жевать.

Так, хорошо. Начало положено. Пора исчезать из поля зрения.
Тут я надуваю огромный розовый шарик, вешаю его на ветку и угрожающе-комично обращаюсь к зевакам:
– Я вас покину ненадолго, уважаемая публика! Но когда вернусь, а с шариком что-то случиться... – делаю паузу, набираю в легкие воздух и взрываюсь диком ором. – Я ВАМ ВСЕМ ЗАДНИЦЫ НАДЕРУ!!! Й-а-ха-ха ха-ха ха-ха!
Тут же ныряю в подъезд. И исчезаю. Кажется, пока все идет гладко.

Лифту не доверяю – не хватало еще сейчас застрять в нем. Перелетая через две ступени, оказываюсь, наконец, на верхнем этаже. Ух! Староват я уже для таких упражнений. Пара секунд для восстановления дыхания – это важно! Мое лицо должно источать только радость и безудержное веселье. Потом чердак, выход на крышу. Все!
Вот, Она! Девушка на краю, готовая в любое мгновение сигануть вниз. Но сейчас ее интересует лишь мой розовый шарик внизу и то: куда я делся. А, значит, мне пора переходить ко второму отделению.
Жестом призываю и тут собравшихся людей убраться подальше и смело иду к Ней.

Она оборачивается. На лице внезапный испуг. Делает движение, показывающее готовность спрыгнуть. Но, нет-нет, милая! Меня не проведешь. Сейчас твое любопытство пересиливает все прочие побуждения. И пока ты его не удовлетворишь... или не раскусишь меня... ты не прыгнешь.
Подхожу совсем близко. Достаю из кармана сахарного красного петушка на палочке и протягиваю:
– Привет! Хочешь? Бери. У меня дома сто тысяч сахарных петушков! Я крашу их в разные цвета. Больше всего люблю розовый. Но и красный, и зеленый, и синий тоже. Тебя как зовут?
Девушка молчит. Полагаю, в ее голове сейчас каша.
Только бы не сфальшивить! Не переиграть!

– Меня, Жорж! Дурацкое имя, правда?
– Что Вам от меня нужно? – наконец произносит она.
– Ничего! – уверенно отвечаю я. – Просто ты красивая. А я люблю красивых людей.
– Это неправда! – неожиданно взрывается она. – Я не красивая! Я уродина! Вы врете!
– Я вру?! – на моем лице вспыхивает одновременно испуг и удивление. – Никогда! Никогда я не вру! Клянусь тебе!
Манерно вскидываю руки, имитируя обращение к небесам. И тут же, резко перестав кривляться, продолжаю:
– Нет, ну, правда. Посуди сама. Разве бывают девушки, женщины некрасивыми?

Она открывает рот, чтобы в истеричной манере опровергнуть эту мою истину. Но, я ее опережаю:
– Нет! Не бывают! – при этом опять кривляюсь.
Достаю зеленого петушка, невозмутимо сажусь и, запихнув его себе в рот, начинаю искренне любоваться открывшейся красотой простертого внизу города. А город действительно красивый! Трамваи ездят, люди ходят.
Девушка вдруг обессилено падает рядом и заливается слезами, прикрывая лицо.
Ну, вот, это уже лучше! Короткий спектакль удался и, похоже, весьма скоропалительно подходит к концу. Пора избавляться от шутовской атрибутики.
Я сбрасываю парик, красный нос, прижимаю к себе девочку и... И вместе мы грызем наших сахарных петушков.

– А Вам сколько лет? – вдруг спрашивает она, заглядывая мне в лицо.
– Пятьдесят.
– Не может быть! Вы так молодо выглядите.
– Ага. Как вот эта обгрызенная сахарная конфетка.
Показываю. Она разражается звонким немного нервозным смехом.
Хорошо. Еще немного истерично. Но это мне уже нравиться!
Интересно, что за гад довел тебя до того, что ты хотела сделать с собой? Впрочем, нет, не интересно. Наверняка, банальная история. А я страшусь банальных историй. Банальность – злейший враг моего Фактора Ю. Моего единственного, но непобедимого оружия.

– Знаешь, – обращаюсь я к ней, – я умираю от жажды. Идем, пить лимонад.
Все. Теперь она уже окончательно послушна мне. Я встаю, поднимаю ее, и увожу.
Мы идем пить лимонад.
Фенита ля комедия!

***

Айкуи! Айкуи! Глупая милая девочка!
Чинара слегка качает ветвями, как будто знает, о чем я думаю, и соглашается со мной.
Алия подливает мне чаю и пододвигает ближе блюдо с лукумом.
– Чудесный лукум! – искренне хвалю я. – Только ты, Алия, умеешь такой готовить.
Женщина немного смущается и подкладывает поближе к моему краю пирожные, что покрасивее.
– Ой, какой Вы добрый, Владимир Александрович! Да храни Вас Аллах!
Я улыбаюсь и настаиваю на своем:
– Не добрый я, а умный. А еще шутник.
– Шутник? – на лице женщины отражается испуг и недоумение. – Зачем Вы такое про себя говорите, Владимир Александрович? Шутники – они злые. Они над людьми насмехаются.

Я беззвучно смеюсь, не в силах сдержаться:
– Шутники, Алия, они разные. Есть такие, что насмехаются. Есть, что высмеивают. Попадаются и те, что прежде над собой смеются. А есть такие, что умиляются, когда шутят.
– Это значит, Вы над самим собой насмехаетесь, Владимир Александрович?
Еще порция чая вливается мне в пиалу. А я вдруг немного мрачнею от ее вопроса. Совсем непроизвольно.
– Над собой, Алия, – говорю после паузы, – я уже давно и не насмехаюсь, и не умиляюсь с себя.
– Ой! Я плохое сказала. Вы грустный вдруг стали. Простите меня.
– Нет, Алия. Ты тут ни при чем.
Я улыбаюсь ей.

Умилительно улыбаюсь.
А как иначе?! Разве могу я насмехаться над этой прекрасной добрейшей женщиной? Да отсохнет мой язык, а уста больше никогда не раскроются!
Надо мной насмехались. Долго и мучительно. И люди. И судьба.
Последний раз пошутив со мной, меня лишили семьи – моих самых дорогих, самых близких, самых бесценных! – и оставили в полном одиночестве в этом безжалостном мире. Тогда я сам уже занес, было, ногу над пропастью. И только... только что-то проснувшееся вдруг и заигравшее внутри остановило меня и уберегло впоследствии от сумасшедшего дома.

И вот теперь шучу я.
Шучу над друзьями. Над коллегами. Над случайными знакомыми и просто прохожими. Шучу над толпой и над целыми народами. Для того, что проснулось во мне, нет границ и нет преград. Шучу, когда разговариваю с Богом. Насмехаюсь над бесами!

А еще я шучу с моим другом – морем. Кидаю в него камушки, а оно обдает меня своей волной в ответ. Это очень забавно. Потом с деревьями, цветами, камнями... Не могу прекратить это. Если перестану – заплачу. Как Алия. А я не хочу плакать.
Не имею права.

Я шутливый странник, скитающийся по Свету в поисках тех, кто нуждается в Факторе Ю. Тех, кто занес ногу над пропастью или взял в руки нож. Только я могу остановить их. Больше никого они не послушают. Ибо больше никого для них нет. Как не существовало тогда никого для той девочки на крыше. Остаются только они и их боль. Невыносимая боль! Сильнее которой нет ничего...
Ничего кроме...
Кроме моего оружия. Оно острее дамасской стали. Оно жарче огненного смерча. Ничто не способно устоять пред ним. Если только... если только я не переиграю.
Фальшь. Вот то единственное, что может лишить меня силы, превратив в беспомощного дурака. И тогда мне конец.
Я не имею права на ошибку.

Звонит телефон. Мне пора.
Сегодня у меня тяжелая работа, ради которой я здесь. И я пока даже не знаю, как к ней подступиться. Плана нет. Домашние заготовки (вроде больших розовых шариков и сахарных петушков) сегодня явно не сработают. Наверное, меня ждет фиаско, и тогда я вряд ли вернусь обратно в этот сад.
На всякий случай: “Прощайте Алишер, Захириддин, Мирзо. Прощай Азиз. Прощай моя милая Айкуи. Прощай море. Если что – кто-нибудь другой поиграет с тобой в нашу веселую игру. Ты научишь”.

– Спасибо тебе, Алия. Да воздаст тебе Всевышний! Лукум был великолепен!
– Владимир Александрович, Вы скоро вернетесь? Баранину мариновать.
– Обязательно мариновать, Алия! И побольше перца. Я так люблю.
И не забудь полить чинару лимонадом! А то засохнет!

© Dalahan Dalyet. Oct 21 2013

О чем она думает?
из серии "Рассказы о животных"

Я заглядываю в ее большие, зеленые, немного раскосые глаза, и волна трепетной нежность накрывает меня. Глажу ее, и она отвечает на мои ласки легким содроганием тела и взглядом, полным искренней любви.
Как мало нужно нам обоим для упоения близостью, и как много это значит для каждого!
Она смотрит пристально, поедая меня своими глазами. А я, забывая обо всем, невесомой дымкой вплываю в нее, кажется, распахивая врата безграничного, неведомого, но манящего и засасывающего в себя мира. Растворяюсь в нем.

Мы ловим каждое движение друг друга, чтобы не упустить что-то очень для себя дорогое, и не преминуть ответить. Я трогаю ее пальцы – она щурит глаза и нежно прижимается ко мне щекой. Проводит языком по небритому подбородку – я беру ее голову и мягко вожу пальцами по шее и затылку. Я слышу ее дыхание – она тянется к моему.
Наверное, это безумие. И как давно оно длиться? Неважно, время не имеет значения.

Я смотрю в ее глаза и пытаюсь понять, о чем она думает? У меня нет ответа. Она никогда не говорит, а ее глаза источают лишь любовь и преданность.
И все же, о чем, о чем ее мысли? В ее глазах столько выражения, столько смысла. Чего-то, что нельзя высказать, но что важнее всяких слов. И как хочется заглянуть в глубину ее сознания! Увидеть, представить то, что видит и представляет она сама. Окунуться в мир ее порой тихих, порой возбужденных снов.

Но мне никогда не удается это сделать. Мне лишь кажется, что я иногда проникаю в ее мир, на самом же деле, он закрыт для меня. В том нет ее вины. Если бы могла, она открыла бы мне все тайные завесы. Только естество не всегда подвластно желаниям. Она не умеет превзойти свое собственное. И потому всегда остается той таинственной сущностью, какой она есть для меня.
Ну, и пусть.
Я снова глажу ее – она опускается мне на колени и затихает.

Пожалуй, на этом моя работа будет заканчиваться. Трудно писать со спящей кошкой на коленях.

© Dalahan Dalyet. Oct 03 2013

Мое “Большое Я”.
тема от Тени Цитадели “Мое большое Я”

Сложную тему мне в свое время задали. Не скрою. Ко всему нескромную. “Мое большое Я”. Чтобы писать про такое, требуется настроить себя на высшую степень эгоцентризма. Что мне не очень свойственно (хотя, себя я люблю и ценю, конечно же).
Но что поделать? Такова тема. Надо писать.
Хорошо. Тогда расскажу для начала один сон. Или видение. К чему оно – пока не знаю. Как этот сон поможет мне раскрыть тему – прояснится позже...

***

Мне часто видится, как я спускаюсь теплым летним днем по грубым, подернутым вековой стариной каменным ступеням куда-то к морю. Я его не вижу. Но слышу шипение волн и чувствую запах. Запах моря, который ни с чем нельзя спутать. А вокруг меня сад. Не фруктовый. Скорее оливы или чинары. Или что-то вроде (я не ботаник). Еще, кругом множество небольших каменных строений. Кажется, жилые дома.
Только людей нет. Я совершенно один.

Я совершенно один, но при этом мне не страшно и не одиноко. Я не ощущаю опасности. И хоть и не вижу никого, но явственно ощущаю присутствие других людей. Их дух окутывает меня. Он не злобный, не заставляющий меня напрягаться. Я чувствую, что желанен в этом неизвестном мне месте. Меня здесь ждут.
Кто? Не знаю. И, скорее всего, на этот вопрос нет и не может быть ответа. Ибо... ибо, возможно, мне самому предстоит придумать обитателей этих мест. Переместить из других известных мне миров или же сотворить их своей фантазией.
Только я спускаюсь по каменным ступеням и не спешу этого делать. Еще придет время. А сейчас... сейчас мне хорошо одному. И меня лишь манит шум морских волн.

Сколько раз я уже мысленно спускался по этим ступеням!
Иногда этот сон длиться всего несколько мгновений. Иногда очень долго. Но итог всегда один. Сад, наконец, расступается, ступени кончаются, и я выхожу на каменистый берег небольшой бухточки, закрытой отовсюду, кроме стороны моря, скалами. Иду дальше, пока волны не начинают заливать мне ноги, неизменно обутые в легкие сандалии.
И на этом все.
Странное видение. А может, и не нет. В любом случае, пока не совсем ясно, какое оно имеет отношение к теме моего «большого Я»?
Не будем спешить – может, все само прояснится, – и пойдем дальше.
А что там у нас дальше? Еще один сон-видение.

***

Сижу я...
Сижу я, значит, в большом белом кресле. Это даже не кресло, а что-то вроде дивана. Но по виду, все же, напоминает кресло. Так вот, сижу я в нем и смотрю в окно. Собственно, окном это назвать тоже нельзя. Скорее, огромная полукругом стеклянная стена впереди. А там, за стеклом, метет снег. Много снега. И лес.
Лес. Опять лес! Непременно лес! Почему всегда лес? Нет бы, какой урбанистический пейзаж. Так, нет! Деревья, деревья, деревья...
Вообще-то по жизни я... э-э ... назову это так: “урбанистический романтик”. Не мыслю своего существования без асфальта, бетона, магазинов, кафе, баров... м-м... ну, и всякого такого. Но, как только ухожу сознанием в мутные глубины подсознания, так сразу: лес, море, горы, цветочки, бабочки... снег метет.

Что до снега. Я, вообще, очень люблю зиму.
Вот другие ее почему-то не очень любят. Говорят: холодно! Согласен – холодно. Но в этом-то и прелесть! Прелесть испытывать контрасты. Летом контрастов мало. Разве что разжаренным кинутся с разбегу в прохладное море. А зимой вариантов больше. Да и вид заснеженных пейзажей (будь то городских или природных) настолько неповторим, романтичен и завораживающий, что ничего аналогичного не увидишь и не испытаешь ни в какую иную пору года. И поэтому мне всегда жалко тех, кто живет в широтах, не знающих зимы.
Бедные люди!

Вернемся ко сну.
Сижу я, значит, в белом кресле-диване и смотрю, как за окном-стеной метет снег и лес-лес-лес кругом. Пропади он пропадом!
И я опять один. Подле никого. Но и тут я все время кого-то рядом чувствую. Интересное состояние. Никого не вижу, поговорить не с кем, но чувствую. И это не напрягает, но успокаивает и радует. И так я могу сидеть долго, очень долго. Пока видение не развалиться.
Много раз я пытался развить эту тему. Но она дальше описанного не продвигается.
Странное явление эти сны!

Все-таки к чему я это рассказываю?

***

Сижу я в белом кресле – гляжу на падающий за стеклянной стеной снег. Никого нет – я один. И тут голос слышу. Естественно женский. Это само собой понятно. Мне, как мужчине, в такие минуты куда приятнее с женским голосом общаться. Именно “общаться с голосом” – про все остальное речь не идет!
Спрашивает меня этот голос (красивый такой):
– Как Вы себя чувствуете?
Молчу. Не хочу ничего говорить. Не люблю произносить банальные фразы.
А голос, вроде как, и не ждал, что отвечу. Продолжает:
– Концептуализация Вашего Я почти закончена.
“Отлично!” – думаю. Хоть и не понимаю, о чем речь.
А снег за окном все падает и падает.

И тут до меня доходит, что сюжет-то сдвинулся с “мертвой точки”! Развитие появилось! Голоса слышаться начали.
– Простите, что Вы сказали? – поспешил уточнить я у голоса.
– Концептуализация Вашего Я закончена. Теперь Вы абсолютно свободны.
Ура! Я свободен!
Как приятно осознавать, что ты свободен. Свободен от проблем, от страхов. Свободен сколько угодно сидеть и смотреть в окно. Или же встать в любой момент и уйти туда, куда захочешь. Например, из лютой зимы в мир жаркого лета. Туда, где плещет море и тянут свои ветви к небу загадочные чинары.

Но, стоп! Что происходит? Это уже не сон. Какая “концептуализация”?
– Простите, – снова интересуюсь я, стараясь не нервничать. – Я не очень понял про “концептуализацию”. Можете повторить?
– Не повторить, а сказать в третий раз, – не грубо, но и не сказать, что мягко отвечают мне. – Концептуализация Вашего Я закончена.
– Ну, и? – продолжаю недоумевать я.
– Ну, и ничего. Сейчас Вам принесут чаю.
– Какого чаю? Я не заказывал.
– Ваше “большое Я” просило. Впрочем, не хотите – не принесут.

Это уже не смешно. Когда Ваш внутренний (женский!) голос начинает откровенно над Вами издеваться – это серьезно! Но надо держать себя в руках. Когда сходишь с ума, главное – не поддаваться и всеми силами цепляться за остатки разума. Не впадать в панику, хранить спокойствие и блюсти личное достоинство.
– Нет, если мое “большое Я” хочет чаю, так сделайте одолжение, – показываю я, что ничем не обескуражен, контролирую ситуация и при этом не хочу быть никому помехой. – Кстати, где оно?
– Кто?
– Мое большое Я.

– Только что было внутри Вас. Но на текущий момент – уже вышло и пребывает в другом месте. Попросило принести Вам чаю и удалилось.
– Не скажете куда?
– Могу ошибаться, но мне видится морской берег и чувствуется тепло летнего солнца. Больше ничего сказать не могу. Место странное. Не идентифицируемое. Так, нести чай или нет?
– А виски есть?
– Есть. Но сейчас Вам нельзя.
– Понятно. Тогда чай.

***

Мое Большое Я стояло на гладких валунах, подставив лицо теплым лучам солнца, и морская пена заливала ему сандалии. Оно ни о чем не думало – оно получало удовольствие.
По правде говоря, в жизни мое Я очень много думает. Можно сказать, постоянно и бурно. О чем-то само с собой разговаривает, часто кого-то критикует (это его особо любимое занятие). Но когда стоишь по щиколотки в море и греешься на солнышке – думать не хочется ни о чем. Это особые минуты неописуемого блаженства, которыми хочется упиваться. И никто тогда не нужен. Хотя никто и не помешает. Особенно, если НЕКТО во всех отношениях естество приятное.

Мяукнула кошка.
Мое Я насторожилось, но тут же успокоилось и наоборот умилилось. Лишь подумало: “Откуда кошка? Почему кошка? Это уже развитие сюжета, однако!”
Черный котенок выбрался из камней и смешной походкой направился к моему Я. Я присело и почесало приятеля (или приятельницу?) за ушком. Отчего оба испытали легкий трепет.
Надо отметить, что мое Большое Я очень любит чесать за ушком кошек и собак. Как увидит, так руки сами тянутся. Почему только собак и кошек? М-м... не знаю, может, слонов тоже. Но слоны ему до сих пор не попадались.

“Хорошо то как!” – подумало мое Я и захотело холодного лимонаду.
Лимонад тут же появился на небольшом мраморном столике прямо на берегу.
Вот, гад! Мне чаю заказал, а сам холодным лимонадом в теплых краях среди чинар наслаждается. Сволочь!

***

Я встал с кресла и нервно зашагал, ища выход. Он нашелся быстро. Напоследок я еще раз оглянулся на завораживающий зимний пейзаж за стеклом и вышел. Дальше мне пришлось долго блуждать по какими-то коридорам, подниматься и спускаться по лестницам. В конце концов, я неожиданно ввалился в большой зал. В зале стоял диванчик, кресло и небольшой столик со странными предметами. На диванчике сидела дама.
Я поспешил к ней с намерением устроить небольшой скандал. Не люблю, знаете ли, когда меня за нос водят и производят надо мной какие-то эксперименты, манипуляции с моим Я. Но не успел я подойти и открыть рот, как дама меня опередила.
Сначала она предложила сесть в кресло, а затем огорошила странным предложением:
– Ваш ход.
При этом она указала на предметы на столике. Ими оказались: полированная доска, вроде шахматной, но без клеточек, и рядом – набор гладких каменных шариков.
– Простите, какой ход? – обескураженный я погрузился в кресло.
– После концептуализации “Я” Вы должны сделать ход.
– Зачем?
– Иначе мы все так и останетесь лишь концептами.
– Понял, – сказал я, хотя это была неправда.

Надо сказать, что мне свойственно говорить неправду. Я вообще считаю, что наивысшая мудрость – это умение врать. Говорить правду может любой дурак. Для этого ума не надо. А вот врать надо с умом.
И я соврал. Соврал, что понял, но тут же понял, что этого делать не следовало. Ибо мне нагрубили:
– Вы не могли ничего понять. Не старайтесь казаться умнее, чем есть. Это Вам не идет. Просто делайте свой ход.
– Может, тогда Вы хоть объясните, в чем суть игры и какой ход я должен сделать, – я немного обиделся на содержание и тон, и в моем голосе появилась резкость.
– Если я объясню, Вы испугаетесь и вообще не станете делать ход. И тогда нам всем будет плохо.

– Нам всем? Может, Вы хоть представитесь?
Дама просверлила меня насквозь строгим взглядом, но ответила:
– Я Ваше внутреннее “Я”. Имя можете придумать сами.
Мой разум немного покосился, но я опять взял себя в руки:
– Стоп-стоп. Вы... или это были не Вы?.. совсем недавно сказали, что мое “Я” в данный момент пребывает далеко. Где-то у моря.
– Это лишь один из концептов. Последний Вами рожденный. И если не хотите, чтобы он потух, Вы должны сделать ход.
– Ход? Прекрасно! И в чем его суть?
– Не задавайте глупых вопросов и не думайте тогда, когда думать не надо.

Вот! Это точно мое излюбленное утверждение: “не думайте тогда, когда думать не надо”. Похоже, моя собеседница не врет и действительно имеет отношение к моему “Я”.
– Да, именно так я и говорю всегда, – кивнул я головой. – И, все же, что за ход я должен сделать?
Дама не стала больше “темнить”:
– Просто возьмите шар и положите на доску, куда Вам хочется.
– И что будет?
– Посмотрим. Заранее этого никто не знает.

Признаться, в этот момент мне стало страшно. Последняя фраза прозвучала для меня зловеще. Но, по крайней мере, я уяснил, что должен сделать. И у меня, действительно, появилось желание взять каменный шар и положить его... Я несколько мгновений изучал пустую доску и, наконец, увидел место, куда непременно хочу его опустить.
И я сделал это!

***

Зловещий черный паук, подгребая к себе сеть паутины, навис над парализованной страхом гусеницей, и сверкающая капля смертоносного яда выделилась из его пасти. Но уже в следующее мгновение пламенный вихрь неожиданно разорвал изнутри чудовище на части, и нити горящих бикфордовых шнуров разбежались по паучьей паутине. Вырвавшаяся энергия не уничтожила (как ожидалось) попавшую в плен личинку, но в мгновение превратила ее в шелковый кокон, отбросив далеко за пределы локальной пространственности.
Личинка летела и лишь наблюдала в иллюминаторы своего кокона проплывающие мимо звезды...

– Хороший ход! Редкий. Даже неожиданный. Но в любом случае, хороший.
Я услышал сзади себя еще голоса (не разобрать: мужские, женские?) и тут же провалился в бездну своего подсознания. Лишь на мгновение открыв глаза, увидел пролетающую мимо гусеницу в коконе с иллюминаторами...
“И это тоже Я?” – подумал Я и отключился...

***

Вечерело. Солнце падало в море. Свежий бриз приятно освежал. Вдалеке качался на волнах парусник. Крик чаек приятной музыкой услаждал слух.
Я глянул на часы (откуда они у меня – уже лет пять не ношу?!) и понял, что...
– Ой-ой-ой! Скоро Новый Год! Что-то Я задержался тут. Шампанское без меня выпьют!
Я вышел из моря и в мокрых сандалиях поспешил вверх по каменным ступеням. По дороге мне вновь повстречался черный котенок. Я почесал ему за ухом и попрощался:
– Извини дорогой... или дорогая! Спешу. Но скоро вернусь. Жди.

***

Перед встречей Нового Года я люблю поспать часика два. Если не поспишь, потом трудно всю ночь высидеть. Особенно если пить мой любимый коктейль “Северное Сияние”.
Я открыл глаза и увидел сверкающую гирляндами елку. Пахло хвоей.
“Лесом пахнет! Опять лесом!..”

Я встал и пошел ставить утку в духовку.
Утке это всегда нравиться! Я никогда не делаю ничего, что не нравилось бы другим!

© Dalahan Dalyet. Dec 17 2017

Великим Начинаниям – Удача и Великие Свершения!
Долгим Походам и Странствиям – Счастливый Исход!
Уставшим Путникам – Яркий Свет и Добрый Огонь!