Сказание о Золотой Звезде.

Было это давно. Где-то пять миллиардов лет назад. Холодная космическая туманность плыла по скучному пустырю Вселенной, куда не долетала музыка, где не слышалось песен, где не кружили вихри страстей. И так тоскливо стало однажды маленьким частичкам газа и пыли, из которых Она состояла, что потянулись они друг к другу, чтобы немного согреться и развеселиться. Сгрудившись, завели они хоровод и образовали большой плоский диск. По мере нарастания веселья диск раскручивался сильнее и сильнее, а частички жались друг к другу больше и больше. Так в центре образовалось, наконец, настоящее столпотворение. Те, кто вращался на внешних кольцах, стремился пробиться в середину (где было веселее) и давили на других. Из скучившихся в центре сформировалось плотное ядро. И оно вобрало в себя почти все вещество той космической туманности.

Но некоторые частички так раскрутились, что, при всем их желании, не могли спуститься к ядру. Они выстроили собственный хоровод и кружили вокруг. Им тоже было очень весело, но не так жарко, как тем, кто оказался в середине. Этот внешний хоровод иногда распадался на отдельные кольца. В них появлялись небольшие сгусточки, которые толкались, слипались и, в конце концов, образовывали твердые тельца.
Ядро же, что было в неизмеримой мере большим, чем все эти крохотные сгусточки, продолжало сжиматься под собственной тяжестью. И настал момент, когда внутри него стало так жарко, что проснулся Великий Бог Синтез и попытался охладить пыл разбушевавшихся частичек, связывая их друг с другом на атомарном уровне.

Бедный Синтез – он не учил физику! Когда разбушевавшиеся частички связывают на атомарном уровне, они выбрасывают свою энергию, и вокруг становиться еще жарче!
Ядро раскалилось так, что это уже стало совершенно невыносимым. И тогда оно излило из себя свет. Много света! Родилась Звезда! Она заискрилась так сильно, что увидели ее другие звезды и нарекли Золотой (правда, были те, кто завидовал ее красоте и называл во злобе "желтым карликом").
Свет от Золотой Звезды лился миллиарды лет и согревал те маленькие кусочки тверди, что кружили вокруг, и были приворожены красотой своей Звезды, пока на одном из них не зародилась ЖИЗНЬ...

***

– Эссэ Азу.
Глава Четвертого Департамента Управления Экстремальной Разумностью суровый Рани изъял из переливающегося перламутром хрустального куба чашечку с дымящимся кофе и подсел на диван.
– Что Вы так увлеченно изучаете, эссэ Азу?
Не отрывая взгляда от танцующего перед глазами небольшого золотого цилиндра, адепт второго уровня Азу поспешил ответить:
– Изучаю материалы последней экспедиции, вернувшейся из системы "Малиновый Гладиолус".
– И что? – поинтересовался Рани, никогда не спешивший знакомиться с материалами прежде своих коллег.
– Много интересного.

– К примеру? – не унимался Рани, привыкший (по своей природной лени) получать от других сжатую информацию о главном, вместо того, чтобы самому компилировать груды информационного мусора.
– Это редкая система, где разум принял форму локализованных матриц в виде сложно организованных био-органических структур, – выпалил адепт.
Рани ухмыльнулся:
– Вы у нас недавно, эссэ Азу. Это видно сразу. То, что Вас так поразило, мы знаем давно. Можно сказать, изначально.
Азу пропустил мимо упрек.
– Нет-нет. Тут все действительно крайне интересно! Вот послушайте...
Рани отхлебнул из чашечки, оставил ее висеть в пространстве и откинулся на мягкую спинку...

***

Икар с детства был влюблен в лик Золотой Звезды. Она манила его своей величественной и пугающей красотой. И, несмотря на страх, мечтал лишь об одном: однажды прикоснуться к ней и поведать о своей любви.
Боги долго удерживали его от этого, зная о Звезде больше, чем несчастный Икар. Но, умиленные его трепетными чувствами, свершили глупость. Они даровали ему крылья, способные вознести его к Любимой...

***

– Замечательно! Форма разумности, обуреваемая нелепыми чувствами, приходит к иррациональности мышления! Я сталкиваюсь с таким впервые. Это настоящий прорыв!
– Да-да, – вяло отметил Рани, – помню эту глупую историю. Это из старых материалов. Тогда многие "по шапке" получили.
– И чем закончилась история?
– Ничем хорошим.
– Что с Икаром?
– Сгорел. В дым. Как и ожидалось.
Рани допил кофе и встал с дивана.
– Давайте выйдем на воздух, эссэ Азу.

На балконе было приятнее, чем в душном помещении. Свежий ветерок, срывая с места огромные валуны, метал их из стороны в сторону и мягко обдавал прохладой. Рани проводил взглядом нечто зеленое, пролетевшее мимо, и заговорил:
– Проблема экстремальных форм разумности заключается в том, что на пути своей неизбежной эволюции... а эволюция необходима, – он сделал смысловое ударение, – ибо чисто креативные формы страдают повторяемостью и предсказуемостью... Так вот, на пути своей неизбежной эволюции они испытывают влияние двух противоположных тенденций: стремления обрести мудрость, с одной стороны, и безрассудного желания самым глупейшим образом реализовать доминирующую в себе элементарную прихоть, с другой.

Рани вдохнул поглубже прохладный воздух и продолжил:
– До поры это противоречие разрешается явлением корректирующего логического мышления, отсутствие которого есть идиотизм и в чистом виде встречается довольно редко даже у них. Но отдельные его проявления довольно часты на стадии становления молодого разума. Увы, с этим приходится мириться.
– Может, не стоило тогда дарить ему крылья?
– Он, обуреваемый чувствами, спалил бы свой город. Придумал бы как. А так – мы дали ему шанс. Мало ли, вдруг мы сами чего-то не понимаем? Эта их Звезда со странностями. Хотя, на вид – обычный "желтый карлик".

***

Звезда полюбила все, что вращается вокруг нее, и считала это неотъемлемой частью себя. Особенно ей нравились совсем уж маленькие формы эволюции органики, на одной из планет, которые беспрестанно бегали, суетились и создавали мощные и умилительно приятные чувственные возмущения.
В своей ревностной любви к ним она и допустить не могла того, что когда-нибудь эти маленькие сгустки углерода захотят покинуть ее. Тогда она исказила пространственно-временной континуум вокруг себя и сделала невозможным физическому телу покинуть пределы ее влияния за меру времени, сколь-нибудь постижимую разумом.

***

– Действительно, редкая звезда! Смотрите, вокруг нее существует пространственно-временная аномалия, делающая невозможным моментальный перенос материи в пространстве. Даже скорость передачи информации ограничивается непреодолимой постоянной.
Глава Департамента хмуро свел брови.
– Да-да. Об этом мне уже докладывали. Но, видите ли, эссэ Азу, в общем-то, это вполне свойственно континуумам с широким горизонтом рационализма. Это Звезда слишком много о себе мнит – в этом все дело. Она ревностно пытается контролировать все, что происходит вблизи, и, тем самым, не только изолирует себя от других звезд, но и создает трудности для форм разума, зарождающихся в ее пределах. Они стают ее узниками.

Зеленое создание вновь замелькало перед Рани и заставило его нервно отмахнуться.
– Достали меня эти нейтринные протоплазмоиды!.. О чем мы говорили?
– О пространственно-временной аномалии.
– Да-да. Это довольно частое явление среди не очень старых звезд. Положительная роль такой аномалии проявляется в том, что она создает для зарождающихся форм незрелой разумности своего рода колючую проволоку вокруг детского садика. Глупые детки не могут до поры разбежаться и наделать глупостей в открытой Вселенной. Вы только представьте, что будет, если такие, как этот Икар, разбегутся по ней! Материнская ревность Звезды до поры удерживает их... А что это за музыку Вы слушаете?

В ответ Азу щелкнул по цилиндрику, и вокруг разлились звуки чарующего вальса.
– Они, – адепт ткнул куда-то пальцем, – послали радиосигнал в космос, модулирующий эту композицию, в надежде, что ее услышат во Вселенной. Наши ребята постарались, чтобы сигнал был направлен точно в нашу сторону. Так что – если считать по их законам – через семь миллиардов их лет мы его получим.
Рани прикинул и отрицательно замахал головой:
– Не получим. За семь миллиардов их лет этот сигнал рассеется на столько, что нам, учитывая слабомощность их передатчиков, придется собирать его по крохам на площади в сотню галактик. Никто не будет этим заниматься. А жаль! Приятная музыка.

Зеленые протоплазмоиды беззаботно кружили внизу над лужицей кипящей жижи, время от времени плюющейся в них красивыми оранжевыми струйками. Наблюдая за их игрой, Азу пришел в умиление и забыл про дела.
А в это время...

***

Скверный был нрав у Звезды. Трудно ей было угодить. В своем возмущении рождала она неистовые бури Звездного Ветра. И когда ветер этот достигал одной из планет, вспыхивало над ней зловещее сияние. И вся неистовость Звезды переходила тогда на тех, кто там жил.
Любуясь звездным сиянием своей разозленной матери, существа, не замечая того, теряли в своих душах любовь и милосердие и обретали злобность и бессердечие. Мудрость покидала их, и ее место замещала глупость. И помышляли они лишь о власти, чтобы получать удовольствие от страданий других и наслаждаться собственным величием. И даже когда смотрели они на далекие звезды, то думали о том, как станут властелинами Вселенной, чтобы топтать ее своими пятками.

***

– Больше всего, патрон, меня поражает в их потребительский паразитизм. Они уже стоят на грани исчерпания всех природных богатств своей планеты, но думают при этом не о том, чтобы научиться возмещать взятое, а о том, как бы перебраться куда-нибудь на все готовое. А еще меня угнетает их нетерпимость и злобность. Кто их этому всему научил?
Рани, казалось, перестал слушать адепта. Ловко скрутив из какой-то железяки модель нейтринного протоплазмоида, он швырнул его вверх, и тот, причудливо закрутившись, как настоящий, стал выделывать пируэты в пространстве.

Азу тем временем продолжал:
– Знаете, при всем этом, мне их жалко. От своей глупости они сами же и страдают. По большому счету, ведь нам до всего этого нет никакого дела. Не правда ли? Пусть хоть задохнуться или съедят друг дружку живьем. Но жалко дураков! Да и не можем мы разбрасываться эксклюзивными формами локализованной разумности.
– Не можем, – серьезно отметил Глава Департамента. – А посему, Вы немедленно отправляетесь туда. Эту Звезду надо вывести на чистую воду! Говорю Вам: все дело в ней. Она забыла свое настоящее лицо и не показывает его. Она забыла, что соткана из Звездного Ветра и является частью Вселенной! Они вторят ей, хотят походить на нее, но лишь захлебываются в собственных амбициях. Вы правы, нам до всего этого не было бы никакого дела, если б только...

Теперь уже Рани щелкнул по золотому цилиндрику, и чарующая музыка вновь разлилась по округе.
– Если бы не вот этот чудесный вальс. Я не хочу, чтобы он оказался последним их творением. Ради этого я готов с ними повозиться.

***

И видела Звезда, что происходит с ее детьми. Но не хотела она признаться в вине своей. Лишь все пуще и пуще злилась, и бури становился все злее и злее.
И убивали дети друг друга. И смеялись над чужими несчастьями. Отворачивались друг от друга в надменном безразличии. Ослепленные величием Звезды своей, собственное ничтожество ему приравнивали. И в потугах быть на нее похожими лишь обнажали в себе самое грязное.
И прекращали они творить красоту, но лишь губили мир свой, некогда Звездой подаренный, думая, что так и надо. Вселенная большая! Другие миры есть! Прекраснее! Ну ее, эту Звезду! Надоела!
Да, только, кто их отпустит то? Крепко Звезда держит их в своих объятиях...

***

За окном мелькали галактики. Азу пил чай и под мерный стук колес обдумывал план своих действий. Командировочное предписание было до сухости лаконичным: "Заставить Звезду истинное лицо свое показать. А негодных детей ее свое собственное отражение в нем увидеть".
Хоть Азу работал в Департаменте недавно, но эта проблематика ему была уже знакома. Дело вырисовывалось тривиальное. Только вот, народец на этот раз ушлый выпадал. И это несколько пугало.
Азу попросил у мило улыбающейся проводницы еще три чая и сосредоточил сознание на золотом цилиндрике...

***

О, как отрадно! Как отрадно было Звезде наблюдать за бесшабашными наивными играми своих деток, когда те иногда возвращались к первозданной сущности тех маленьких частичек Звездного Ветра, из которых некогда возникла она сама. Когда карнавалы и фиесты сотрясали небольшую планетку, стихали звездные бури. Мать-Звезда в такие моменты вспоминала свое беззаботное детство. Те веселые хороводы, что кружились здесь очень давно. И ей снова хотелось стать просто звездной туманностью.
Но нет! Ведь, тогда не станет этих ее маленьких умилительных деток! Горькие слезы наворачивались у Звезды. И она оставляла все, как есть. Сколько б ни выпало им просуществовать в этом обособленном кусочке необъятной Вселенной, она всегда пребудет с ними и не прекратит согревать их своим теплом. И погаснет только тогда, когда согревать уже будет некого...

***

Азу не спал ночь. Весь день проезжая по владениям Золотой Звезды, неотрывно провожал ее по небосклону. А под вечер сошел на неизвестном полустанке.
Звезда уже клонилась к далекому пригорку, заливая багрянцем бескрайние золотисто-зеленые поля. Незнакомые ароматы ворвались в Азу и вмиг опьянили. Он забыл, где он и зачем. Тут его окликнули:
– Мил человек! Вам куда?
Азу обернулся и увидел деревянную телегу, запряженную длинноногим экзотическим протоплазмоидом с выпученными глазами.
– Автобус будет только утром, – объявил возница. – Так что, если не погнушаетесь, садитесь – подвезу, куда надо. Денег не возьму.

– Вас как зовут? – приличия ради поинтересовался Азу.
– Кличьте Петром. А Вас?
– Меня... Алексеем.
– Так что, едем?
– Едем, – немного подумав, решился Азу-Алексей. – Куда Вам, туда и мне.
Адепт ловко взгромоздился на ворох соломы и кинул рядом свой небольшой серебристый чемоданчик.
– Н-но, кудрявая! – заорал Петр, сильно тряхнув кожаными шнурами, что тянулись от него к запряженному протоплазмоиду.

"Интересная система!" – успел подумать адепт и тут же повалился в солому, ибо "кудрявая" резво рванула с места.
– Вы по делам в наши края, али так – рыбку половить? – вдался в расспросы Петр.
– По делам, – ответил Алексей, с большим трудом принимая сидячую позу на трясущейся телеге и отряхивая солому. – Хочу со всех сторон рассмотреть лики вот этой вашей Звезды, – пассажир ткнул пальцем на заходящий за холм золотой диск.
– А-а! Так Вы ученый, астроном, – заключил Петр. – Хотите в наших краях обсерваторию строить – место приехали присматривать?
– Типа того. А главное – вам ее истинные лики показать.

– А че их нам показывать? Мы их и так знаем.
– Знаете? – удивился адепт.
– А то! Вон, глядите, – возница ткнул пальцем. – Это ее ночной лик. Правда, Вы, астрономы, его по-другому называете.
Адепт повернул голову и открыл рот от удивления. С другой стороны в посеревшем небе вставал еще один диск. Голубой, холодный и совершенно лишенный заносчивости. Даже какой-то грустный, как показалось.
– Феноменально! – тихо вырвалось из уст адепта.

– Ну, давайте, стройте вашу обсерваторию. Нам не жалко, – благодушно разрешил Петр.
– Построим, построим. И обсерваторию построим. И космодром построим.
– Чего?!
Возница оглянулся и долго изучал своего странного пассажира.
– Нет-нет. Я не пил, – поспешил успокоит его Алексей. – Просто пора вам, ребятки, уже отрываться от своей мамки. Эдак и сгнить тут можно. В космосе вас уже ждут!
– Ну, я так и понял, что не пили, – усмехнулся Петр. – Да только, как же от нее оторвешься-то? – решил он поддержать разговор. – Вы че, про пространственно-временную аномалию не знаете? А еще ученый! Хоть десять космодромов постройте, да только не отпустит Она нас.

"А народ тут осведомленный" – отметил про себя адепт. В слух же возразил:
– Это, смотря как строить. И главное, смотря какую цель перед собой при этом ставить. Если цель будет неправильная, то и не получиться ничего.
– Ну, это понятно... Вы, вот что. Закусите-ка яблочком. А то, видать, у Вас с утра маковой росинки во рту не было.
Петр протянул Алексею большой зеленый плод, и тот, с жадностью впившись в него зубами, громко захрустел.
– Что за сорт?
– Антоновка.
– Вкусно... Только Вы никому об этом не говорите, а то сюда со всей Вселенной толпы ломанутся. Тогда конец вашей антоновке и красотам местным.

***

Темнело.
Звезда прятала до утра свой неистовый, честолюбивый, но дарящий тепло лик, и замещала его ликом сдержанным и располагающим к глубоким раздумьям. Ведь вопреки всему Звезда была наделена вселенской мудростью!
По проселочной дороге катила деревянная телега. Сидящий на ней адепт второго уровня Четвертого Департамента Управления Экстремальной Разумностью эссэ Азу догрызал яблоко и ставил последнюю точку в составлении плана своих дальнейших действий...

© Dalahan Dalyet. Sep 11 2011

Рецензии к "Сказанию о Золотой Звезде"

Dalahan : Мало, что понял.
Тень Цитадели : Да, немного путаницы есть. Но второй лик, насколько я понял, не луна. Второй лик матери-звезды – это вспышки гордыни-власти в противовес первому лику любви. Идея очень ничего, но все-таки тяжеловато. Не думаете о читателе...
Арабеска : Научно... и так туманно...
Лотадан : Получилось как-то путано.
Ellery : А второго-то лица и нет! Луна – это ж совсем-совсем другое дело.
StarWarrior : Люблю фантастику, но и, правда, несколько запутанно. Вести паралелли в рамках одного рассказа, постоянно чередуя сцены, сложновато для восприятия текста.
Smoky : Мнение судьи : Для начала... Про два лика тут говорили, вернее про их отсутствие. Согласна с ЛП ТС, второй лик – это "злая" звезда. Так что с темой все хорошо. Теперь про все остальное. Очень интересная вещица. Уходя глубоко в сознание и структуру Звезды, копаясь там основательно и бесцеремонно, Автор выяснял, кто (или что?) стал причиной нашей веселенькой жизни на Земле. И нашел!.. Не то, чтобы "козлика отпущения", но создателя, вернее, создательницу не только законов капитального притяжения тел (причем только внутри Солнечной Системы, что было неожиданным!), но и психодиктатора над мелкими протоплазменными формочками, так занятно копошащимися на одном из шаров солнечного хоровода. Вот так вот! А мы-то считали, что сами во всем виноваты.
А еще меня... ммм... "порадовал" некий поезд, летящий через мириады вселенных, который мерно стучит колесами по... видимо, астероидам (или черным дырам?!). На мои вопросы "что бы это значило?" Автор бодро отвечал о некой насмешке (видимо, над той самой условно высшей цивилизацией) и о приятности путешествия, кое у многих протоплазмиков нашей планеты ассоциируется с путешествием на поезде, милой проводницей и огромным количеством чая (чая?! у этих высших неопределенной формы? Ню-ню!). Не считая этих неожиданностей, работа мне действительно понравилась. Что-то в ней есть такое... глубинное и... местами, мне кажется, правдоподобное. Вы молодец, господин Критик!

Сказки Заброшенного Сада.
II место Битве за Гобелен N 4

У Аннушки был секрет, о котором она не рассказывала никому.
Зачем? Никто все равно бы не поверил. А если и поверил бы, то вряд ли заинтересовался. Кому нужны феномены, не приносящие дивидендов? Это пустая сентиментальная глупость, не более – так подумали бы все. Потому Аннушка никому ничего и не рассказывала.

Стояла теплая осень. Деревья лишь слегка подернулись бронзой увядающей листвы, а трава еще не успела пожухнуть. Это чудесная пора, когда мысли сами собой абстрагируются от бытовых проблем, а сердце замирает в ожидании чуда. Только у Аннушки уже было чудо – заброшенный сад – и она лишь спешила на встречу с ним.
На этот раз, отправляясь туда, девушка прихватила с собой бутылочку с керосином. Больше ничего – все остальное было бы сейчас там лишним. Там, вообще, все было лишним, кроме того, что было в самом саду. Вот разве что керосин. Он закончился.

Вход в заброшенный сад предварялся садом фруктовым, с виду отнюдь не заброшенным. В него тоже редко кто заглядывал, и это было весьма странным, ведь кто-то должен был за ним приглядывать. Но девушку несущественные дилеммы никогда не занимали. В заброшенный сад, похоже, вовсе никто не заходил. Кроме нее, конечно. И Аннушку это вполне устраивало, ибо в ее планы не входило встречаться здесь с кем-либо. Одинокость места совершенно не смущала и не пугала девушку.

Скушав по дороге сорванное с дерева яблоко, она, наконец, вступила во владения настоящей сказки, полные тайн и секретов. Впрочем, тайны и секреты заброшенного сада открывались не всем. Случайно заглянувший сюда человек не обнаружил бы ничего примечательного – обычный всеми забытый полупустырь, до которого ни у кого не доходят руки, чтобы построить здесь супермаркет или свиноферму. И уже сам факт, что до сих пор здесь ничего не построили, был первым секретом. Никто не знал: почему? Аннушке же это было неинтересно – зачем задаваться ненужными вопросами. Но именно такому человеку, как она, сад являл свои тайны.

Сегодня сад встретил девушку мрачным серым небом, затянутым непонятно чем (это даже облаками не назовешь), хотя с утра день был солнечным. Вот вам еще одна тайна. Правда, Аннушку это ни в коей мере не огорчило – дружелюбность сада по отношению к ней не выражалась в климатических аномалиях, которые были в большей мере случайными, переменчивыми, и ими можно было управлять, меняя свое собственное настроение.

"Наверное, сад о чем-то задумался и попросил солнце не мешать ему сегодня", – подумала она, перепрыгивая через яму и уворачиваясь от куста шиповника, замыслившего порвать ей джинсы.
– С тобой мы еще разберемся, – кинула она шиповнику и направилась напрямик по бездорожью (а дорожек здесь не было и в помине) к небольшой архаичного вида каменной постройке.

Было тихо, лишь сухие веточки похрустывали под подошвами кроссовок. Умиротворенность места вызывала у девушки истомную дрожь. Приятную дрожь. Места страху в душе не было совершенно. Даже если бы из кустов вдруг вынырнула чья-то зубастая пасть, Аннушка кивнула бы ей и проследовала бы дальше.
На душе было очень легко. В голове всю дорогу крутился какой-то навязчивый рок-мотивчик "ля-ля-ля, ля-ля-ля", очень подходивший обстановке, и после очередного рокового "ля-ля-ля" Аннушка переломила ногой сухое березовое полено – так ей вдруг захотелось. Наконец, она очутилась рядом с каменной постройкой. Собственно, она и интересовала девушку.

Строение выглядело очень старым. Небольшой каменный флигелек в готическом стиле, весь поросший плющом и диким виноградом, а вокруг кружилось множество бабочек. Откуда здесь взялись бабочки осенью, стало бы еще одной загадкой, если бы Аннушка задалась подобным вопросом. Но это было не в ее привычках. Подойдя ближе, девушка прислонилась щекой к холодной каменной стене и так постояла некоторое время.
– Здравствуй, Кайель!
Неизвестно, к кому она обращалась. Но это и неважно пока.
Войдя внутрь, она огляделась.
– Ничего не изменилось, – отметила девушка вслух.

Так ли это было на самом деле – сказать трудно, поскольку известно было только ей.
Внутри, как и снаружи, летали бабочки. Старые каменные стены потемнели от времени, и лишь кое-где на них проступали легкие узорчатые рисунки, хорошо разглядеть которые было уже невозможно. По углам красовались огромные паучьи сети из толстых паутинок, которых в природе не бывает – их можно лишь нафантазировать в ужасной сказке. Интересно, какими должны быть пауки, способные создать такую ловушку? Но вот, пауков-то и не было – виднелась лишь паутина, больше ничего, никого и никаких следов чьего-либо пребывания.

Что привело в это странное место милую юную девушку? Ритуальный обряд? Таинственная месса? Может быть, жертвоприношение? Кстати, для этих целей здесь имелось подобие большого каменного алтаря. Но случайному зрителю не пришлось бы долго ломать голову над вопросами – девушка, не раздумывая, принялась за дело.

Прежде всего, она разделась, оставшись совершенно нагой. Немного помешкав, что-то припоминая, она метнулась к темной нише и извлекла оттуда сверток. Когда он развернулся, из рук Аннушки потекли на землю волны легкой темно-зеленой материи. Оказалось, что это длинное старомодное платье, нетронутое ни ветхостью, ни иной порчей. Проворно облачившись – платье было очень длинным, и не только покрывало босые ноги, но стелилось по земле красивыми рельефными складками – девушка распустила свои длинные темные волосы и стала походить на молодую ведьму (если кто-то их, вообще, видел).

Облачившись, Аннушка немного постояла, явно наслаждаясь своим новым ликом. Видеть, правда, саму себя со стороны она не могла – зеркалами там и не пахло. Но, с другой стороны, зачем ведьме зеркало?
Затем она вспомнила про керосин и снова полезла в нишу. На этот раз она извлекла из недр темного угла огромную книгу и архаичную, но в идеальном состоянии масленую лампу с пузатым стеклянным плафоном. Извлеченный на свет древний фолиант был тяжел и с трудом удерживался в хрупких руках вместе с лампой.

Сторонний наблюдатель непременно задался бы вопросом: зачем ей понадобились все эти предметы? Многие, наверняка, позабыли, что это такое, и что с этим надо делать.
Аннушка положила книгу на каменный алтарь, распахнула ее примерно посередине и стала расторопно заниматься лампой. Сняла плафон, подняла металлическую крышечку с вмонтированным в нее фитилем (не забыв осмотреть его с видом знатока, разбирающегося в масленых фитилях), залила в пустой резервуар лампы керосин, вернула крышку с фитилем на место и полезла в джинсы за зажигалкой.
Подумать только! Такие сложные действия! Какой таинственный ритуал!

Зажигалка чиркнула. Фитиль загорелся (чудо!). Аннушка водрузила на место ламповый плафон, и тот равномерно залился белым светом, поскольку был сделан из белого матового стекла. Светлее от этого не стало – был день – но в обстановке добавилось таинственной красоты. Разместив лампу рядом с фолиантом (видимо, так полагалось, согласно древнему ритуалу), девушка залезла с ногами на алтарь (обычно это редко практикуется) и, обхватив колени руками, мечтательно уставилась в большой готический проем в стене, открывающий вид на наиболее дремучие части заброшенного сада.
Бабочки расселись по стенам и замерли в ожидании.
В ожидании чего? Известно чего – сказки.

***

Никто не верит в чудеса, не приносящие дивидендов. Все ищут нечто, что можно "подержать в руках". Все остальное – глупость. Или того хуже – злое колдовство. Когда не виден рациональный мотив происходящего, вердикт один – это коварные злые происки "нечистого". Осенних бабочек не бывает, в них нет смысла. Значит – они "нечистые", либо же их нет.
Разве кто-то пытается заглянуть в душу и фантазии молодой девушки, напялившей на себя старомодное платье (в котором не рискнул бы появиться в свете не один разумный человек), сидящей на холодном камне в совершенно диком месте и уставившейся куда-то вдаль – никто не знает куда? Нет, тут все понятно. Она – либо ведьма, либо сумасшедшая. Или средний вариант – "отморозок".

А как же сказка, спросите вы? А что сказка? Сказка – это когда есть мораль, некая нравственная притча. Все остальное – глупость. Никого не интересует мнение самой сказки. Может быть, она не хочет никого ничему учить, а лишь дарить маленькие минутки трудно формулируемого счастья вот этим заворожено притихшим бабочкам. Может быть, она хочет подарить этой девочке радость самого факта ее человеческого бытия. А, может, еще и факта своей нужности кому-то. Кому-то незримому, существующему лишь в сказке. Может быть, именно поэтому она, сказка, спряталась от всех в этом заброшенном саду и являет себя лишь тем, кто не ищет дивидендов, как эта девочка?

Стоп! Кажется, мы занялись нравоучениями.
Бабочки очень долго ждали, чтобы кто-то зажег волшебную лампу и раскрыл старую книгу. Так что хватит рассуждать – сказке уже пора начинаться.

***

Хозяин трактира прибирался во дворе, когда скрипнула калитка. Незнакомец в темном плаще, широкополой шляпе и высоких сапогах ловко перепрыгнул через лужу и твердо зашагал к крыльцу трактира так, будто был у себя дома.
– Простите, господин, но трактир закрыт! – поспешил остановить пришельца хозяин.
Человек остановился и обернулся, немного приподняв полы своей шляпы.
– А-а! Старина, Бонс! Я тебя не заметил. Плевать я хотел на твое "закрыто"! Неужели, у тебя не найдется кувшина вина и куска холодной телятины для своего старого друга?
Хозяин заинтригованно покосился на незнакомца, пытаясь заглянуть ему в лицо.
– Силы небесные! Это же сам Кайель пожаловал к нам! Мы уже почти забыли о тебе, дружище! Каким ветром тебя принесло?
– Попутным, старина Бонс, попутным. И хватит расспросов! Я устал и чертовски голоден!

– Э, нет! Я не сдвинусь с места, дружище, пока ты не поприветствуешь меня, как полагается, и не сдавишь в своих железных объятиях мою больную грудь.
Гость громко расхохотался:
– Узнаю тебя, старина Бонс! Ты никогда не упускал случая показать: кто в доме хозяин!
Тот, кого назвали Кайелем, подошел к старине Бонсу и заключил его в крепкие объятия так, что кости последнего затрещали.
– Здравствуй, прощелыга Бонс! Рад тебя видеть! А теперь приглашай в дом и не испытывай моего терпения!
– Здравствуй, бродяга Кайель! Рад тебя видеть! В моем доме для тебя всегда припасен кувшин вина и кусок холодной телятины! Хотя, по правде сказать, мы уже начали о тебе забывать.

Стояла теплая осень. Следы обязательных осенних дождей давали о себе знать в виде не успевающих просохнуть больших грязных луж. Деревья лишь слегка подернулись бронзой увядающей листвы, а трава еще не успела пожухнуть. Это чудесная пора, когда мысли сами собой абстрагируются от бытовых проблем, а сердце замирает в ожидании чуда.
– Да-да, Кайель, сердце замирает в ожидании чуда.
Бонс принес новый кувшин с вином и, подсев за стол, мечтательно уставился в окно.
– Какого же еще чуда лично тебе надо, старина? – жуя телятину, поинтересовался единственный на сегодня гость в трактире. – Или ты впал в детство? Не пугай меня!
– Не знаю, Кайель, не знаю. Но хочется чего-то простого, светлого и очень теплого. А чего – я тебе и не скажу.
– Жены тебе не хватает, дурак! Она бы тебе устроила: простое, светлое и очень теплое.
Мужчина громко расхохотался.

Бонс закачал головой.
– Кто бы говорил, Кайель. Кто бы говорил... Вот лучше бы взял, да порадовал нас всех какой-нибудь своей новой сказкой! Куда делась твоя Книга? Мы тут скоро все со скуки помрем!
Кайель перестал жевать, запил вином и строго отрезал:
– О книге ни слова! Я ее спрятал. Надежно спрятал.
– Спрятал? Значит, со сказками все – конец?
– Конец, Бонс, конец. А ты так огорчаешься этому, как будто забыл, что было, когда я последний раз раскрывал свою книгу.

– Отчего же забыл? Все помню. Тогда все хорошо повеселились.
– Х-ха! – гость оторвался от трапезы и в изумлении отпрянул от стола. – Ты это называешь "хорошо повеселились"?! Смертельная битва целых полчищ людей, драконов, нелюдей! Ссаженные города и села, и даже целые страны! Исковерканные судьбы! Слезы и стенания! Все это ты называешь "хорошо повеселились"?!
Бонс хлебнул вина и снова покачал головой:
– Так-то оно так, Кайель... Да только я не узнаю тебя. Похоже, ты начал видеть вокруг лишь плохое, не замечая того самого главного, ради чего, собственно, и есть смысл жить. Ты изменился...
– Ну, давай, просвети: ради чего же стоит жить, великий мудрец?!

– Жить, Кайель, имеет смысл только ради того, чтобы жить. Я сказал ЖИТЬ, а не прозябать. Ты говоришь: слезы, горе, смерть. А ведь все это лишь прелюдия, Кайель, настоящей жизни и настоящей радости. Ты думаешь: почему я закрываю свой трактир? Да потому, что в него давно уже никто не заглядывает. Все разбрелись по своим "норам" и жуют в них ванильные пончики с компотом, умирая от тоски. А ты помнишь, какая шумная жизнь некогда текла в моем трактире?! Безудержные споры, ошалелые драки, веселые пляски куртизанок, щемящие песни менестрелей, таинственные гости, переворачивающие своим колдовством все вверх дном! Куда все это девалось, Кайель?! Почему ты не принес свою Книгу?!

– О книге забудь, – снова отрезал гость и вернулся к еде и вину. – Я ее спрятал... И даже приставил к ней надежного сторожа.
– Сторожа? – старина Бонс вдруг забыл, о чем говорил, и заинтересовался последней репликой своего друга. – Кто она?
– Она? – Кайель, аж, поперхнулся и закашлялся. – Почему ты сказал "она"?
Бонс сконфужено ретировался:
– Ой, прости Кайель... Я, кажется, влез не в свое дело...
– Нет! – гость ухватил Бонса своей "железной клешней" за куртку. – Ты ответь: почему ты сказал "она"?
– Еще раз извини, дружище... Но зная тебя... Я как-то слабо могу представить себе иное... Просто, это первое, что пришло на ум и сорвалось с уст.

Кайель отпустил Бонса и сконфужено забегал глазами:
– Зная меня... Первое, что пришло на ум... Плохо Бонс, совсем плохо, – неподдельно погрустнев, отметил гость.
– Что же тут плохого? – удивился хозяин трактира.
– Никто и никогда раньше не мог угадать, что у меня на уме... Прав тот, кто говорит, что всему на свете приходит конец. Мой конец пришел, Бонс. Пришло время других сказок, и в них нам с тобой нет места?
– Не городи чушь, Кайель!
– Это правда, Бонс. Горькая для нас, но правда. Знаешь, зачем я вернулся?
– Зачем? Я думал, ты принес Книгу и хочешь начать все с начала. Но теперь вижу, что нет, и это меня пугает.

– Книгу я не принес – она далеко. И сначала начинать я ничего не собираюсь. Я пришел, чтобы в последний раз справить со своими старыми друзьями свой прощальный бенефис. Только ты не бойся – больше не прольется ни капли крови. Все пройдет тихо. И пусть другие теперь пишут свою новую Книгу. Думаю, она будет лучше моей.
Слова гостя поразили Бонса, и он сидел с посеревшим лицом, не зная, что сказать.
– А как же она? – все же осмелился спросить он.
– Она?.. Кто она?
– Сторож твоей Книги.
Кайель напряженно задумался и с сокрушением изрек.
– Да. Это мой прокол, старина. Я о ней совершенно не подумал. Гад я.
– А она хоть красивая?
– Красивая?.. Да, пожалуй... Особенно в зеленом платье.

Неожиданно разозлившись на своего друга, Бонс накинулся на него с руганью:
– И ты хочешь оставить эту несчастную, замороченную тобой красивую девушку и заставить ее до скончания веков сторожить твою чертовую Книгу?! А сам тут собираешься справить свой последний бенефис и исчезнуть?!.. Силы небесные! Вразумите этого выжившего из ума чародея!.. Лучше бы ты привел с собой новое полчище самых свирепых драконов и учинил здесь самый страшный из своих погромов! Это было бы меньшим злом, чем то, что ты задумал!
В Кайеле начались пугающие перемены. Его лицо нервно задергалось, в темных глазах засверкали искры, кисти рук напружено сжались.
– Да-да, дружище Кайель! Это форменное свинство с твоей стороны! – не унимался Бонс.
– Замолчи! Не буди во мне монстра, дурак! – зарычал на него гость.
– Не замолчу! Эка новость! Явился тут, понимаете ли, телятину мою жрет...

Обличительную речь хозяина прервал леденящий душу рык, вырвавшийся из груди гостя. Он вскочил на стол и издал громогласный клич, который наверняка услышали даже бесы в седьмом круге ада (если таковой имеется).
– Разверзнись твердь! Исчезни небо! Взорвись Солнце миллиардом звезд! Проснись Свирепый Дракон! Это я, чародей Кайель, играю свой бенефис! Но не последний! А первый настоящий, от которого содрогнется Мир! И пусть этот урод, Бонс, получит сполна все то, на что меня подталкивает!
Бонс поспешно куда-то убежал, довольно приговаривая по дороге:
– Вот, это мне уже нравиться... Вот, это мне уже нравиться... Надо срочно посылать за дюжиной-другой бочонков вина и раздобыть побольше снеди. Вечером, похоже, будет вечеринка и невиданное количество гостей. Да здравствует Кайель! С возвращением, Кайель!

***

Ворвавшийся порыв ветра принес пригоршню пожелтевших листьев. Один из них с узором, напоминавшим витиеватую букву "К", пал на страницу распахнутой книги. Огонек в лампе заколыхался и едва не потух. Аннушка встрепенулась и подхватила прилетевший листочек. Долго его разглядывала и, наконец, изрекла, не ясно к кому обращаясь:
– Я поняла тебя, Кайель. Завтра обязательно буду.
Вечерело, и надо было торопиться. В сумерках возвращаться из заброшенного сада было бы страшно даже Аннушке. Девушка быстро переоделась, аккуратно завернула обратно в сверток зеленое платье, спрятала его, лампу и книгу в темную нишу и поспешила прочь.

Бабочки ожили и нехотя разлетелись спать.
На сегодня сказки закончились.

© Dalahan Dalyet. Oct 12 2011

Рецензии к "Сказкам Заброшенного Сада"

Тень Цитадели : Категорически не согласен, что работа "типично настроенческая", что ритуал непонятен и уж тем более с тем, что он ничего не дает. Хотя я и не верю в сказки, не приносящие дивидендов. Или, может быть, теперь стоит писать: "Не верил?!" На мой дурной вкус, несколько больше чем требуется употреблено слово "ритуал". Слишком разжевано "нравоучение" в середине повествования. И на этом все. Совсем личные впечатления: в первой половине я решил поумничать, что речь идет и очень неплохо идет о женской психологии. Прочитав вторую, я теряюсь и ничего кроме "браво" говорить более не желаю! На мой взгляд, это фантастически блестящая работа, в которой смешалось и фантазии, и гобелен, и мысли, и чувства Автора. Да не примут меня самого за экзальтированного.
Эллери : Солидарна с Академиком на все 100% – непонятен ритуал, он ничего не дает.
Арабеска : Да уж...вот такие они чародеи...
Strannik : Мне понравилось.
Лотадан : Мне очень понравилось и даже напомнило кое о чем весьма любопытном. Я бы дал максимальный балл, но, к сожалению, мне не понятно самое главное – зачем именно девочка шла в сад и к чему был этот ритуал с платьем?
Dalahan : Типично "настроенческая" работа. Понять, зачем Аннушка зажгла лампу, раскрыла книгу и залезла на алтарь в этом "диком" месте, можно, только уловив настроение, надуманное Автором. И вот здесь прокол. Автору не удалось передать его, настроение. Как он ни старался. А без этого работа рассыпается.
StarWarrior : Описано неплохо. Хорошая прорисовка. Ничего не навеяло.
Anett Frozen (автор Гобелена) : Написано, как будто на одном дыхании, даже отрывисто, я бы сказала. В целом понравилось. Хотя я, как и многие, также несколько озадачена ритуалом.
Smoky : Мнение судьи : О необходимости ритуала. Занятно, что женщины его не поняли. Ибо именно им должно быть понятно больше всех, КАК создать атмосферу "своей мечты" (условно). А для мужчин, поясняю. Волшебство твориться всеми доступными способами. А начинается оно с... мечтаний. Да. И чтобы мечталось правильно, в нужном направлении и ничто не отвлекало, необходимо максимально полнее и точнее изменить окружающее. Это то же самое, что вы видите, допустим, в японском ресторане. Зачем, спрашивается, они там понавешали всякого, одели официантов-азиатов в японские наряды, зачем там палочки и т.д. и т.п.? А вот именно для того, чтобы находящийся там максимально точно ощутил нужную (в данном случае, японскую) атмосферу. Аналогично и с ритуалом Анны. Уж если погружаться в сказку, то до мельчайших деталей! Теперь о работе. Автор долго запрягал, сильно мутил воду, туманил, пускал пыль и шиповник в глаза. Но то, к чему он привел, мне понравилось. Жаль только, что самое интересное про волшебно-непредсказуемого сказочника было скомкано и сжато до трети работы. Надо было наоборот ! Где-то там буянит сказочник на протяжении всей работы, а девушка, спасая мир от его расшалившейся фантазии, время от времени прячет Книгу. Он найдет, а она снова спрячет и т.д. Вот это да !.. было бы...

Великим Начинаниям – Удача и Великие Свершения!
Долгим Походам и Странствиям – Счастливый Исход!
Уставшим Путникам – Яркий Свет и Добрый Огонь!