Золотой петушок или Снежные сказки Хоккайдо.
I место в Фантастическом Ристалище N 22

И падал снег. И падал снег.
И падал снег на Хоккайдо.
Пожухлые осенние листья, еще недавно толстым одеялом укрывавшие землю, были глубоко упрятаны теперь под белой сверкающей легкими искорками снежной периной.
Мальчик с девочкой брели по лесу и казались (скорее, только казались) настолько беззаботными, что им можно было позавидовать. Наверное, если бы у них спросили: какой сейчас год, день и даже век – дети бы не ответили. Лишь огорчились бы вопросу.
Зачем озадачиваться незначимым?

Был поздний вечер, и он был морозным.
Сильный ветер налетал порой и больно кусал за щеки, оглушая гулом и свистом. Неистово играя снежной поземкой, он подхватывал снежинки и снова вздымал их к небесам. Откуда все прилетали и прилетали они, чтобы, прижавшись к уже упавшим на землю, насладиться покоем.
Но сколь ни был свиреп морозный ветер, детям он казался добрым и несущим радость. Они слушали раскатистую песню его неистовых порывов и находили смысл в каждой ее фразе.

День уже давно растаял. Да и вечер уступал свои права ночи.
Разыгравшаяся вьюга одела деревья вокруг в белый мех и начала стихать. В сиянии выступившей Луны заискрился перламутром иней на ветвях. А на черном, как смола, небе загорелись звезды.
Наступившая вдруг тишина заключила детей в свои объятья.
И послышался тогда тайный разговор снежинок.

Но детям теперь уже не было до него дела. Они вспомнили о чем-то более важном.
– И где мы будем ее искать? – спросила девочка.
Мальчик посмотрел на подружку, затем внимательно огляделся по сторонам и зачем-то посмотрел на звездное небо.
– Не знаю, – ответил он.
– Посмотри, – предложила девочка, – вокруг так много елок.
Мальчик отвлекся от звезд и скривился:
– Нет, это все не то.
– Точно знаешь?
Мальчик, будто сомневаясь, долго рассматривал исполинские взмывающие в высь ели с голыми до половины стволами.

– Эти слишком большие, – подытожил он. – И нам нужна очень пушистая елка. Самая красивая на Хоккайдо. Так сказала тетушка Тоши-сан.
– Самая красивая и пушистая? И где ее искать?
– Не знаю. Но Тоши-сан сказала, что только на Хоккайдо такие и растут.
– Еще елки растут в Норвегии, – попыталась проявить знания девочка.
– Не знаю. Где это? Но в любом случае, туда мы не успеем.
– А сколько у нас времени?
Мальчик задумался и ответил:
– Пока не растаял снег. Так сказала...
– Тетушка Тоши-сан.
– Да, тетушка Тоши-сан. А произойти это может в любой момент.

Девочка огорчилась, но осмелилась предложить:
– Может, это все-таки не случится так скоро, и мы успеем выпить горячего шоколада? Я очень замерзла.
Мальчик вздохнул, но согласился. А что еще оставалось?
Если не знаешь точно: когда растает снег – самое лучшее согреться горячим шоколадом.

***

На Хоккайдо, как и по всей Японии много маленьких трактирчиков. Называются они идзакая. В них помимо всего прочего всегда можно согреться в холод чашечкой горячего шоколада. Найти этот самый идзакая детям не составило большого труда. Им попался небольшой, но теплый и очень уютный. С нежесткими татами. И почти безлюдный. Лишь какой-то старичок дремал в углу, сквозь дрему напевая тихую песню в такт все еще не утихшему ветру.

Сэкико пила шоколад и забавлялась, смеясь над Такаши, топившим воск свечей и рисовавшим быстро застывающими каплями рисунок на полу.
– А я знаю! – закричала Сэкико. – Ты нарисовал иероглиф. Только, не знаю: что он означает?
– Он означает "пушистая елка", – серьезно ответил мальчик.
Старик в углу умолк и приоткрыл глаза. Казалось, разговор детей насторожил его.

– Покажи мне игрушку, – попросила девочка.
Мальчик недовольно скривился:
– Что толку ее показывать? Пока мы пьем тут шоколад, снег в лесу, наверное, уже начал таять.
– Ты мне так и не показывал ее, – настояла Сэкико.
– Ладно. Вот, смотри.
Такаши полез в карман куртки и бережно выложил на стол стеклянного петушка, окрашенного в золотой цвет.

– Какой красивый! – Сэкико взяла игрушку и долго заворожено крутила ее перед глазами.
– Осторожно! Не разбей! – Такаши попытался забрать у нее петушка.
Но девочка отстранилась:
– Я не разобью. Скажи, а это правда?.. Ну, то, что если бы мы нашли самую пушистую елку на Хоккайдо и повесили на нее этого волшебного петушка, пока не растаял снег – мы навсегда остались бы детьми? Никогда не повзрослели? Точно-точно?
Такаши по-прежнему очень серьезно ответил:
– Так сказала тетушка Тоши-сан. А я ей верю. Она была в Финляндии и знает точно.

– А почему Тоши-сан сама не поехала на Хоккайдо, а дала петушка тебе?
– Да потому, что она уже старенькая и не может. А петушка надо обязательно повесить на елку. Понимаешь?
– Понимаю. А зачем?
– Вот глупая! – расстроился мальчик. – Чтобы дети перестали взрослеть. Разве не понятно? А старики помолодели.
– Понятно. А в Финляндии что, елок нету?
– Их там, как в Норвегии, – зло ответил Такаши.
Девочка все еще не понимала:
– Тогда зачем тетушка Тоши-сан привезла петушка в Японию?

Такаши тяготил такой разговор, но он вынужден был ответить:
– Пойми, Сэкико. В этой самой Финляндии золотых петушков больше, чем пушистых елок. Их там каждый год десятками на елки вешают. Всю зиму, пока снег падает.
– И что?
– И ничего!
– Люди все равно взрослеют? Значит, это не работает?
– Работает! – совсем уж разозлился Такаши. – Хоши-сан не врет!
– Конечно, не врет. Не злись.
– Это работает! Но, пойми, когда елок так много, а золотых петушков еще больше, тогда... Ну, представь. Если ты выпьешь одну чашку шоколада – тебе будет хорошо?
Девочка утвердительно закивала головой:
– Да.

– А если ты объешься этим шоколадом? К примеру, выпьешь сто пятьдесят чашек.
Сэкико подумала и предположила:
– Наверное, мне будет плохо.
– Тебе будет очень плохо! И ты тут же повзрослеешь. И больше никогда не будешь пить горячий шоколад. А только горькое противное пиво и жгучий скотч. И мучиться, как все взрослые.
– А-а... Я поняла. Поэтому тетушка Хоши-сан привезла петушка в Японию. У нас еще не все пьют это самое пиво и этот... скотч. И значит, волшебная игрушка должна сработать! Да?
– Должна... Должна была.

Тут слезы едва не брызнули из глаз Такаши.
– Должна была. Но мы так и не нашли самую пушистую и самую красивую елку! А разве сработает волшебство, если повесить петушка на те огромные и некрасивые, что растут тут повсюду? К тому же они такие высокие, что я не дотянусь до ветки, даже если стану тебе на плечи.
Сэкико сама чуть не расплакалась в ответ.
– Может, поищем еще? Хоккайдо ведь большой.
– Нет! Мы не найдем то, что нужно. Да и снегопад уже заканчивается. И вот-вот начнет таять снег.
Дети увлеклись разговором и ничего не замечали.

Как вдруг Такаши застыл в испуге. Он хотел подать знак Сэкико, но не успел. А девочка тоже не обратила внимания, как чья-то рука потянулась сзади и... выхватила у нее петушка.
– Отдай! – кинулся Такаши на старика.
А это именно дремавший до того старик незаметно подкрался к детям во время разговора и забрал у Сэкико стеклянную игрушку.
– Немедленно верни!
Но старик и не подумал отдавать. Да еще стукнул Такаши палкой по голове. Так, что мальчик отпрянул и схватился за голову.
– Я ударил не тебя, – как бы извиняясь, промолвил скрипучим голосом старик, – я ударил твою глупость. – И внимательно посмотрев на петушка, добавил. – Какая красивая игрушка! Такая же красивая, хрупкая и осмысленная, как сама жизнь. Ты очень нужна мне!

Но дети не собирались сдаваться. Девочка бросилась на незнакомца и укусила его за руку. Ту, что держала палку. А мальчик попытался выхватить петушка из другой. В один миг все трое повалились на пол и закрутились клубком.
– Осторожно, противные дети! – отчаянно кричал старик. – Разобьете игрушку!
– Отдай, гад! – рычал Такаши. – Это не твое!
– Это мое! – настаивал отбивающийся старик. – Мне нужна эта игрушка!
В самый разгар драки игрушка выпала из руки старика и отлетела в сторону.
Дерущиеся вмиг забыли друг о друге и замерли, в ужасе раскрыв рты. Сэкико даже хлопнула себя по щекам.

Неужели разбилась?!

Первым вышел из оцепенения старик. Кряхтя, на четвереньках он подполз к игрушке и внимательно ее осмотрел.
– Цела! – в радостном восторге закричал он, показывая игрушку детям.
Сэкико закрыла рот. А Такаши сжал кулаки и двинулся на врага с явным намерением возобновить драку.
– Хватит, хватит! – взмолился старик. – Вы из меня дух сейчас выбьете. А мне еще нельзя. Я должен...
– Отдай игрушку! Или...
– Я отдам. Отдам... Погодите... Только выслушайте меня. О, глупые дети!
– Что ты хочешь нам сказать?!
– Я... я...

Слезы проступили на глазах старика, и он забормотал:
– Если вы отберете у меня игрушку, мне ничего не останется, как уйти в зимний лес и найти там свою кончину. Что ж! Пусть будет так.
Воинственный пыл Такаши немного унялся, и он остановился в нерешительности.
А старик продолжил жалобный монолог, который, похоже, был искренним:
– Мой родной Хоккайдо! Ты давно ждешь, когда я стану горстью твоей земли. И однажды проросту величественной елью.
Драться с врагом, пребывающим в таком состоянии, дети не решились. Сэкико так растрогалась, что даже подсела и предложила старику свой недопитый шоколад.
Такаши последовал ее примеру, но все еще был зол.
– И чего ты так расплакался? – спросил он.
– Я... – стал объясняться старик, – мне стыдно пред вами, дети. Но... теперь уже нет времени для стыда. Открою вам свою постыдную тайну.

Я... Я всегда боялся смерти.
Долгие годы содрогался от ужаса пред надвигающейся старостью. И даже теперь не могу смириться с тем, что жизнь медленно, но неотвратимо уходит из меня.
О, дети! Как я завидую вам. Как я хотел бы снова стать таким, как вы. Чтобы смерть перестала дышать мне в ухо.
Дерево не боится смерти. Его жизнь продолжается в побегах, проросших из его семян.
Поэт не боится смерти – бессмертны его стихи.
У меня нет детей. И не сотворил я ничего, во что бы могла воплотиться навечно моя душа.

Старик допил предложенный Сэкико шоколад и продолжил:
– Я долго прожил на этом свете. И понял. Нет мудрости в знаниях. И нет силы в опыте. Посмотрите, как красиво ночное небо, когда на нем загораются звезды! Как красиво дерево, когда снег ложится на его ветвях! Вот, в чем сила и мудрость. Тогда, чтобы сделать хоть что-то красивое самому, я посадил ель. Десять лет назад. Когда вернулся на свой родной Хоккайдо. И все эти годы я ходил к моей елочке, ухаживал за ней и радовался ее красоте.

А сегодня, дети, смерть, наконец, пришла за мной.
Мне давно пора отправиться с ней туда, куда она поведет меня. Но я упросил ее дать мне еще немного времени. Чтобы... Еще раз послушать завывания ветра. Полюбоваться танцем снежинок. Спеть свою любимую песню.
И сходить к моей елочке. К моей юной, моими руками посаженной елке! Знаете, какая она пушистая! Самая пушистая и самая красивая на всем Хоккайдо. А почему? Ей только десять лет!
И я, дети, очень хотел сделать ей какой-нибудь подарок. Чтобы она помнила меня.
Ваша игрушка... Я подумал: как красиво смотрелась бы она на ее ветвях! Все равно, что золотая заколка в волосах юной девочки.

Тут старик смолк и, закрыв глаза, поник головой.
Такаши хлопнул старика по плечу:
– Вот, чудак! Что ж ты сразу не сказал! Чуть игрушку из-за тебя не разбили! Мы же сами самую красивую на Хоккайдо елку ищем. – Тут мальчик вскочил и в нетерпении потащил старика за руку. – Быстрей вставай! Снег вот-вот начнет таять. Где твоя елка?

***

И снова сердитый ветер обжег щеки ледяным дыханием.
Как тяжело крыло дракона! Опять качаются ели от его взмахов.
Что нужно людям в краю дремучих лесов? Где прячет свои тайны от чужих глаз Зима. Только Луна и звезды здесь им друзья. Очень страшно ночью зимой в лесу на Хоккайдо!

– Оставьте меня! – не переставал молить детей измученный старик. – У моей маленькой елочки теперь много друзей. И я ей больше не нужен. И ничего ей не нужно!
Такаши с Сэкико из последних сил тащили старика в глубь леса.
– Перестань ныть! Далеко еще?
– Оставьте меня, глупые дети!
– Не оставим! Где твоя елка?
Тяжело пробираться маленьким детям по глубоким сугробам. Да еще этот старик. Все он наврал, наверное. И теперь они просто заблудились.

– Такаши, я замерзла, – заплакала девочка. – Давай вернемся.
– Куда вернемся? – расстроился мальчик. – Мы же заблудились!
– Давай спросим у старика.
– У него уже ничего не спросишь. Он только плачет, бурчит и сам не знает, где мы.
– И что нам теперь делать?
– Не знаю. Сейчас подумаю, – мальчик взобрался на небольшой пригорок, чтобы осмотреться. – Дальше ходу нет! Тут овраг.
– Тогда пошли назад. По нашим следам.
– Какая ты умная, Сэкико! Я об этом не подумал. Поднимай старика!

Уткнувшийся в сугроб старик все бурчал:
sh; Как глупа юность... Но старость глупа стократно! Бросьте меня тут, противные дети.
Сэкико попыталась поднять его, но не смогла.
– Помоги, Такаши!
– Сейчас... А-а-а!
Еще мгновение назад стоявший на пригорке мальчик исчез из виду.
– Такаши! Ты где?!
Никто не ответил девочке.

Сэкико, утопая в снегу, поспешила на пригорок. Но едва оказавшись на месте, где стоял Такаши, тут же покатилась вниз глубокого оврага. Перед глазами замелькали то звездное небо, то белый снег. Остановилась она лишь тогда, когда больно ударилась головой об корень дерева. И, наверное, так и осталась бы лежать, пока бы не замерзла.
– Сэкико, ты цела? – услышала девочка голос Такаши и почувствовала, что ее тормошат.
– Не знаю, – еле слышно ответила она.
– Встать можешь?
– Не знаю.
– Надо выбираться, а то замерзнем тут.
– Ну и ладно.

sh; Нет, не ладно! Вставай, – рассердился мальчик.
– Ты петушка не разбил? – поинтересовалась девочка.
– Сейчас гляну.
Такаши полез в карман и достал стеклянную игрушку.
Петушок был цел. И едва свет Луны упал на него, как он засверкал золотым сиянием.
– Как красиво, – всхлипнула Сэкико.
– А где старик?
sh; Я его где-то потеряла.
– Надо его найти!

Такаши спрятал петушка и стал поднимать Сэкико. Но вскрикнул и сам повалился на снег:
– Кажется, я подвернул ногу.
Девочка пришла в себя и поднялась.
– Я помогу тебе. Ты идти сможешь?
– Попробую.
Обнявши Сэкико, Такаши встал. И посмотрел высоко наверх, откуда они свалились.
– Назад мы не взберемся, – огорченно заключил он. – Остается идти туда, куда светит Луна. Бедный старик! Мы ничем не можем ему помочь.

И дети медленно поковыляли куда глаза глядят через снежные сугробы и упавшие иссохшие ели. Им показалось, что прошла целая ночь, когда, наконец, они измученные выбрались на освещенную Луной поляну. И тут же повалились на снег.
Поляна была небольшой, вся укрытая свежим снегом, со всех сторон обрамленная стеной могучих хоккайдийских елей.
А на самом краю, на видном месте, как юная принцесса в окружении грозных воинов, росла совсем маленькая елочка. Когда Такаши с Сэкико увидели ее, они враз забыли о боли, усталости и одолевающем их холоде.

– Сэкико! Это же самая пушистая, самая красивая елка на всем Хоккайдо! – закричал Такаши. – Это елка, о которой говорил нам старик!
– Дай мне игрушку, – тут же попросила девочка. – Пока мы еще не превратились в две большие замершие льдинки, я повешу нашего золотого петушка на нее.
Елочка оказалась как раз в рост Сэкико. И девочка без труда повесила золотого петушка на самую ее верхушку.
И игрушка тут же засверкала в лунном сиянии. Девочка почувствовала себя очень счастливой. Ведь, она не видела до сих пор ничего более красивого!

Подошел Такаши. Похоже, нога болеть у него совсем перестала. А может, он просто забыл про нее.
– Сэкико, а ведь мы выполнили наказ тетушки Тоши-сан.
– Ага! – радостно закивала Сэкико.
– И если теперь взрослые скажут, что все равно еще не все в порядке в этом Мире, пусть и дальше пьют свой скотч и мучаются. Больше я их слушать не стану!
– Не будем больше их слушать! – согласилась Сэкико.
Дети обнялись, а пустились радостно танцевать вокруг елки.
– А что вы здесь делаете? – вдруг услышали они знакомый скрипучий голос, очень похожий на голос бедного старика.
Только, голос был какой-то детский.

Такаши с Сэкико обернулись, с надеждой увидеть оставленного ими в лесу старца. Но... Увидели мальчика с санками.
Если бы они не верили своим глазам, то решили бы, что перед ними именно тот старик. Так много узнаваемого было в чертах лица мальчика.
– Что вы здесь делаете?
– Мы танцуем, как видишь, – честно ответил Такаши. – А ты что здесь делаешь?
– Я здесь живу. Это мой лес.
– Мы не сделали твоему лесу ничего плохого, – поспешила оправдаться Сэкико. – Только повесили золотого петушка на елку.

Незнакомый мальчик долго с интересом рассматривал елочку с горящей золотом стеклянной игрушкой на ней. И потом удовлетворенно кивнул.
– Красиво... А вы хотите покататься на санках? Я знаю здесь отличную горку.
– Хотим. А у тебя нет горячего шоколада? – невпопад тут же спросила Сэкико. – Мы очень замерзли.
– Нет, – подумав, закачал головой незнакомый мальчик. – Зато у меня есть апельсины. Большущий мешок. Но... сперва покатаемся на санках. А то вы объедитесь фруктами и не захотите кататься.
Все трое громко рассмеялись.
– Бежим кататься на санках!
– Бежим!
– Бежим!

Постойте!
А как же бедный старик?
Что ж. Пришло время дать разъяснение и закончить на этом повествование.
Никакого старика не было, и нет.
Да. Не было, и нет.
Это сказка. В ней всегда бывает что-то, чего на самом деле нет и быть не могло.
А вот, все остальное – правда!
Да, сказка. Может... ничего интересного из себя и не представляющая.
Ну, какая есть.

© Dalahan Dalyet. Dec 14 2016

Рецензии на "Золотой петушок"

Dalahan : Мило! Волшебно.
Пожирательница печенек : Просто идеал новогодней сказки! Был бы... Если бы не несколько вещей.
1. Какая же это добрая сказка, если дети (скорее всего, сироты, т.к. про родителей ничего не сказано) чуть не умерли от холода, поломали себе руки-ноги, а потом, автор просто заявляет, что они пошли кататься с горки и есть апельсины!? Куда складывать потом их замершие трупы-непонятно. Автор жестоко играет с чувствами читателя.
2. Бедный, замученный, возможно, даже умерший старик был жестоко отправлен автором в лес на погибель. А веселые дети, которые обязаны ему своей жизнью, даже не вспомнили о нем (прошу заметить, где вы видели таких детей, которые бросаются с кулаками на взрослых, стариков?!)
3. И наигравшись с нашими чувствами, автор опять заявляет, что ничего не было, что это мираж, и быстренько переписывает сюжет. Концовка меня просто убила.
Edinet : Сказка-рассказка держала в напряжении до последней строчки, написано детективно. Мечта остановить старение детей и перестать пить скотч и пиво – это не сказка, это обычная реальность моей работы в лаборатории Института Чародейства и Магии (это н шутка). Да-да техномагия – это моя работа и она всемогущая, может и старость остановить и все болезни вылечить! 9 баллов, потому что дети старика бросили, надо было как-то иначе обыграть конец. Что они его дотащили, под елочку положили, потом он исчез, и появился мальчик с саночками.
Лунная роса : Мне понравилось. Теплое доброе повествование, красивые обороты речи. Читать было приятно. Захотелось горячего шоколада и в лес.
Тень Цитадели : Хм, мило говорите?! То, что начинается в «Золотом петушке», как приятная добрая детская сказка на середине превращается в ужасающий пример безнравственности и подлости. Двое японских, подчеркиваю, японских детей избивают собравшегося умирать старика. Я хватаюсь за голову от беспринципности автора и той циничности, с которой старик, “не дошедший” до концовки, объявляется не существовавшим. Видимо, у детей-“героев” срабатывает механизм вытеснения. Но взрослый-то читатель понимает, что, если старик не дошел, значит, его замерзающее тело осталось где-то там, совсем недалеко от его мечты! Качество текста просто стократно увеличивает Жуть происходящего.
Лотадан : Здорово. Очень красиво и по теме.
Тиса Поднебесная : Читалось легко, но некоторые детали какие-то слишком уж противно-приземленные.
Smoky : Мнение судьи : Еще одна прекрасная Новогодняя сказка. Господин Тень Цитадели утверждает, что дети в новогоднюю ночь (да еще японские дети) вели себя недостойно. Но ведь они защищали не просто игрушку, они защищали миссию! Важную для всех японцев (по сюжету сказки). Т.е., вели себя, как настоящие камикадзе. Так что, господин Критик, Вы прекрасно справились с заданием. И Петушок – важная фигура, и волшебство на первейшем месте. Радуете меня несказанно. День ото дня все больше. Все чистенько, гладенько. И на 100% отвечает условиям и новогоднему настроению! Прекрасно!

Happy New Year или Охота на обезьян.
II место в Фантастическом Ристалище N 21

Поймай двенадцать золотых застенчивых обезьян.

Снег приятно хрустел под ногами, и Энтони, увлекшись прогулкой, миновал уже третью станцию метро – не хотелось никуда спешить. Зайдя в паб, он попросил себе крепкий кофе.

Рождественские праздники были в самом разгаре. Приближался Новый Год. И настроение у Энтони было светлым и радостным.
Вот только...
Его работа. Сложные дела всегда являлись неожиданно и не вовремя. С одной стороны, он не привык отказываться от дел. С другой, так хотелось сейчас выкинуть все из головы и... Просто погулять по городу, постоять под рождественской елкой. Наконец, позвонить мисс Мэри Кендал.

А вместо этого – сиди и решай головоломку. Вот, он пил кофе и решал.
"В чем смысл метафоричности?" – думал Энтони.
Стремление человека украсить мысль витиеватой бижутерией бессмыслицы? Просто глупость? Нет. В некоторых случаях – это стремление спрятать сокровенное от понимания. Своего рода шифр.
Да, шифр. И если он будет прост – любой найдет к нему ключ. А этого и пытаются не допустить.

***

Днем ранее.
– Меня зовут Тадзуро. Я пригласил Вас, мистер Энтони Одли, по крайне важному делу.
Кивком головы Энтони показал, что очень внимателен.
– Видите сейф? – человек напротив повел рукой в сторону внушительного вида ящика, отливающего углеродистой сталью. – Мне необходимо его открыть.
Энтони не удержался от гримасы разочарования:
– Простите, господин Тадзуро, но я не взломщик сейфов. Я – детектив. Обратитесь к моему другу, инспектору полиции Генри Вульфу. Он сведет Вас с нужными людьми или посоветует: где купить хороший автоген. Заодно решит вопрос о правомерности Ваших действий.

Господин напротив покачал головой:
– Нет-нет. Использование автогена исключается. Это нам не подходит. А вскрыть сейф без знания кода не сможет никто. Поверьте. Здесь электронный замок. Что до правомерности... Вот копия документа, подтверждающего переход сейфа и его содержимого в полную мою собственность.
Одли мельком глянул на документ.
– Понятно. Ну, тогда нужно узнать код сейфа.
– Именно. Только, его у нас нет.
Энтони вскинул брови:
– Вот, как. А чем же я могу Вам помочь?

Тадзуро достал брелок с липучкой.
– Этот предмет был прилеплен к сейфу. И я знаю, что не случайно.
На брелоке Энтони прочел изречение: "Поймай двенадцать золотых застенчивых обезьян."
Интересно. Причем здесь обезьяны?
– Предположив, что это кодовая фраза, – сообщил Тадзуро, – мы пробовали вводить ее целиком, как есть, на наборной алфавитной панели сейфа.
– И как?
– Безрезультатно. Сейф не открылся.

Энтони потер виски:
– Что ж. Было бы наивно полагать, чтобы код к сейфу прицепили к нему на липучке. Но, возможно, это не сам код, а ключ к нему? Шифрованная фраза.
– Я тоже так думаю.
– И у Вас нет никаких мыслей по поводу ее расшифровки?
Тадзуро отрицательно покачал головой.

– Может, в известной Вам мифологии обезьяны что-то означают? – с надеждой поинтересовался Энтони.
– У нас их считают посланниками богов. Иногда теми или иными божествами. В любом случае, обезьяна – защитник. По-вашему, ангел хранитель. Приносит счастье.
– Ясно. И больше ничего подсказать не можете?
– Увы. Я рассчитываю на Вас, господин Одли. Мне Вас порекомендовали. И надеюсь, Вы сможете расшифровать эту метафорическую шараду.

Тадзуро положил на стол пластиковую карточку.
– Это Ваш аванс. И Счастливого Нового Года!

***

Энтони пил кофе и думал об обезьянах.
Что означает это странное изречение?
Понятно, что оно – ключ к другой, наверняка, очень простой крылатой фразе, которая и является кодом к сейфу. Простой и крылатой, ибо тот, кто придумал ее, сам может что-то забыть со временем. А код нужно восстановить и набирать с точностью до буквы.
Только, что это за обезьяны такие?

– Больше ничего не нужно, сэр? – поинтересовалась подошедшая барменша, забирая пустую чашечку.
– Еще кофе, будьте добры.
Энтони посмотрел на милую девушку и решил сделать ей комплимент:
– У Вас очень вкусный кофе.
– Спасибо, – улыбнулась официантка. – Счастливого Нового Года, сэр! Кофе сейчас принесу.

Устав от раздумий, Энтони решил позвонить своему другу, инспектору Вульфу:
– Приятных рождественских каникул, Генри!
– У меня их нет, старина.
– Послушай. Задам тебе загадку, если ты не очень занят.
– Валяй!
– Какие ассоциации могли бы у тебя родиться при упоминании – слушай внимательно – двенадцати золотых застенчивых обезьян?
– Только то, что ты уже с утра выпил, дружище. Правда, обычно в этих случаях речь идет о шустрых застенчивых чертиках.
– Спасибо, Генри. Весьма ценная ассоциация.
– Рад помочь, Энтони. Обращайся. И Счастливого тебе Нового Года!
– Три.
– Что – три?
– Ты сегодня уже третий, кто поздравляет меня.

Допив первый кофе, Энтони принялся за второй.
Итак. На текущий момент дело о таинственном коде от сейфа пока стоит на нуле. Кроме предположения, что человек, придумавший шифр, был пьян. Но это очень гипотетично и, в любом случае, никуда нас не продвигает. Хотя...
Потребление алкоголя вводит человека в измененное состояние сознания. Метафорические ассоциации пьяного могут в корне отличатся от таковых у трезвого.
Есть о чем подумать.

В паб вбежал какой-то заплаканный мальчуган и стал одергивать Энтони за рукав пальто:
– Сэр, помогите поймать кота!
Детектив не сразу смог отвлечься от своих мыслей:
– Кота? Извини, приятель, меня сейчас волнуют только обезьяны.
– Сэр! Но что мне делать с моим котом?
– С каким еще котом, малыш?
– Наш кот – он выбежал из дома и забрался на дерево, – мальчик расплакался. – Он там замерзнет!

Энтони мучительно надавил на виски.
– Малыш, я могу помочь тебе только советом. Накапай валерьянки на тряпку, намотай ее на длинный шест и вымани кота с дерева. Должно сработать. Коты, если только это не кошка, от валерьянки сходят с ума.
– А если не сработает, сэр?
– Тогда вот, – Энтони протянул две визитки, – позвони инспектору Генри Вульфу и скажи, что Одли настоятельно просил помочь.
– Спасибо, сэр! Вы очень добры. Желаю Вам поймать Вашу обезьяну.

Энтони удивился пожеланию мальчика:
– Подожди. Ты считаешь: это пожелание доброе – поймать кого-то?
– Конечно, доброе, сэр! Ведь, обезьяна наверняка, сама того хочет.
– Интересная мысль. Спасибо, малыш.
– Счастливого Нового Года, сэр!
"Четыре..." – автоматически сосчитал Энтони.

Итак, обезьяны.
Млекопитающие, представители отряда приматов, близкие к человеку по строению тела. Ну, и что с того?
Еще интересная информация: – наиболее древние приматы появились примерно 50 миллионов лет назад. Возможно, в коде присутствует число 50.
К тому же, как сказал мальчик, обезьяны любят, когда их ловят. Или же это мы любим их ловить, не интересуясь желанием обезьян?
Есть о чем подумать.

– Сэр! – за столик подсел какой-то джентльмен в потертой куртке. – Услышал, что Вы интересуетесь обезьянами?
Энтони поднял глаза на незнакомца:
– Да. Но исключительно золотыми.
– О! – вскинул брови джентльмен. – Дик Сондер. Если угостите старого бродягу порцией виски – возможно, я чем-нибудь смогу быть Вам полезен.
Энтони подозвал девушку.

– Так значит, золотыми? – прохрипел бродяга, опустошив принесенный стаканчик. – Вы станете счастливым человеком, сэр, если поймаете золотую обезьяну.
Детектив отвлекся от раздумий, в которые опять, было, погрузился, и вяло отреагировал на реплику:
– Не думаю, что золото может сделать человека счастливым.
– О! Вы не правы, сэр. Золото – это богатство. Во все времена оно было символом счастья. Ну... пусть хотя бы и в переносном смысле.
– Метафорическом.
– Что, сэр?
Энтони отмахнулся. Сейчас ему меньше всего хотелось заниматься досужей болтовней.
– Люди всегда искали золото. И найдя, считали, что обрели счастье.
– Да-да. И другим того же желали... – промямлил Энтони, опять уходя в себя.

Надо попытаться припомнить мифы и легенды, связанные с обезьянами. Вот, например, древнекитайское речное божество Учжици. Оно было с телом обезьяны. А значит, в коде может присутствовать упоминание воды!

– Сэр! Нельзя быть таким озабоченным в Рождественские праздники. Если угостите еще стаканчиком, я пожелаю Вам Счастливого Нового Года! А это, поверьте, очень много значит.
– Пять, – пробормотал Энтони.
– Что пять?
– Ничего, – Олди подозвал барменшу и заказал еще виски и кофе. – Лучше пожелайте мне поймать Золотую обезьяну.
– Вы ее обязательно поймаете, сэр!
– Вашими бы молитвами...

Упоминание воды... Упоминание воды...
Море, океан, озеро, речка, пруд, бассейн...
Черт, что за шум?!

За соседним столиком веселая компания распивала пиво. И их громкие восклицания больно врезались в голову Энтони, напрочь сбивая с мыслей.
Детектив недовольно оглянулся, и джентльмен в потертой куртке поспешил его успокоить:
– Это наши завсегдатаи, сэр. Не обижайтесь на них. Милейшие люди. Каждый день выпивают в этом пабе по галлону пива. Но совершенно безобидны. Просто старые клиенты и потому позволяют себе быть немного развязными.
– Вы тут всех знаете, я вижу?
– Знаю, сэр. Я сам тут бываю почти каждый день. Очень приятное заведение. Очень.

– А вот та застенчивая молодая парочка – кто такие? – Энтони указал на парня с девушкой, тихо сидящих в уголке и скромно поедающих взбитые сливки.
Спросил он скорее для того, чтобы перестать злиться на разнузданных завсегдатаев, нежели проявляя действительный интерес.
Собеседник покосился в указанном направлении:
– Этих я не знаю. Новенькие какие-то.
– Новенькие, – задумался Энтони. – Новенькие и потому застенчивые. Были бы старенькие – шумели и мешали бы мне думать.

Тут один мужчина из веселой компании крупного, весьма крепкого телосложения встал и подошел к ним:
– Джентльмены! Что-то вы, я вижу, недовольно коситесь в нашу сторону. Может, мы вам мешаем своим весельем?
– Признаться, да, – согласился Энтони. – Но я не смею прибегнуть к замечаниям. Сегодня же праздник. Вы здесь старые завсегдатаи. А я – новенькая пришлая застенчивая обезьяна. Так что не обращайте внимания.
Мужчина громко рассмеялся:
– А Вы весельчак, сэр! Слушайте, позвольте угостить вас двоих стаканчиком виски. Как Вы изволили сказать, сегодня же праздник!

Обычно Энтони пытался избегать приема алкоголя, когда занимался делом. Но в данном случае не нашел возможности отказаться. И вскоре, все трое уже пили вместе виски.
– Вирджил Холидей, тренер по регби, – представился новый приятель.
– Энтони Одли, детектив.
– Ого! Детектив? В наш паб, знаете ли, детективы не каждый день забегают. Значит, мы помешали Вам расследовать какое-то сложное дело? Если не секрет, это убийство, ограбление?
– Нет. Я ищу обезьян.
– Обезьян?!

Тренер по регби пришел в еще большее оживление:
– Хо-хо! Троих я Вам уже сразу могу предоставить. Вот, двое моих друзей, оба нападающие первой линии – замечательные обезьяны! Можете забирать. Ну, и я. Писал же Дарвин: человек – это обезьяна. Про себя могу сказать – натуралист попал в десятку!
– Увы, – детектив отхлебнул виски. – Это сказал не Дарвин, а Жорж-Луи де Бюффон. Почти на век раньше. Но спасибо, что Вы об этом напомнили. В моем сложном деле мне может оказаться полезной любая зацепка. Надо обдумать.
– Расслабься, приятель! Потом думать будешь. Лучше выпьем.
Услышав призыв выпить от своего тренера, двое веселых нападающих первой линии с соседнего столика подняли пиво и дружно выпалили:
– Счастливого Нового Года!
– Счастливого Нового Года!

"Шесть и семь," – посчитал про себя Энтони.
Нельзя пить крепкие напитки, когда напряженно о чем-то думаешь, решаешь сложную задачу. Результат плачевен.
В данном случае, Энтони вдруг обнаружил, что по пабу начали ходить счастливые застенчивые обезьяны. Он попытался их сосчитать, но затруднился. Определенно можно было лишь сказать, что до двенадцати их количество не дотягивало.
– Мало, – пробормотал детектив, – еще бы штук пять.
Проклятые обезьяны! Вместо того, чтобы пить сейчас хорошее вино с мисс Кендал и есть черный шоколад, я должен сидеть в этом пабе и разгадывать шарады. При этом мне еще и не дают думать. Все болтают какую-то чепуху и беспрестанно поздравляют с Новым годом!
С ума сошли!

И тут к столику подошел тот самый застенчивый парень, что сидел с подругой в уголке:
– Счастливого Нового Года!
– Восемь, – простонал Энтони, но внимательно посмотрел на парня.
– Я услышал, что у вас зашла речь об обезьянах?
– О них самых, приятель! – прогремел тренер по регби и хлопнул Энтони по плечу. – Вот, наш пабный детектив ищет пропавших обезьян.
– Неужели наших? – удивился парень.
– Каких это ваших?
– Понимаете, мы из цирка. Сегодня утром оповестили полицию, что у нас сбежали обезьяны. Но не думали, что этим делом займется детектив. Разве есть подозрение, что наших обезьян украли?
– Конечно, украли! – прозвучало утверждение, но, на всякий случай, вся компания вопросительно воззрилась на детектива.

– Приятель, их что, действительно сперли?
Энтони лишь мучительно схватился за голову.
– Ну-ну, дружище, – попытался участливо успокоить его тренер. – Да-а. Видно, сложное дело на тебя свалилось. Может, еще стаканчик? Не переживай. Сейчас позвоню ребятам – вся сборная по регби будет в твоем распоряжении! Вмиг найдем этих проклятых обезьян!
Энтони отрицательно помахал рукой.
– Не надо регби... Стойте. Или я сошел с ума, или кое-что начинаю понимать...

В пабе зависла тишина. Все внимательно смотрели на детектива, ушедшего в глубокое обдумывание какой-то важной мысли, боясь издать хотя бы звук.
Наконец Энтони вернулся к реальности и почему-то потребовал от парня:
– А почему Ваша подруга молчит и не поздравляет меня с Новым Годом?
Все укоризненно посмотрели на девушку в углу, и той ничего не осталось, как виновато подойти и поспешить исправиться:
– Счастливого Нового Года, сэр!
– Так... Вот, уже девять...
– Мы рады, – добавила девушка, – что Вы занимаетесь нашими обезьянами. Уверена, Вы их очень быстро найдете. Желаем Вам в новом году двенадцать счастливых месяцев, сэр!

Энтони как кипятком ошпарило:
– Сколько?! Сколько, говорите, месяцев в году?
– Двенадцать... – испуганно подтвердила девушка.
– Ну, конечно же! Двенадцать! Как я об этом сразу не догадался! Год – это двенадцать. Двенадцать – это год. Только от доброты душевной можно пожелать мальчику поймать своего кота, а мне обезьяну. Золото – счастье. А застенчивые сидят тихо в углу, потому что они новенькие и всего боятся.
– Спятил бедняга, – тихо сказал кто-то.
– Тяжелая работа у сыщиков, – подтвердил другой.

Но Энтони не унимался и вслед за молодыми людьми накинулся на тренера по регби:
– Послушай, дружище. Я все считаю. Только ты меня еще не поздравлял с Новым годом. Не хорошо. Мне это очень надо.
Тренер оторопело раскрыл рот и принялся выговаривать уже знакомое:
– Счаст...
– Десять... – посчитал Энтони, даже не дослушав. – А теперь минуту тишины – мне СМС пришло!
Он достал телефон и прочитал на экране...

Впрочем, повторять вслух то, что он прочитал, не стоит. Достаточно сказать, что СМС было от той самой мисс Мэри Кендал и то, что, выключив телефон, Энтони подытожил:
– Ну, вот, одиннадцать обезьян есть. За двенадцатой дело не станет. Дамы и господа, я должен вас всех покинуть! Дело раскрыто.
– Значит, Вы нашли наших обезьян? – осторожно поинтересовались парень, переглянувшись с девушкой
Детектив протянул им визитку:
– Инспектор Генри Вульф. По поводу ваших обезьян звоните ему. От него в нашем городе ни одна не скроется. А меня прошу простить. Меня ждут по поводу других животных.

– Вы сказали: одиннадцать обезьян уже есть. А двенадцатая? – окликнул его джентльмен в потертой куртке.
– Двенадцатая – это я! – бросил ему уже из дверей паба Энтони.

***

– Я не ждал Вас так скоро, мистер Одли, – на непроницаемом лице господина Тадзуро читалось легкое удивление. – Я уже говорил Вам, что не располагаю ничем, кроме брелка. И никаких дополнительных подсказок не имею.
– Зачем подсказки? Все и так ясно.
Глаза Тадзуро округлились:
– Вы уже знаете код?
– Знаю. Он очень явственно вытекает из подсказки, записанной на брелке.
Человек напротив нервно заерзал на стуле:
– И что это за код?
– Сейчас я Вам его дам. Но сперва разрешите поставить точку в деле.
– Точку? Какую?
– Счастливого Нового Года, господин Тадзуро!

– Все, двенадцать... – продолжил Олди после паузы. – Дело закрыто. А теперь открывайте сейф. Только, набирайте точно, как я написал.
Детектив протянул клиенту листок. На нем была напечатано:
"Happy New Year" (англ. Счастливого Нового Года – праздничное пожелание).

Энтони не интересовало содержимое тут же спешно вскрытого сейфа. Он откинулся в кресле, достал трубку и расслабленно закурил.

© Dalahan Dalyet. Dec 16 2015

Рецензии на "Happy New Year"

Dalahan : Занимательно. Но для Новогодней сказки немного... не то.
Рыбка МЮ : Мне очень понравилось! Великолепно!
Лунная роса : Написано интригующе, с настроением. Работа понравилась.
Лотадан : Не плохо, но загадка уж слишком простая, а в середине все же скучновато.
Smoky : Мнение судьи : Ага, детективчик... Кто-то говорил, очевидный. Не совсем. Я, например, думала первоначально не на саму фразу поздравления, а на месяцы или что-то в этом роде. Но, видимо, прозорливый герой знал, что считать, когда совершенно случайно (да-да-да!) начал отсчитывать поздравления. Да?

Двенадцать обезьян.
I место в Фантастическом Ристалище N 21

У меня на елке висят двенадцать золотых обезьян.
Нет, они, конечно, не золотые. Всего лишь стеклянные. Но выглядят, как золотые. Игрушек на елке много. Но эти для меня особенные.
Почему?

Произошла со мной история одна. Давно. А точно сказать – двенадцать лет назад. И началась она в самой середине зимы.
Как-то в один из дней, когда стоял приятный морозный денек, решил я прогуляться. И в безлюдном парке повстречал маленькую обезьянку. Забавную. Но, что удивительно, говорящую.
– Здравствуй, – поприветствовала меня обезьянка и тут же спросила. – Отчего ты такой грустный?
– Здравствуй, – поздоровался я и ответил. – Не знаю, отчего. Наверное, оттого, что мне поговорить сегодня не с кем.
– Поговори со мной, – предложила моя неожиданная приятельница.
– Тогда расскажи мне, почему снежинки все такие красивые? Как будто их кто-то специально делает прекрасными.

Рассмеялась обезьянка и поведала:
– Снежинки делаю я. И делаю их с любовью. Я снежная обезьяна, если не знаешь. Если что-то делаю, то это обязательно должно быть красивым. Иначе кому это нужно?
– Понятно. А у меня не всегда так получается.
– Не расстраивайся, – утешила меня обезьянка. – Скоро ты познакомишься с моими сестрами. И они многому тебя научат.
Мы еще поболтали немного. А потом попрощались. Но Снежная обезьянка пообещала, что мы еще обязательно увидимся. Я верю ей. Ибо в первом она не соврала. Очень скоро я познакомился с ее сестрой.

Когда мели лютые метели, повстречал я вторую обезьянку.
Она была дикой, неистовой. Вихри бурь снежных срывались с мест – стоило ей лишь шевельнуть своей лапкой. Но была она вежливой. Поздоровалась со мной:
– Здравствуй. Почему ты напуганный такой?
– Здравствуй, – ответил я. – Как я могу не испугаться, когда рождаешь ты повсюду круговерти студеные? Будто последнюю каплю жизни из всего выжать стараешься.

Засмеялась обезьянка лютая. Совсем по-доброму – на нее саму не похоже.
– Меру знаю, – отвечает она. – Могла бы все вокруг выморозить да снегом замести. Но никогда не сделаю этого. С кем тогда я да сестры мои останемся? С кем поговорить сможем? Но напускаю я на тебя ветер бешенный морозный, чтобы цену жизни своей познать сумел. Да чтоб радостней для тебя встреча с третей сестрицей нашей стала.
– Это с какой же? – спросил я у нее.
– Скоро ее время придет – узнаешь. Прощай. Увидимся еще.

И снова не соврала мне вторая обезьянка. Очень скоро пришло время, когда потекли каплями сосулька на домах, и цветы первоцветные из-под снега появились.
И пришла тогда ко мне третья обещанная сестра.
Не была она ни доброй, ни лютой. Но как пришла – сразу волнение в душу заронила. Растревожила. Но понял я тогда: нет ничего ценнее жизни, сколь трудна бы она ни была! И только потому подснежник в снежнице распускается.
Была сестрица та игривой, шаловливой. Но не разговорчивой. Ни здравствуй, ни до свиданья. Поиграла со всем вокруг, снег со льдом растопила весь, улыбнулась секретно и пропала. Но я на нее за то не в обиде остался. Благодарен больше. За то чувство волнительное, что во мне оставила.

Потом и четвертую сестру долго ждать не пришлось.
Как почками деревья набухли, так прилетели стаи птиц отовсюду: скворцы, журавли, утки. И обезьянка, откуда ни возьмись, появилась. Как и сестра предыдущая здороваться не стала. Лишь улыбнулась мило – и своими делами занялась. Грязь повсюду прибирает, чтобы трава молодая прорастать могла.
Лишь раз бросила мне, как за работой я ее следил:
– Не сделаешь работу грязную – не придет красота настоящая. Сестрица моя пятая – самая прекрасная из нас – чистоту и порядок любит.
– Стоит ли она того? – усмехнулся я.
– Сам узнаешь скоро, – ответила обезьянка лукаво.

Не то, чтобы не поверил я ей. Но представить себе не мог той красоты, что стоит всех тягот и тоски, переживаемых в ожидании ее. Нельзя такую красоту представить... Пока не увидишь ее.
И я увидел.
Как вдруг взорвались цветом деревья. Травой зеленеть земля стала. И запорхали повсюду пестрые бабочки. А соловей душу тронул любовной песней своей.
И тогда поклонился я невольно сестрице пятой. Не мог не признать, что нет ее прекрасней!
– Спасибо тебе, – сказал ей. – Тебя увидев, понял, что есть красота в мире!
– Ты еще глуп, – по-доброму улыбнулась мне обезьянка. – Увидел ты уже много. Но это лишь зарождение красоты. А не сама она.
– А что же тогда красота настоящая? – спросил я недоуменно, и не веря обезьянке, что не насмехается она надо мной.
– Того я тебе не скажу. Прости. Я хоть и красива, но слов мудрых не знаю, чтобы все объяснить.
– А кто же мне то расскажет?
– Быть может, другие мои сестры.
Сказала неуверенно пятая сестрица и умчалась вместе с первыми жуками и бабочками проверять, достаточно ли обильно расцветают желтые одуванчики.

И остался бы я в недоумении и смятении от слов обезьянки той, если бы не пришла вскорости шестая.
Как расцвели фиалки, да послышался гул пчелиный, услышал я приветствие:
– Здравствуй! Отчего такой задумчивый стоишь?
– Здравствуй, – поздоровался я. – Озадачила меня сестрица твоя пятая. Душу растревожила. Смятение заронила. Красоту явила, но поведала, что истинной красоты я так и не знаю.
Рассмеялась обезьянка:
– Проказница сестрица моя! И ветер в голове у нее. Ты не слушай ее. Не то время сейчас настало, чтобы думами терзаться.
– А что делать? Научи.
– Жить! В полную силу. Смотри, как соками полнятся деревья и травы благоухают. Не долог срок тому. И ты спеши. Не успеешь – так и не поймешь ничего. Сколько б не думал.

И повлекла она меня за собой в луга цветущие и леса шумливые. С головой окунула в пучину жизни немудреной, но богатствами полной.
А тут и седьмая сестрица подоспела. Зноем сухим опалила. Но не во зло. Прогрела, разнежила. Студеным ручьем освежила и опять в жар бросила. Все мысли из головы прочь прогнала.
Восьмая ей под стать. Но с жаром не так ретива. Зато ублажила плодами сладкими. Их у нее немало припасено было. И не пожадничала нисколько. Не в привычке у нее жадничать оказалось.
– Не мной дары эти произведены, – сказала она. – Чтобы обделять ими тебя. А хоть бы и мной – бери столько, сколько в радость и в усладу тебе. Не для того дары в числе большом принесены, чтобы пропадать без пользы.
– Спасибо тебе, – поблагодарил я. – Совсем разбаловали меня ты, да сестры твои.

И опять рассмеялась в ответ обезьянка. Видно, в обыкновении у них это – над глупыми потешаться.
– Не радуйся сильно, – осадила она меня. – Не со всеми сестрами моими ты еще в знакомстве. Может, кто и огорчит тебя. Усмехнулась обезьянка и пропала.

И тут грусть, про которую уже было позабыл я, опять в сердце закрадываться стала.
Лес окрас свой сменил. Все больше желтого в цвете, чем зеленого изумрудного, как до этого. Птицы в стаи собираться повадились. И в сторону южную все поглядывают. Небо, еще синее, тоской зазвенело.
И пришла девятая обезьянка.
– Нет-нет, – побранила она меня не зло. – Не для того тебя сестры мои уму-разуму учили, чтобы ты в печали глупой утонул, на пустое небо глядя. О проходящих радостях жалея.
Может, я и не такая богатая. Но сумей и моему приходу порадоваться. Да меня саму повесели рассказом о проделках своих и сестриных. Поделись, если что осталось от даров их.
Я, что имею, тоже тебе отдам. Мало, много ли – все тебе. А кому ж еще?

Сели мы с ней на пригорке, на солнышке не жарком, но еще теплом, греемся. Делимся друг с другом – что у кого припасено. Да болтаем. Истории разные рассказываем. Что правда, а что на ходу придумываем. В конце стае журавлиной рукой помахали.
Тут она и прощаться стала:
– Прощай, – говорит. – Хорошо с тобой было, но пора мне.
И пропала.
А лес совсем уж золотом укрылся. Трава пожухла. И листья с веток ветер срывать повадился. Птицы последние отлетели.
Один я остался. Старался прислушаться я к наказу последней обезьянки – в грусть-печаль зазря не впадать. И решил по лесу прогуляться. Листья опавшие ногой поворошить.

Брожу – все вокруг разглядываю. И понимаю вдруг: ничего красивее раньше не видывал! Хоть, и не понимаю все, в чем красота-то? Вроде, нечем любоваться совсем. Жалкое все вокруг. Безрадостное. Небо – и то уже не синее, а серым сделалось. А иду, как завороженный! Пробирает всего.
И встречаю тут еще одну сестрицу-обезьянку.
– Как дела твои? – спрашивает она тихо, ласково.
Растерялся я. Совсем уже не знаю, что отвечать ей.
– Не знаю, что и сказать, – говорю я. – Столько всего пережил-повидал. Столькими дарами угощался. А теперь стою и не пойму, что из всего того ценнее для меня было? Да и что проку думать, когда ничего более нет. Лишился всего теперь. Сама видишь. А на душе хорошо моей! Может ли такое быть? Как скажешь? Чем таким волшебным заворожил меня сегодня лес?

И опять смеется обезьянка!
– Вижу, мудрость к тебе пришла, – говорит. – Значит, не зря все было.
– И в чем же мудрость? Пока только твои сестры, да ты сама ко мне пришла.
Улыбнулась обезьянка:
– Листьям желтым и траве пожухлой радуешься. Красоту в них видишь. Это и есть мудрость. Но не повстречал бы ты сестер моих раньше меня – не было бы этого.
– И что дальше?
– А дальше одиннадцатая сестра моя тебе повстречается. Жди ее.
Сказала обезьянка и подхваченная ветром улетела вместе с ворохом листьев.
И, вот, уже сменился дождь мокрым снегом. И от ветра зябкого в дрожь бросило. Совсем неуютно стало. Только – странно это! – настроение у меня оттого не испортилось совсем. Видно, действительно изменился я. Многое познал. И богатство великое в себе чувствуя, уже не убегал более от ветра сырого и холодного. Изнутри тепло, неведомое до этого, согревало меня.

И приходу одиннадцатой обезьянки рад был. Сам первый ее поприветствовал:
– Здравствуй! Ждал я тебя.
– Здравствуй, – ответила обезьянка. – Может, ждешь от меня чего? – поинтересовалась сухо.
– Нечего мне ждать от тебя. Все имею. Тебе самой рад.
Смягчилась обезьянка. И попросила вдруг:
– Замерзла я. И дождем и снегом вся промокшая. Может, согреешь?
– И просить тебе не нужно было, – ответил я.
Снял одежду с себя теплую и обезьянку закутал.
– Спасибо, – поблагодарила меня обезьянка, согревшись. – А знаешь, зачем я пришла к тебе?
– Не знаю. Но, коль захочешь – скажешь. А нет – ну, и не важно.
Смутилась обезьянка и дальше молвила:
– Признаюсь тебе, из всех сестер я самая никому не нужная, бестолковая. Никому от меня никакого проку. Ни одного мудреного слова сказать не умею. А сестры меня все равно любят. И даже выше себя ставят. Ума не приложу: за что?

Теперь уже мой черед улыбнуться пришел.
– Не тех любят, – говорю, – кто пользу приносит или мудреные слова говорит. А тех, кто себя согреть и любить позволяет.
Вот как мы поговорили с той обезьянкой. Согрел я ее теплом своим. А когда время пришло уходить ей, сказала она мне:
– Добрый ты. Вслед за мной придет моя двенадцатая сестрица и одарит тебя щедро. Прощай. Может, когда свидимся еще.
И пропала. А я стал ждать двенадцатую обещанную сестрицу.

И упал тогда снег пушистый на землю. Деревья инеем заискрились. Снегири на ветках еловых шумно суетятся. Все вокруг сказкой волшебной дышит. Поземка стелиться – за собой увлекает. А воздух морозный не холодит – радует, тайну сокровенную рассказывает. На душе легко и волнительно!
Вот, значит, как обезьянка двенадцатая приходит! – думаю. Не иначе, она самая главная из сестриц. Итог всему подводит. По заслугам одаривает. Не заслуживших в одиночестве оставляет. Не в наказание – им еще время не пришло с ней повстречаться. И сказка волшебная не про их честь. Не ведома она им пока. И винить в том некого.
Разве можно винить птицу, что садиться на окно твое не хочет? Снег, что лишь помеха для идущего, но отрада для любующегося? Конец, что для душой пустого – страх великий, а для полнящегося – предвкушение нового, неведомого, стократно значимого того, что до времени сегодняшнего пережито.

Только к тем обезьянка двенадцатая приходит, кто цены приходу ее не назначает, но цену ту знает.
– Ну, здравствуй! – услышал я приветствие громкое, звонкое. – Вижу, ждал ты меня. Вот и пришла.
– Здравствуй! – вторил я радостно. Хоть и удержался настроение свое излишне выказывать. И без того видно, что встреча эта для меня желанная.
– Как тебе сестры мои? – вопрос мне задала. – Не утомили проказами да разговорами?
– Рад был каждой из них! – ответил.
Улыбнулась тому обезьянка по-доброму, без лукавства.
– Что ж. Значит, не напрасно я их к тебе засылала. Отрадно мне, что всех сестер моих почтил ты вниманием и любовью своей. Ведь ею только мы и живем – любовью, что к нам от других возвращается. Ну, а теперь пришло время мне дары тебе принести. Ведь, я для того и пришла.

– Что ты! – хотел остановить я ее. – Мне и без того уже даров много от сестриц твоих досталось. Ценнее их нет для меня.
Опять улыбнулась обезьянка да говорит дальше:
– Правильны слова твои. Да не должно это поменять ничего. От даров моих тебе отказаться не получится. На том мир стоит. Вот, прими сперва, не погнушайся, безделицу сущую.
И принял я от обезьянки подарок первый. Игрушки стеклянные. Обезьянки золоченые. Все сестрицы ее, да она двенадцатая.
– Это на память тебе о нас. Хоть и не навсегда прощаемся, но свидимся или нет – то в твоей власти. Забудешь нас – не увидишь больше. Не придем к тебе.
– И без того не забуду! – отвечал я. – Но за игрушки потешные, красивые спасибо. Беречь буду.
– А теперь главный подарок тебе! На словах передам. Слушай же. Как год новый настанет, загадывай желания самые сокровенные. Не обманываю – все, как одно, исполнятся. Время мне пришло, прощай!
Сказала обезьянка, да вихрем снежным в небо взметнулась.

***

Висят на елке двенадцать золотых обезьян. Тешат меня да забыть не дают. Про сестер обезьянок, что повстречал однажды.
Жду их. Ибо не обманывают они. Сказали, что свидимся еще – точно так и будет.
Ведь и с подарком своим двенадцатая не обманула меня. Загадал я тогда желания. И все исполнилось.
А, вот, какие желания мои?
Не скажу того. Секрет.

© Dalahan Dalyet. Dec 22 2015

Рецензии на "Двенадцать обезьян"

Dalahan : Как для Новогодней сказки – то в самый раз.
Рыбка МЮ : Хорошая история.
Лунная роса : Хорошая сказка, душевная, поучительная. Но обезьяны в нее как-то не вписываются.
Лотадан : Идея банальна, однако исполнение мне очень понравилось. Чувствуется и мудрость и тепло и сказка.
Smoky : Мнение судьи : Да, это сказка. Новогодняя – вполне. Очевидная – да. Но мудрая. Как и положено быть сказкам. Настоящим. Я очень рада, что господин Критик осилил второй Выпад. Молодец!

Великим Начинаниям – Удача и Великие Свершения!
Долгим Походам и Странствиям – Счастливый Исход!
Уставшим Путникам – Яркий Свет и Добрый Огонь!