Он хотел, чтобы я его разбудил.
II место в Ристалище N 13

"В своем доме в Р'льехе мертвый Ктулху спит, ожидая своего часа".
"Наступит день, и он, когда звезды будут ему благоприятствовать, их призовет".
"Вечно лежать без движения может не только мертвый. А в странные эпохи даже смерть может умереть".
"Ктулху фхтагн! Ктулху фхтагн!"
Говард Лавкрафт, "Зов Ктулху".

Я измотался за день и, вернувшись к ночи в гостиницу, думал лишь о том, чтобы выспаться. Тяжелый для меня четверг заканчивался. Завтра можно было спать долго – дела уже не подгоняли. Не помышляя об ужине, я принял душ и заскочил в постель, моментально оказавшись в плену сонной неги.
"Как хорошо! Завтра сплю до обеда!". Но этой мысли не суждено было осуществиться. В тот миг я еще не знал, что эта ночь с четверга на пятницу тринадцатого перевернет мои взгляды на мир.

Мой сон был сладок, но короток – жуткий грохот среди ночи разбудил меня. Я открыл глаза и долго не мог сообразить: что происходит? В гостинице царила тишина. Я предположил, что разбудивший меня звук лишь приснился мне, и попытался вернуться ко сну. Но не успел сомкнуть глаза, как стену вновь сотряс сильный удар. Было очевидно, что невероятный шум исходит из соседнего четырнадцатого номера. Мне хотелось пойти устроить скандал соседу, но лень взяла верх и, понадеявшись, что все закончилось, я закутался в одеяло и попытался уснуть.
Только грохот опят повторился.
"Они там что – с ума посходили?!"

Я выскочил из постели, набросил халат и, страшно ругаясь, кинулся скандалить. В коридоре было пусто. Остановившись у дверей с номером "14", я постучал – мне не открыли. Тогда я стал бить кулаком. Наконец, в щелях появился свет и, еще через мгновение, дверь открылась. В проеме показался худой долговязый парень с заспанным и слегка напуганным лицом.
– Кто Вы? Что Вам нужно? – спросил тот, удивленно глядя на меня.
– Мне нужно, что бы Вы позволили мне спать! – заорал я.
– Спите на здоровье. Я Вам мешаю? – обижено парировал мою претензию сосед.

– Вы смеетесь?! – рассвирепел я. – В вашем номере забивают сваи! Это гостиница, а не загородный дом!
– Чушь. Я тут спал, с Вашего позволения, пока Вы не пришли, – начав в свою очередь злиться, ответил парень и хотел закрыть дверь у меня перед носом.
Но ее я придержал.
– Еще хоть писк из Вашего номера и я сильно разозлюсь! – пригрозил я, но дверь все-таки захлопнулась.
"Гаденыш!" – обозвал я в сердцах "долговязого".

Вернувшись, я немного подышал свежим воздухом у окна, чтобы успокоиться, и прилег. Только уснуть не довелось.
На этот раз меня заставил вскочить с постели почудившийся мне истошный вопль из коридора – какая-то женщина закричала так, будто ее разрезали на куски перед моими дверьми.
"Черт знает что! Сумасшедший дом!"

Трясясь от злости, но с опаской, я вышел в коридор, но никого там не обнаружил. Гостиница спала. Я прошелся по коридору, не найдя ни кричавшей женщины, ни кого-либо иного, кто мог бы прояснить ситуацию. Возвращаясь, я бросил взгляд на двери "четырнадцатого номера" и обнаружил свет, пробивающийся изнутри. Это была единственная комната на этаже, где, похоже, не спали.
"Вот, оно! Наверняка, опять сосед чудит. Кричавшая женщина у него в номере – больше негде!"

Я решительно постучал в двери "долговязого" – открывать не поспешили. Но это только еще больше придало мне уверенности и решимости "вывести на чистую воду" гада. Я уже готов был взломать дверь, когда она, наконец, распахнулась, и я встретился взглядом с ошалелыми глазами соседа.
– Что?! Что на этот раз?! – закричал тот, узнав меня. – Я опять не даю Вам спать?!
– Где она?! – грубо оттолкнув парня, я ввалился в его комнату.
Там никого не было.

– Вы сумасшедший?! – поинтересовались за спиной.
Я не ответил и принялся обыскивать комнату, ванную, балкон и даже заглянул за его ограждение. Никого.
– Вы скажите – если я Вас раздражаю, я переберусь в другой номер или даже в другое крыло, – ерничал гад.
– Еще раз спрашиваю: где она?! – потребовал я у него прямого ответа, прижав к стенке.
– Кто она?
– Женщина, которая кричала?!
– А кровавые мальчики по коридору не бегали?

Это уже была откровенная издевка. Мне составило большого труда, чтобы не размазать сволочь по стенке. Я был готов его задушить, но взял себя в руки.
"В конце концов, какое мне до всех вас дело?! Единственное, чего я хочу – выспаться. Сейчас пойду к консьержке и потребую перевести меня самого в другое крыло, на другой этаж. И пусть этот гад перережет тут хоть всех женщин!"
Я отпустил парня, потеряв к нему интерес, и вышел из номера. И в этот момент снова услышал надрывный крик.

Тень, как мне показалось, женщины мелькнула в конце коридора, откуда вела лестница в холл гостиницы.
"Вон, она!"
Я рванулся за тенью мнимой "крикуньи" и, в несколько прыжков спустившись на первый этаж, выскочил в холл. Там тоже было пусто, если не считать одинокого постояльца в пижаме, сидящего в кресле под пальмой, и молоденькой консьержки.
Подскочив к последней, я выпалил:
– Тут только что спустилась женщина. Куда она побежала?!

Симпатичная консьержка подняла на меня недоумевающие глаза и попыталась что-то ответить, но, видимо, так и не нашла что. При этом она явно намекала, что никакой женщины не видела. Я расценил это, как издевательство.
– Вы смеетесь?! Как Вы могли не видеть?! – зарычал я.
– Простите... я не знаю... может, у Вас голова болит? У меня есть таблетки, – лепетала негодяйка.
Меня, аж, затрясло от негодования. Я хотел ей сказать что-то грубое, но в глазах вдруг потемнело, а грудь защемило. Неожиданно почувствовав себя плохо, я отошел и рухнул на диван, стоящий в холле. Девушка подскочила и попыталась предложить помощь, но я прогнал ее, потребовав оставить меня в покое. Когда боль в груди отпустила, я вышел на воздух. Немного отдышавшись, вернулся и опять присел на диван.

Подошел человек в пижаме и выставил на столик бутылку и два бокала.
– Вы плохо себя чувствуете? Разрешите предложить глоток коньяка. Поверьте, в большинстве случаев это помогает.
– Вы ее тоже не видели? – спросил я в ответ.
– Кого? Женщину, про которую Вы спрашивали? Нет, не видел. В холл никто не спускался ближайший час.
– Ясно, – мрачно констатировал я. – А Вы, простите, что здесь делаете ночью, вместо того, чтобы спать, как нормальные люди?
– Знаете ли, у меня фобия одиночества. Я просил дать мне двухместный номер. Но гостиница сейчас пустует – в двухместном я бы все равно был один.

– И Вы спасаетесь коньяком? А как Вы будете себя чувствовать завтра, не выспавшимся?
– Не беда. Я приехал на симпозиум – высплюсь на заседании.
– Симпозиум? Интересно. И что за симпозиум? – поинтересовался я. – Какой вопрос на повестке?
– Вопрос важный: "Сколько нам всем еще осталось?"
– Это, в каком смысле: "Когда Армагедон начнется?"
– Бог с Вами! Вернее, с Армагедоном. Мы люди ученые, обсуждаем вещи иного порядка.
– Ну-ну. Просветите.
Разговор начал увлекать меня.

Человек в пижаме налил нам обоим коньяка и достал из кармана небольшую матово-черную коробочку:
– Вы читали Говарда Ловкрафта, "Зов Ктулху"?
– Читал в детстве, – с трудом припомнил я какой-то сказочный бред.
– Как там у него, помните: "В своем доме в Р'льехе мертвый Ктулху спит, ожидая своего часа", "Наступит день, и он, когда звезды будут ему благоприятствовать, их призовет", "Ктулху фхтагн! Ктулху фхтагн!"?
– Что-то припоминается. И к чему Вы это?

Собеседник хлебнул коньяку и указал пальцем на черную коробочку:
– Там спит Ктулху.
– Простите, не понял.
– В этой коробочке спит Ктулху.
Последние минут десять я уже чувствовал себя совершенно спокойным. Но слова незнакомца опять всколыхнули во мне ярость.
"Точно – надо мной здесь издеваются!"

Мой же собеседник невозмутимо продолжал:
– Вы слышали о стрАпельках – так называемых сгустках "странной материи"?
– Это гипотетический продукт сталкивания микрочастиц в адронном коллайдере? – постарался я поддержать разговор, сдерживая злость.
– Ну, адронный коллайдер – это детская игрушка! В этом саркофаге из "твердых бозонов", – незнакомец снова указал пальцем на коробочку, не замечая растущее во мне раздражение, – храниться сгусток "странной материи" из космоса. Это настоящий Ктулху! Если когда-нибудь он проснется – начнется разрушающая все цепная реакция, которая погубит как минимум всю нашу Галактику Млечного Пути. Вот, об этом мы и говорим на симпозиуме.

Я глянул на зловещий предмет, лежащий передо мной, и с ехидством поинтересовался:
– А Вам не страшно носить это с собой?
Мой собеседник снисходительно посмотрел на меня:
– Сразу видно, что Вы ничего не смыслите в стрАпельках. Совершенно не важно, где она находится. Пока страпелька "спит" в саркофаге, она не активна и не представляет никакой опасности.
– Но ведь "коробочка" может разрушиться.
– Нет, не может, – твердо ответил ученый. – Ее нельзя ни разрезать, ни расколоть, ни прожечь. Только сам Могучий Ктулху, когда проснется, вскроет ее, как яичную скорлупу. И тогда для нас всех все будет кончено. Пока же он спит, не имеет значения, где находится саркофаг: у меня в кармане или где-то еще в нашем мире.

Бредни про Ктулху раздразнили меня больше, чем удары в стену и женские крики. Мой собеседник продолжал говорить, но я его уже не слушал – встал и отправился к себе собирать вещи.
"С меня хватит! Еще есть время до утра найти другую нормальную гостиницу".
Поднимаясь по лестнице, я дал себе слово более ни на что здесь не обращать внимание.
"Собрать вещи и вызвать такси", – была единственная мысль, которой я позволил остаться в моем сознании.
Только сдержать слово мне не довелось.

Я быстро упаковал вещи в сумку и поднял трубку телефона.
– Алло! Девушка! Пожалуйста, машину через пятнадцать минут... Гостиница "Континент"... Что?!.. Повторяю: гостиница "Континент"... К-о-н-т-и-н-е-н-т... Через пятнадцать... Вы меня слышите?!.. Девушка!.. Алло!.. Ты, что, дура или глухая?!..
На том конце оборвали разговор.
"Да, что же это такое?! Сегодня все хотят меня довести до бешенства!?"
Я с силой швырнул телефон в стену, и он разлетелся на мелкие детали. Перед глазами поплыл туман, а голову сдавило стальным обручем.

Когда я стоял, чуть не плача, над обломками телефона, схватившись за больную голову, из "четырнадцатого номера" снова стали колотить в стену. На этот раз удары были периодические и непрекращающиеся.
"Раз, два, три..." – принялся считать я, но терпение скоро иссякло.
"Все! Прибью гада! А потом пойду пешком искать другую гостиницу!"

Бросив сумку, я побежал к соседу. Запертая дверь меня не остановила – я сходу выбил ее плечом. "Долговязый" сидел на диване с разрезанной дыней в руках и смотрел телевизор. Я опешил – мой план "начистить ему рожу" разбивался об мое неумение бить людей, мирно поедающих дыню у телевизора. Но парень, похоже, был не столь щепетилен. Едва я появился, он кинулся на меня с кулаками.
– Вы параноик! Что Вам от меня надо?! Убирайтесь! Оставьте меня, наконец, в покое!
Я некоторое время отбивался от его атак, пока тот, вдруг выскочив из своего номера, не убежал куда-то в истерике:
– Уберите его! Уберите этого шизофреника!

Окончательно обескураженный я направился к себе.
"Надо сматываться отсюда. Здесь что-то нечисто".

Дверь в мою комнату оказалась распахнутой. Я не удивился – когда отправлялся драться с соседом, номер не закрывал. Но, войдя внутрь, обнаружил, что моя сумка с только что собранными вещами пропала!
– А! Вот и ответы на вопросы! – с некоторым облегчением выдохнул я.
"Шайка гостиничных воров! Вот зачем был нужен весь концерт со стуками и криками!" – сообразил я и бросился в холл.
– Позовите охрану! Двое – женщина и долговязый! Это воры! Они не ушли далеко! – крикнул я консьержке и, не дожидаясь реакции, выскочил на ночную улицу.

Только там было совершенно пусто. Некого было даже спросить, куда побежали подонки.
Вслед за мной выбежала консьержка.
– Что случилось?!
– Вещи у меня украли! Двое! Парень и женщина! Вы их должны были видеть!
– Успокойтесь – никого не было.
– Да хватит уже! – взревел я – Сколько можно?! Это уже не смешно! Со второго этажа лестница ведет только в холл! Они мимо Вас должны были пробежать!

И тут меня осенило: может, они действительно не спускались вниз, а затаились где-то на этаже, и я зря кричу на девушку? Это было бы глупо с их стороны – второй этаж достаточно высоко, но, возможно, у них была своя логика.
Я попросил девушку остаться на улице наблюдать за окнами, сам же кинулся назад, прихватив со стола в холле массивный декоративный подсвечник. Невозмутимо попивающий коньяк "ученый", казалось, не обращал на мою беготню никакого внимания.

Поднявшись на этаж, я двинулся вдоль пустынного коридора, внимательно вслушиваясь в тишину. За одной из дверей – я был убежден – затаились эти двое. Сердце колотилось, адреналин в крови бушевал. В тот момент решимости и боевого духа мне хватило бы, чтобы проломить голову кому угодно. Я чувствовал себя терминатором, жаждущего встречи с исчадием негодяйства.
Какое-то не то заклинание, не то воинственный клич вертелся все время у меня на языке. Мне даже показалось, что это уже не единожды пыталось сорваться сегодня с моих уст. Только слова эти – возможно ругательства или восклицания – были неведомы мне доселе. Я напряг сознание, пытаясь прояснить, что рвалось из меня, когда за спиной скрипнула дверь. Рука сжала подсвечник. Я резко обернулся.

"Долговязый" появился из туалета. Но, увидев меня с тяжелым орудием в руке и, видимо, страшным выражением лица, он прислонился к стене и обреченно сполз на пол.
Я грозно склонился над ним:
– Верни вещи, гад.
Последовавшая реакция меня обескуражила – парень захохотал.
Пока я соображал, как мне поступать дальше, на этаже появилась консьержка со здоровым охранником.

– Что здесь происходит?! – потребовала она объяснений.
– Я поймал бандита.
– Это? Это не бандит – это наш программист. У него нет своего жилья, и он живет тут у нас.
– По-вашему ваш программист не может быть бандитом?
– Нет, не может. У него очень много работы, и ему некогда заниматься другим.
"Ясно – женская логика".

Все! Я устал. Эмоционально перегорел.
Как защитная реакция психики, воинственная решительность вдруг сменилась полным безразличием ко всему происходящему, в том числе и к украденным вещам. Мне вновь захотелось на воздух или под пальму к "ученому" – попить коньяка и поговорить про Ктулху.
Оставив в покое хохочущего программиста, я прошел мимо консьержки с охранником, кинув им:
– Я там двери сломал – занесите в счет.
– А как же вещи, которые у Вас украли?
– Какие вещи? Никто ничего не крал.

Ученый в холле допивал коньяк, когда я подсел в соседнее кресло.
– Простите, можно попросить глоток?
– Да-да, конечно. Правда, осталось мало.
Человек в пижаме вылил остатки мне в бокал и взял свой.
– Ваше здоровье! Кстати, по-моему, Вы сильно перенервничали.
– Да, немного. У меня украли вещи.
– Не может быть! – с искренним сокрушением воскликнул мой собеседник.
– Пустое. Забудьте. Расскажите лучше о "космических сгустках странной материи", о Ктулху.

– Вам это интересно? Мне показалось, что нет. Судя потому, как неучтиво Вы покинули меня ранее.
– Приношу свои извинения. Нервы. На самом деле мне очень интересно. Как Вы там говорили: "В своем доме в Р'льехе мертвый Ктулху спит, ожидая своего часа"?
– Да, именно так.
– И какого ж часа он ожидает?
Собеседник хлебнул коньяка и без тени иронии стал рассказывать:
– Понимаете, во Вселенной, кроме векторов пространства и времени существует еще вектор нравственности. Вектор этот определяет не то, что есть, а то к чему стремится всякая внутренняя подсистема в своем развитии, и насколько это согласуется с другими подсистемами.

Коньяк теплой волной разлился внутри меня, а от слов "ученого" трепетная нега пробежала по телу. Я слушал его с удовольствием.
– Если существует подсистема, которая в своем развитии пренебрегает всем остальным, кроме себя, она представляет страшную угрозу для Вселенной. Ибо не просто разрушает другие подсистемы, рубя одновременно с этим сук, на котором сама же держится, но еще и заражает своей пагубной философией мир. Это как вирус. Вирус безнравственности. Если дать ему распространиться, то с какого-то момента его уже будет нельзя остановить. При этом "больная" Вселенная начнет с нарастающим ускорением скатываться к хаосу, к гибели.

– Так-так. И что из этого?
– Мир существует до сих пор только потому, что в нем есть нечто – назовем это "антитела", которые выжигают чуму в зародыше.
– И этими антителами...
– ...выступают космические стрАпельки – сгустки "странной материи" или Ктулху, – продолжил мою мысль ученый. – Это бомба, призванная уничтожить часть мира, породившую вирус, ставшую его носителем и разносчиком "чумы".
– Вы говорите: часть. А если она уничтожит всю Вселенную?

– Как бы ни был могуч Ктулху, он не может уничтожить всю Вселенную. Страпелька не стабильна – она вырождается по мере увеличения общей массы образуемой "странной материи". Вот "вирус безнравственности" может. Чем шире он распространен, тем он сильнее.
– Простите, а кто ставит диагноз: какая галактика "больна" и подлежит уничтожению?
– Никто. Страпельки разбросаны повсюду. Но опасен только проснувшийся Ктулху.
– И что может его разбудить?
– Заклинание.
– Заклинание? Какое?

– Зачем Вам знать? – ученый строго посмотрел на меня.
– Надо же знать, чего нельзя делать.
– Простите, Вы глупы. То, что мы знаем, рано или поздно мы обязательно сделаем. Познавший "заклинание Ктулху" когда-нибудь его да произнесет. И мир, его породивший, будет уничтожен.
– Не слишком ли это жестко?
– Жестко. Но другого выхода нет. Лучше лишится бесконечно малого, чем потерять бесконечно большое.
– Но ведь мы можем случайно произнести это нечто.

– Нет. К "заклинанию Ктулху" можно лишь закономерно прийти в своем развитии. Если, например, человечество изберет для себя неверный "нравственный вектор", то однажды кто-то из нас откроет и озвучит его. И это будет последнее слово, что прозвучит в нашем мире – он, породивший нас, должен будет исчезнуть. Со Слова все началось – Словом все и закончиться.
– Вот как, – я надолго задумался. – Тогда считайте, что сегодня могла погибнуть наша Галактика.
– О чем Вы?
– О "заклинании Ктулху". Этой ночью Он хотел, чтобы я Его разбудил. И я чуть было это не сделал.

– Я боялся этого, – хмуро и немного неожиданно для меня признался ученый, но, тут же смягчившись, он достал "черную коробочку". – Успокойтесь. Я наговорил Вам много глупостей. Не обращайте на них внимание.
С этими словами он стал открывать "саркофаг". А я невольно вздрогнул.
– Что Вы делаете?!
– А Вас легко взять на понт! – расхохотался мой собеседник. – Смотрите, там всего лишь монпансье! Угощайтесь!
В раскрытой коробочке лежала горстка леденцов.

К нам подошел охранник, неся мою сумку.
– Это Ваши вещи?
– Мои. Где Вы их нашли?
– В Вашей комнате, – зло ответил верзила. – Пить надо меньше. Кстати, там у Вас на полу разбитый телефон – надеюсь, Вы не станете утверждать, что это мы его поломали?
– Не стану. Только Вы не говорите так грубо. Не будите Ктулху.
– Что?!

Я не стал заедаться с охранником – эта ночь меня кое-чему научила. Я взял вещи и, отправляясь к себе, обратился к ученому:
– Спасибо за рассказ. Он во мне многое перевернул. Только... может, я и сумасшедший, но вниманием не обделен – час назад Вы показывали мне совершенно иную вещь.

Наступало утро нового дня. Сколько их еще будет, пока кто-то не разбудил Ктулху?

© Dalahan. Sep 15 2009

Рецензии к "Он хотел, чтобы я его разбудил"

Dalahan : Тоже ничего так работка. Страшненькая. Но только не очень выразительная. Чего-то более яркого (в смысле, УЖАСНОГО) не хватает.
Edinet : Ну, совсем не страшно, зато интересно и держит в напряжении. Конечно, мне больше понравилась идея о стрАпельках – сгустках "странной материи" – это я слышу впервые. Очень интересная гипотеза, хотя гипотеза о том, что мир начался со Слова, совершенно нереальная и даже опасная для людей.
Тень Цитадели : Аналогично предыдущей работе. Идея хорошая, но не доработано однозначно. Но "СтрАпельки" очень понравились.
Strannik : Весьма интересная интрпретация!
Ellery : Напомнило фильмы Хичкока. При чтении эффект малость ослабляется, а в экранизации было бы зубодробительно.
Дракон Рассвета : Согласен с высказанным (почти) – рассказ более воспринимается сценарием, а не рассказом.
Лотадан : Симпатичная вещица. Если бы еще в конце выяснилось, кто кричал и стучал в стену... Но, вообще, мне понравилось!
Veter : В целом хорошо. Местами цепляет смыслом. Но мне кажется, чуток не доработана.
Smoky : Мнение судьи : Да не зазнается наш господин Критик, но его работа – это именно то, что я хотела получить. В самую точку! И не надо намекать на то, что Dalahan-у якобы проще улавливать мои мысли и пожелания! Ни-ни! Он в своих-то порой путается – выразить не может, тушуется. Но здесь попал! Я рада. Все на месте, все, что просила. И читается легко, и интрига, и страпельки занятные сами по себе, и базу под весь ночной кошмарчик подвел. Я в высшей степени довольна! Но Судьи в Ристалище не голосуют, да и высказываются после итогов.

Проект "Инкубатор".
II место в битве за Гобелен N 3

И был Мир.
И было в нем много всего. И добра и зла. И воды, и суши, и ветра. И рождалось в нем живое и разумное. И сотворяло разумное новые формы. И отдавала стихия огня, не скупясь, свою энергию всему.
Но востребовало разумное в необузданных устремлениях своих очень много энергии. Изъяло тогда оно все богатства мира, творимые долгим временем, и разложило их на первозданные элементалии. Огонь и воду. Недолго добытая так энергия удовлетворяла желания разумного. Иссякла она, рассеявшись в просторах иных миров. А высвобожденная стихия воды затопила все в мире этом.

И страшен был потоп. Все погибло, сотворенное космосом и разумом. Мир на долгие времена упокоился, лишь храня память о том многом, что было в нем.
Вода мертва. Но она имеет память. Океан помнит все, что разрушено им. Он лишен энергии – она не дружит с водой – но он бережно хранит информацию в надежде, что когда-нибудь огонь вернется и, топя лед и обращая воду в пар, снова запустит круговорот вещей. И тогда мир оживет, воссоздав в начале все то, о чем бережно хранит память океан.

***

– Салли, Вы назначены руководителем проекта "Инкубатор".
Академик Звягинцефф набил трубку самосадом и, напустив приторно-едкого дыма, выглянул из него, глядя на сидящего напротив сотрудника Управления Космического Креатива бригадного командора Салли Кемана.
– Что за проект, и почему именно я назначен руководителем? – поинтересовался Салли.
Рука Звягинцеффа вынырнула из дыма, держа информационную матрицу.
– Здесь вся документация по проекту. Вашу кандидатуру на Совете выдвинул я. Она не вызвала отводов.
– И все же, скажите пару слов лично, – попросил Салли, пряча матрицу.

Дым немного рассеялся, и теперь уже можно было говорить с академиком, хорошо видя его.
– Скажу так. Проект нам навязали. Меня он не интересует. Я всячески от него отказывался, как от детской затеи. Но... Совету нужны средства для серьезных научных проектов. "Инкубатор" же – денежная "корова". У Вас, не обижайтесь, в подобных делах есть опыт.
– В чем суть проекта? – Салли сделал вид, что не заметил пренебрежительного к нему отношения Звягинцеффа.
– Сотворение частных планет-котеджей, – не сумев убрать с лица кислую мину, ответил академик. – Подобным, но гораздо менее масштабным, Вы уже пробовали заниматься в тайне от Совета и за его деньги. Тогда Вас чуть не уволили. Теперь же будете делать это открыто, опираясь на всю нашу технологическую мощь. Будете создавать новые планетки. Думаю, Вам это интересно.

– Ясно, – кивнул Салли.
– В Вашем распоряжение база К-12 со всей ее инфраструктурой. В качестве источника энергии выписана звезда Омега-С. Можете ее погасить – разрешение имеется. Элементной базой определены планеты сверх-гиганты Нептун-263 и Пузырек. Они большей частью состоят из воды, но в их гигантских океанах присутствует вся "таблица Менделеева" в массе, позволяющей создавать небольшие планеты-котеджи формата астероида ближайшие лет десять по две сотни в год. Ясно? – академик пристально посмотрел на Кемана. – Билет бизнес-класса Вам заказан – возьмете у секретаря. И удачи Вам! – Звягинцефф встал и крепко пожал сотруднику руку. – Надеюсь, что месяца через три "инкубатор" начнет работать.

Командор Салли Кеман был не самым перспективным в науке сотрудником Управления по космокреативу, однако отличался деловой хваткой и умело руководил не очень мудреными, но масштабными проектами. Он стремился к самостоятельности, и поэтому новое назначение его порадовало.
"Несколько лет мне не придется общаться с моим нудным академическим руководством!" – возликовал он.

***

К прибытию Салли на базу К-12 там уже во всю шла работу по проекту. Прокладывались энергетические коридоры к Пузырьку и Нептуну, собирались на их орбитах установки квантово-элементальных синтезаторов.
Быстро войдя в курс дел, Кеман окунулся в них с головой. Особых проблем для него, как руководителя, не намечалось – Управление изначально на редкость грамотно все организовало и обеспечило проект всем необходимым – но подумать было над чем, и дел у Салли оказалось много.

Нужно было правильно распорядиться бюджетными средствами, привлечь к проекту дополнительных подрядчиков со стороны, организовать пресс-центр для презентации проекта журналистам и потенциальным заказчикам и много другого. Все то, что он, Кеман, хорошо знал и умел.
Срок ввода в действие первой линии "Инкубатора", озвученный при прощании Звягенцеффым, был нереальным. Но Салли его не оспаривал, а лишь делал все, что считал необходимым для скорейшего и качественного продвижения дела. И (не через три, а через шесть месяцев) проект, наконец-то, подступил к синтезу пробной продукции на Пузырьке.

***

Первую планетку с чьей-то "легкой руки" еще до рождения окрестили Немезидой. Она должна была стать пробной и планировалась, как голый технологический концепт для отработки технических приемов дальнейшего производства. Никаких функционально-дизайнерских задумок в нее не закладывали. Что получиться – то получиться.
За процессом сотворения Немезиды Кеман следил лично с самого начала. От него здесь мало что зависело, но ему было интересно. И когда первые сфокусированные энергетические потоки врезались в тело океана Пузырька, создавая в его глубинах квантово-элементальную подложку будущего "младенца", зрелище настолько захватило Кемана, что он забыл обо всем. Отдав распоряжения по дальнейшей разработке проекта, он остался на орбите Пузырька наблюдать за нюансами происходящего.

Этап создания начальной материальной подложки рождаемой планеты длился около двух недель. Все это время океан Пузырька содрогался под жалами катализационных орбитальных излучателей, как пациент, которому режут без наркоза гланды. Кеман гнал от себя глупые мысли, но продолжал невольно до слез жалеть океан. Смотреть на его "страдания" ему становилось нестерпимо больно, покинуть же Пузырек он не мог. Ему хотелось видеть все своими глазами. С начала до конца.
Еще никто не создавал целые планеты! Все выглядело для Салли страшно и невероятно красиво одновременно! На исходе второй недели "мучения" закончились. Жесткое излучение сменилось мягким, океан успокоился, и тогда над его толщей стал расти гигантский пузырь, внутри которого формировалось нечто таинственно-необьяснимое, но вполне материальное.

– Все идет замечательно, Салли! Этап первичной диструкции пройден. Пошел синтез! Это уже можно отметить! – В зал управления вбежал инженер Гарик Васильковский, в его руках красовалось несколько бутылок шампанского. – Излучатели переведены в режим тонких воздействий. Они уже начали формировать эмбрион Немезиды! – он радостно подскочил к Кеману и стал откупоривать бутылки.
В зале раздались поздравительные крики и рукоплескания. Пребывавшие в состоянии томительно ожидания сотрудники не скрывали радости. Проект запущен и, теперь уже без сомнения, успешно начинал свою работу!

Салли принял бокал, но не разделил воцарившейся эйфории.
– Что с тобой, командор? Ты нервничаешь? – поинтересовался Гарик.
– Все нормально. Не думал, что это будет так выглядеть.
– Как выглядеть?
– Ужасно. И одновременно величественно красиво.
– О! Ты становишься сентиментальным лириком. Руководитель проекта не может себе этого позволить, – ехидно заметил Васильковский.
Салли пропустил мимо ушей иронию и снова повернулся туда, где на большом обзорном экране одна планета рождала другую.
– Тебе не кажется, Гари, что мы тут ни при чем? – неожиданно поинтересовался он.

– Не понял. Расшифруй! – отхлебывая вино и живо обсуждая что-то с другими, вскользь кинул Гарик.
– Ничего мы не синтезируем! Ничего не производим! Одна планета рождает другую, как женщина ребенка! А мы лишь акушеры.
– У-у! Тебе, командор, пора в отпуск! Не могу тебе приказать. Но посоветовать...
– Какой она должна получиться? – не унимался Кеман, продолжая напряженно вглядываться в экран.
– Немезида?.. Салли, ты же сам прекрасно знаешь, что мы не закладывали в ее форму никакой программы. Это – технологическая проба. Скорее всего, получится какой-нибудь бесформенный астероид.
– Разве ты не видишь, что получается далеко не бесформенный астероид?! – раздраженно выпалил Кеман, заставив обратить на себя внимание других присутствующих. – Ты не видишь четких рождаемых форм?! Смотри!

Васильковский и другие озабоченно посмотрели на командора, а затем повернулись к экрану. На нем было видно, как внутри гигантского водяного пузыря формируется похожая на камень масса. Но не бесформенная. Масса напоминала огромную крепость-замок. Правда, как и полагается зародышу, формы пока были нечеткие и скорее угадывались. Но с каждым мгновением образ сооружения прорисовывался все более определенно.
– Похоже на крепость, – послышались возгласы. – Нет, на церковь. Или собор. В общем, храм. Вот тебе и Немезида! Думали, камушек получится, а тут такое!
Кеман протолкался через толпу обескураженных сотрудников и, быстро покидая зал управления, дал указания:
– Васильковский, Зордан, Энчиладос – через пять минут совещание в моем кабинете. Найдите Линду – и ее тоже ко мне.

***

Линда Кервален, старший программист группы креативного конфигурирования, радостно вбежала в приемную Кемана.
– Салли, ты видел, какая красавица получается?! – и тут же осеклась.
Собравшиеся руководители технических секторов и сам командор ожидали ее, явно чем-то озабоченные.
– Что случилось? Я что-то пропустила ужасное?
Кеман предложил Линде кресло и тут же навис над ней:
– Дорогая, ты какую программу зарядила излучателям?
– Не поняла?! – обижено ответила Линда. – Кажется, Вы сами сказали, что грузим технологический концепт!
– Я-то сказал. А вот что загрузила ты? Знаешь, Линда, ничего страшного пока не произошло, но я не люблю, когда за моей спиной разыгрывают какие-то шуточки.

Глаза Линды округлились:
– Какие шуточки, командор?! Мы загрузили тестовую программу! Вами же утвержденную! Технологический концепт синтеза случайно коррелируемой материи!
Салли уставился на Линду с глупым выражением лица.
"То ли ты и дальше с нами шутки шутить, то ли я – идиот", – читалось на нем.
– Тогда как ты нам объяснишь то, что рождается внизу? – спросил он строго.
– А что там рождается? – переглянувшись с присутствующими и не понимая, что происходит, поинтересовалась Линда.
– Ты хочешь сказать, что все идет по плану, и мы получаем случайно коррелируемый кусок материи?
Кеман подкатил кресло Линды поближе к монитору и ткнул в него пальцем.
– Смотри!

Эмбрион Немизиды развивался стремительно. Уже вполне явно оформились крепостные стены, террасы, башня и – что самое волнующее – на одной из площадок вырисовалась статуя какого-то существа, отдаленно напоминающего человека. При этом формы, проявившиеся первыми, теперь быстро уменьшались в своих гигантских размерах. Сама же Немезида увеличивалась путем наращивания окружающего ландшафта, прилегающего к замковому сооружению. Вокруг уже появились большой зеленый луг, река и холмы с диковинной растительностью.
– Это не я... – начала было оправдываться испуганная Линда, но слова застыли у нее на устах.

В следующий момент она почувствовала, как кровь стынет в жилах.
Статуя в крепости шевельнулась. Казалось, легкий ветерок затрепетал ее одеждами. Продолжая уменьшаться в размерах, она вдруг ожила и призывно подняла нечто, напоминающее руки, в направлении смотрящих.
Линда привстала с кресла и тут же упала в обморок.

***

– Академик Звягинцефф у аппарата! – услышал Кеман старомодное приветствие в телепатическом переговорном секторе своего мозга.
"У какого еще, к черту, аппарата?!" – выругался про себя Салли.
"Сам ты черт!" – интелегентно промолчал академик, забыв, что во время телепатического сеанса связи промолчать невозможно.
– У нас тут полная лажа! – едва сдерживаясь, отрапортовал Салли.
– Приберите жаргон, командор Кеман! И доложите по существу.
– Не считаю возможным докладывать по существу. Настоятельно прошу Вас немедленно прибыть. Все сами увидите.
Академик, некоторое время собирался с мыслями, и телепатер лишь слегка пульсировал в голове Салли, делясь смутными эмоциями. Наконец долетели слова:
– Понял, Кеман. Похоже, возникли действительно неординарные проблемы. Иначе Вы бы не стали сами со мной связываться и говорить в таком тоне. Немедленно вылетаю спецрейсом. Ждите.

***

Проход был узкий, и Кеман в скафандре едва протискивался в него. Зачем он пошел сюда – он точно не знал. Пусть бы разбирались специалисты и академики. Один большой ученый послал их всех сюда зарабатывать "легкие" деньги, не подумав о том многосложном, что таится в неизведанном уголке вселенной. Другие сейчас копошатся внизу, изучая тонкости атомарно-молекулярной структуры сотворенной Немезиды, и уже думают о диссертациях. А он, командор Кеман, не видящий разницы между атомом водорода и ячейкой памяти кваркового анализатора креапрограммиста Линды Кервален, взбирается по узкой винтовой лестнице темной "Башни слез" (понапридумывают же олухи названий!) храма новорожденной планеты.

Потому что никто другой так и не осмелился в него войти, останавливаясь на пороге со словами:
– Нам туда не надо. Это не наше. Прилетят академики – разберутся.
Нет! Он, Салли Кеман, должен подняться на эту башню и попробовать сделать сам то, что может. Возможно, он найдет там существо, которое видели все, пока Немезида пребывала в состоянии эмбриона, и теперь неведомо куда пропавшее. Не для диссертации ему это. Он не может забыть надрывно о чем-то просящих и зовущих рук.

– Командор! – услышал Салли голос Линды через телепатер. – Анализатор показывает уменьшающийся с Вашим подъемом наверх уровень стабильности материи.
– Что это значит, Линда?
– Вы теряете связь с вектором реальности, контролируемым нашими излучателями.
– И что?
– Знала б я "и что"... В общем-то, пока ничего. Это часто наблюдается в культовых местах и сооружениях. И пока лишь доказывает, что "Башня слез" действительно храм, а не бытовое помещение.

– Вы по-прежнему не обнаруживаете в Немезиде проявлений креативного умысла своих сотрудников? – спросил Салли, до сих пор не откинув претензий к ней лично и к ее группе.
– Нет, не обнаруживаю, – раздраженно ответила Линда.
– Тогда я иду дальше.
– Глупо, командор, и опасно! Неужели, Вы так и не поняли, что это все не наше, и нам надо быть очень осторожными?! Пусть Совет присылает специальную группу и серьезно все исследует.

– Вы же сами говорите, Линда, что уровень стабильности материи Немезиды очень низкий. И не только в храме. А это значит, что нашего первенца мы можем потерять в любой момент. Немезида снова сольется с океаном Пузырька. Что я тогда, по-вашему, покажу прилетевшим академикам? Расскажу небылицы? Продемонстрирую груду кирпичей и кучу диковинной травы, что насобирали наши олухи? А Гарик под конец еще расскажет им пару своих анекдотов?
– А Вы рассчитываете найти что-то особенное в этой башне?
– Не знаю, Линда.
– Давайте я тогда пошлю к Вам пару офицеров службы безопасности.
– На кой они мне тут? На пару тупых кретинов в Башне станет больше? Одного меня хватит. Следите за стабильностью материи и сообщайте мне. Все, конец связи.

Салли медленно продвигался дальше наверх. Можно было бы и быстрее. Мощное гравитационное поле Пузырька находилась в ином векторе реальности, а сверх-малое Немезиды позволяло летать. Но проем лестницы был невероятно узким, и оттого подъем походил на протискивание в щель. К тому же было темно. Присутствующие кое-где небольшие окошки пропускали внутрь очень мало света звезды Ончадос, проникающего в пространство Немезиды. И здесь в башне приходилось светить фонарем.
Лучь метнулся вперед и высветил вход в какое-то помещение.
"Все! Я наверху!" – возрадовался Салли.

Но тут в голове вновь зазвучал голос Линды:
– Командор, возвращайтесь! На Немезиде фиксируются мощные частотные флюктуации! Объявлена срочная эвакуация персонала с планеты!
"Черт!"
– Простите, это я не Вам, Линда. Я уже наверху. Здесь комната. Загляну и возвращаюсь.
– Немедленно назад, командор! Немезида распадается!
Кеман присмотрелся и к своему ужасу заметил, что внутренние стены башни начали растекаться, превращаясь в воду.

Медлить было нельзя. Кеман рванул вперед и влетел в комнату. Свет ударил в глаза, который лился из больших оконных проемов. Сама комната была пуста, если не считать небольшого каменного алтаря в центре. На нем лежала книга. Кеман подошел и раскрыл фолиант. Его большие плотные листы были испещрены неизвестными рунами. Салли схватил книгу и попытался одним прыжком долететь до выхода. Но прыжка не получилось. Он уже стоял по колено в воде, и ноги проваливались все глубже.

– Возвращайся немедленно! – орала Линда.
С большим трудом Кеман добрался до выхода, по пояс увязнув в раскладывающемся на кванты полу комнаты, и попытался ухватиться за еще видимый выступ стены. Но рука прошла сквозь него. Кемана повело в сторону, и он начал заваливаться.
"Вот и все!"
– Кеман! Кеман!.. – звучал голос Линды.

Анализатор запахов навеял в мозгу Салли пряно-ядовитый табачный мотив. Из проема выхода потянулась струйка сизого дымка, а за тем показался шлем человека в скафандре. Шлем был необычным: сбоку в него была вмонтирована пневмо-вакуумная курительна трубка, из которой валил дымок.
– Кеман! – загромыхал в голове Салли знакомый голос академика Звягинцеффа. – Какого черта Вы тут делаете?!
– Академик?! Это Вы? А Вы что тут делаете?!
– Как прибыл, тут же поспешил к Вам! Чтобы Вы не наделали глупостей! Но, вижу, что опоздал.

"А, ну, да! Академики у нас глупостей не делают. Глупостями у нас занимаются командоры", – хотел подумать Салли, но остановил себя.
"Нет-нет. В данном случае целиком виню лишь себя", – пролетело размытое в голове Кемана, а следом донеслись уже четкие слова Звягинцеффа:
– Убираемся отсюда! Чего Вы, вообще, сюда полезли?
– Хотя бы для того, чтобы взять эту книгу, – немного обиженно ответил Салли. – Надеюсь, она представляет для Вас интерес? Берите ее и убирайтесь сами! Вы еще сможете выбраться!
– Не порите чушь, Кеман! Я уберусь с Вами или мы оба тут пропадем. Давайте руку!

– К черту руку! Эта книга стоит дороже, чем я! Держите!
– Книга – мусор! Я Вам таких сам, сколько хотите, напишу! А мы, академики, не привыкли бросать раненых на поле боя! Давайте руку, говорю Вам!
Пальцы рук едва коснулись друг друга, чтобы в следующее мгновение сцепится в неразрывный узел.
– Мы еще повоюем, командор Кеман!
– Черт бы Вас... академик!

***

– В данном случае целиком и полностью беру вину на себя, – Звягинцефф закурил и уселся в кресло, разложив на коленях найденную на Немезиде книгу.
– Как я не подумал про воду! Про Океан воды! Я же докладывал на эту тему два года назад в Женеве. Мы могли здесь такого натворить с нашим инкубатором!
Салли сидел напротив и молча созерцал, как сокрушается академик.
– Вот, что значит ложный ассоциативный ряд, – продолжал ученый. – Конференция – Женева – озеро – аспирантка Мари – отель Амбасадор – коньяк Наполеон. А как результат – грубейших промах с моей стороны!
– Послушайте, лучше скажите, что такое эта Немезида?
– Немезида?.. А черт ее знает! Разберемся. Я уже послал в Совет требование переклассификации проекта "Инкубатор". Никаких планет-котеджей! Тут дела научные начинаются. Кстати, не хотите защитить диссертацию? Материала будет море.

– Докторскую?
Звягинцефф, задумавшись, выпустил клуб дыма:
– Сделаем, – академик раскрыл Книгу. – Салли, Вы не умеете читать руническое письмо?
– Нет, не умею.
– Я Вас научу. Здесь главное – правильно выстроить ассоциативный ряд. Вот, смотрите. Это, скорее всего, руна огня. Теперь строим ряд. Огонь – энергия – антипод вода. Огонь перечеркивает воду. Вода перечеркивает огонь. Поворачиваем ассоциации на имеющееся культурное достояние человечества. Вспомним Гомера, Петрарку, Макиавелли...
Звягинцефф затянулся, немного помолчал и принялся читать:
– И был Мир. И было в нем много всего...

© Dalahan Dalyet. Feb 24 2010

Рецензии к "Проекту "Инкубатор""

Тень Цитадели : Концепт есть. И стройность. Описания гобелена как такового нет. Есть описание элемента. Это минус. Да, еще вот что, сверхгиганты, вроде бы, бывают только газовыми. Меня это отвлекало.
Strannik : Отличный рассказ, мне понравилось. Неплохая идея, хотя и не блещет излишней оригинальностью.
Лотадан : По-моему, очень скучно, затянуто и непонятно, да простит меня автор.
Dalahan : Интересная работа. Читается живенько. Но 10 не могу поставить. Работа изобилует литературными стереотипами и штампами. Прошу простить.
Smoky (автор Гобелена) : Мнение судьи :

Великим Начинаниям – Удача и Великие Свершения!
Долгим Походам и Странствиям – Счастливый Исход!
Уставшим Путникам – Яркий Свет и Добрый Огонь!