Танец огня.

– БешАнка! БешАнка, проснись! Да проснись же, наконец!.. – прыгала вокруг меня БикУша. – Там такое нашли! Нипочем не догадаешься...
Я медленно открыла глаза и с недоумением посмотрела на приплясывающую от нетерпения Бикушу.
– И что же такого необыкновенного нашли, что даже выспаться, как следует, не дадут, а? Сегодня же Солнцеворот и праздник, а мне там выступать...
– Там... Там... Ой! Что это с тобой?!..
– А что со мной? Да что ты сегодня такая странная, Бикуша?
– Это я странная?! Да ты на себя-то погляди! Что у тебя на голове делается? Ты что, уже и во сне в магии упражняешься?
– Почему ты решила, что я упражняюсь... А что у меня на голове?
– Что, что! Огонь горит, вот что! Пойди к роднику да посмотрись. А заодно и на след заурОха посмотришь, его на рассвете ЗЕха нашел. Ну, ты же знаешь Зеху – увидел след и в крик сразу: " Заурохи! Заурохи пришли!! Теперь нам конец пришел! Всех съедят, никого не оставят!.."

Поднявшись со своей ночной постели и посмотрев на смятые за ночь, увядшие и сморщенные теперь листья душистого прЯночника, я решила применить к этой куче листьев новое заклинание. Отодвинувшись на шаг, я указала на свою постель кончиком хвоста и проговорила заклинание. Это заклинание придумалось три дня назад, но как следует освоила я его только вчера и очень радовалась каждому случаю, дававшему возможность показать свои успехи. Особенно мне нравилось дополнение к заклинанию – этот как раз указующий жест хвоста, мне он казался изящным и таким... слегка небрежным, что, ясное дело, придавало ему особый шик. От постели – кучки смятых и почти высохших листьев, ярко вспыхнувшей – осталась маленькая горка легкого пепла на живой, хотя и примятой траве. На самом-то деле, особый шик этого заклинания заключался в том, что костер горел, не повреждая живой травы. Но указующий жест хвостом... Нет, это было здорово придумано!

– Ух, ты! Вот это здорово! – восхищенно глядя на рассыпающуюся горку пепла, воскликнула Бикуша. – И почему у меня рога не золотые?.. Я бы тоже так могла... наверное... Как ты думаешь, могла бы?
– Думаю, да. Так что ты говоришь, с моей головой стало?
– М-м? А, у тебя огонь горит...
– Огонь? – я провела руками по голове, ощупала рожки, почесала за ушами, но ничего не обнаружила. – А я ничего не чувствую... Наверное, действительно к воде сходить придется. Заодно и умоюсь. Пойдешь со мной?
– Пошли! Все равно до вечера делать нечего... Кстати, и на след зауроха погляжу еще разок...

– Значит, говоришь, заурох? – спросила я, пересекая полянку, на краю которой вчера под кустом пряночника устроилась на ночевку. – А почему ты думаешь, что это заурох? Может, это что-то другое? Ведь заурохов здесь не встречали давным-давно, – с этими словами я, подражая истинным лесным жителям, бесшумно скользнула в густые заросли колючего кустарника. Я знала, что Бикуша не играла в детстве в лесных жителей, предпочитая скАчки через камушки, но решила, что ей полезно поцепляться за кусты – уж больно она была иногда хвастлива.

– Ай! И как тебе удается проскальзывать через эти кусты, не цепляясь за колючки? Ой-ей! Бешаночка, подожди! Я хвостом зацепилась... Я сейчас... Ой! Ну, почему ты выбрала такую колючую дорогу?!.. Уффф! Ну, наконец!.. Кажется, пролезла... Эй! Бешанка, нам не туда! След вон где, у водопада. – Бикуша показала на виднеющуюся сквозь деревья скальную гряду.
– Но там же нет смотрильной воды! Как же я у водопада смогу на себя посмотреть? – заметила я, не сбавляя хода. – Если хочешь, иди туда сама, а я потом подойду.
– А ты будешь умываться, да? Тогда я с тобой! Ненавижу холодной водой умываться! – и Бикуша бросилась вслед за мной. – Хорошо вам, золоторогим – раз, и костер зажег, раз, и воду нагрел...

...почему-то такое ощущение, что я холодной водой сегодня буду умываться... интересно, отчего бы это?..

– Я тебе уже много раз говорила, что это только кажется, что все так просто – раз, и готово! А на самом деле... Ну, вот, например, с той же водой – чтобы подогреть маленькую лужицу, сил приходится потратить... как будто на Веселую Горку с разбега забраться...
– Скажешь тоже, на Веселую Горку... А если это так трудно, чего же ты воду греешь по утрам?
– Потому что я тоже ненавижу холодной водой умываться, вот почему!

В этот момент нашим глазам открылся широкий ручей с многочисленными заводями и заливчиками со спокойной, зеркальной поверхностью. Дно этих лужиц было черным от принесенного ручьем ила. Потому вода здесь называлась смотрильной. Подойдя к воде, я наклонилась над темным зеркалом и замерла, разглядывая отражение.
...ничего себе!.. интересно, что бы это могло быть?.. это не огонь, его я бы сразу почувствовала... а выглядит, как... даже не знаю, что... но красиво... переливается... надо же, прямо как радуга, только шевелится...

То, что я увидела, не укладывалось... ни во что не укладывалось. Мало того, что такого ни у кого из бесов не было, я даже не слышала о чем-либо подобном. Между моими тонкими золотыми рожками не очень ярко, но вполне заметно, светилась маленькая радуга. Правда, в отличие от небесной, эта маленькая моя радуга была, словно живая – постоянно меняясь местами, цвета создавали переливчатую ленточку, колеблющуюся между рожками, чуть-чуть касаясь их. Я провела рукой между рогами. Пальцы свободно прошли сквозь эту ленту. Ни свечение, ни цвета ленты при этом никак не изменились.

– Бешаночка! А ты обещала воду подогреть...
– Что?.. А! Да, сейчас...– я опустилась на колени и очертила пальцами линию вокруг лужицы, в которую только что смотрелась. Расположив ладони над поверхностью, я закрыла глаза и привычно сосредоточилась на внутреннем огне. Направив его через руки, я коснулась им воды. – Ну, вот, готово! Можешь умываться, – я отодвинулась от воды, освобождая место Бикуше.
– Ой, Бешаночка, спасибо! Так здорово умыться теплой водой... – Бикуша начала с явным удовольствием плескать воду себе на лицо. Промыв глаза, она начала мыть уши и рожки.

– Ну, вот и все! – произнесла, фыркая и дергая ушами, Бикуша.
– Бикуш, отойди, пожалуйста, дай мне тоже умыться... Ну, вот, всю воду взбаламутила! Придется теперь холодной умываться...
...вот тебе и предчувствие...
– А ты еще согрей!
– Я же тебе только что объяснила, что это не так легко... Ну, до чего же я холодную воду...
...ненавижу!...бррр!!!.. скорее надо... глаза теперь... уши... встряхнуться... на ушах, кажется, еще осталась... стряхнем... ну, теперь можно и на след посмотреть... и почему мне кажется, что это вовсе не зауроха след?..

– Ну, что, пойдем смотреть след этот ваш необыкновенный?
– А давай поскачем наперегонки?
– По какой дороге?
– Да по какой хочешь! Я тебя везде обгоню. Ты, может, и здорово в огненных заклинаниях разбираешься, но бегаешь ты медленнее!
– Это я медленнее?!.. – возмущению моему не было предела. – Да ты вспомни, только позавчера я тебя обогнала!
...и еще сколько раз до этого!.. ну, хвастушка!..
– Тогда ты меня нечестно обогнала! Я в волосяном кусте запуталась! Поэтому не считается!
– Нет, считается! Считается!!!
– А вот и нет! Вот, поскачем до водопада, и я тебя обязательно обгоню!..

К скале мы прибежали рог-в-рог. Конечно, я поддалась немножко, чтоб Бикушу не обижать – подруга все-таки...
Странный, похожий на отпечаток крупного цветка след не произвел на меня впечатления, хоть он и был в несколько раз больше моего.
– Бикуш! По-моему, это просто камень упал... – заметила я, разглядывая отпечаток. – Если б это был заурох, то он от самой воды бы наследил, а здесь – ты погляди, погляди! – несколько шагов ила, и ни одной отметинки. Ерунда это все... А Зеха – выдумщик всем известный... Может, он сам след этот и поставил...
– Точно! – подпрыгнула Бикуша, мигом теряя интерес к следу. – А ты сегодня в начале выступаешь или в конце?

Вопрос подруги напомнил мне, что было бы неплохо перед выступлением немножко потренироваться. Сегодня, в день Солнцеворота, будут, как всегда, праздничные выступления у священного костра. Для кого-то это будет очередное веселое представление. А для меня это еще один экзамен. И если все получится, то предпоследний.

– В конце, Бикуш, – я прикинула, по какой дороге быстрее добраться до своей потаенной тренировочной поляны. – Я сегодня держу экзамен на Владыку Огня.
– Бесогон тоже...
– Ага. Ладно, я пойду, мне еще потренироваться надо.
– Ну, вот, – грустно опустила уши Бикуша, – а что мне до вечера делать?.. Бесогон, верно, занимается... Эх, и почему у меня рога не золотые?.. – Бикуша присела на камушек и стала задумчиво выводить на мягком иле какие-то узоры.

***

Бикуша протиснулась к заметному издали даже в толпе Бесогону. Его можно было принять за альбиноса – настолько девственно-белой была его шерсть, но ярко-синие глаза и золотые рожки с копытцами говорили об обратном.
– Привет, Бикуш! – он ласково фыркнул ей в плечо. – За кого болеешь?
– Ну, зачем ты спрашиваешь? – Бикуша всем телом прильнула к Бесогону. – За тебя, конечно! Хотя Бешанка и подруга, и все такое, но... Ты же знаешь, что дороже тебя у меня никого нет... – она взглянула в синие глаза и спросила, – что показывать будешь?
Бесогонон гордо подбоченился, вздернул голову кверху, хлестанул себя по груди хвостом и важно сказал:
– Увидишь... – но тут же рассмеялся, обнял Бикушу и фыркнул в ухо, – а то сюрприза не получится!

К костру вышел старейшина и, стукнув посохом в землю, объявил:
– Праздник Солнцеворота начинается!
– Вначале самые маленькие, – шепнул Бесогон. – Сегодня их всего двое – брат и сестра. Они всегда неразлучны. Очень талантливые малыши! У них рожки только перед прошлым праздником появились, и почти сразу – Демоны... Такое редко бывает...

Два бесенка, робко озираясь, вышли к костру. Публика поддержала их веселыми криками и топаньем копыт. Малыши, держась за руки, поглядели друг на друга, и вдруг у них на рожках – а чуть погодя и на кончиках хвостов – зажглись маленькие огоньки. Огоньки стали чуть больше, оторвались от оснований и, слившись в один крупный огненный шар, поднялись над их головами. Шар, вначале кроваво-красный, стал оранжевым, затем ярко-желтым и, наконец, бело-голубым, после чего вдруг рассыпался крупными искрами, которые, не долетев до земли, погасли. Бесенята, весело подпрыгнув, умчались куда-то в толпу, присоединившись к зрителям.

– Я в свое время только травинки сухие зажечь мог... – заметил Бесогон. – А сейчас будет танец подростков... Эти обучались огненной магии от одного до трех лет. Для них площадку древесной трухой посыпают, видишь?
На площадь у костра вышло около дюжины подростков-бесов. Они стали вокруг костра и начали, дружно подпрыгивая, кружиться. Через несколько секунд под копытами у них затлели маленькие искры. Постепенно искры становились все ярче и вскоре начали взлетать в воздух. Закончилось выступление, когда все танцоры неожиданно замерли, окутанные выше головы сверкающими фонтанами разноцветного пламени.

– А! – поглядел на импровизированную сцену Бесогон, – вот и Полноправные Демоны...
Выступление Полноправных Демонов началось с небольшого пожара – загорелся один из выступавших. Его погасили настолько быстро, что это почти не отразилось на общем ритме выступления – сказывалась большая практика подобных случаев.
– Все мы горели, да не один раз – магия-то огненная, все-таки... – философски заметил на это Бесогон.

Все бесы, окружающие костер, с огромным удовольствием смотрели на выступление Полноправных Демонов. Они затеяли что-то вроде игры в бадминтон, где в роли ракеток были короткие, в локоть, палки, а воланами служили... комки огня, по-другому, пожалуй, и не скажешь. Два десятка бесов увлеченно перекидывались огненными шарами на протяжении нескольких минут. Эти шары, в два кулака размером, постоянно и все одновременно меняли цвет от ярко-желтого, почти белого, до густо-фиолетового и обратно, проходя через все цвета радуги.
– Ну, вот, Полноправные заканчивают... – отметил Бесогон, глядя, как все огненные шары одновременно влетели в пламя центрального костра, и тот вспыхнул столбом ярко-зеленого пламени высотой метров десять. – Теперь самое интересное начинается. Мастера выходят... Все, мне пора... – Бесогон вскочил и белой молнией метнулся к самому костру.

Завертевшись на одном копыте, Бесогон превратился в размытый белый кокон, который вдруг обратился в колонну пламени. Через несколько секунд эта пламенная завеса разошлась, и из нее, пятясь, вышел Бесогон. Сделав какое-то движение руками, он заставил огненное полотнище сначала развернуться в стену огня, а затем вновь свернуться в разноцветный цилиндр, окруживший на этот раз костер. Закончилось действие тем, что эта кольцевая стена огня упала наземь, превратившись в огненный круг. Огненное кольцо втянулось в костер, из центра которого тут же вырос огромный огненный цветок. Цветок покачался немного, переливаясь радужными сполохами, оторвался от земли и, поднявшись высоко над поляной, рассыпался разноцветными искрами, растаявшими на фоне темнеющего неба.

Бесогон подскакал, улыбаясь, ко мне, а к костру вышла Бешанка. Постояв пару секунд перед огнем, она вдруг вошла в костер, полностью скрывшись в языках жаркого пламени. Зрители дружно вздохнули и замерли. Время шло, и напряжение в рядах бесов нарастало.
Прошло не меньше полуминуты, когда под дружный рев зрителей из костра в разные стороны вышло... пять Бешанок! Все пять сверкали огненными языками, из которых были сотканы, но лишь у одной из них была радужная корона.

– Их же пять! Ну, Бешанка... – уважительно-восхищенно проговорил Бесогон. – Ты погляди только!!! Которая же из них...
– Корона, – подсказала я.
– Верно, – отозвался он, приглядевшись повнимательнее. – Корона у одной только...

В это время пять огненных Бешанок закружились в бешеном танце вокруг костра, и пыль, поднимаемая копытами, пылала огненными облаками у их ног.
Выступление Бешанки заканчивалось. Она или, вернее, они впятером, постепенно замедляя ритм танца, плавно втанцевали в костер. Через несколько секунд после того, как они исчезли в языках пламени, вверх взлетел огненный шар, превратившийся в воздухе в Бешанку. Сделав двойное сальто, она приземлилась и замерла на мгновение, раскинув руки, будто показывая, что с нею все в порядке.
Радостно подпрыгнув пару раз, она стремительно подбежала к нам и спросила:
– Ну, как тебе моя огненная магия, Бикуш? Понравилось?
– Это было бесподобно! Ну, ты и выдумщица! – Бесогон сокрушенно покачал головой. – Да, не видать мне в этом году Владыку Огня...

© Дракон Рассвета. 2000-2003 & Mar 17-19 2009

Сокровище.

Рыцарь стоял и в недоумении переводил взгляд с одной драконьей головы на другую. Головы высовывались из двух соседних пещер. Самих драконов видно не было – тела скрывались в темноте, контрастирующей с ярким солнечным полднем и от этого становящейся непроглядно-черной.
– Ну, что будем с ним делать? – спросил левый дракон.
– Съедим? – полувопросительно-полуутвердительно заметил правый.
– Ну, правильно, ты, как всегда только о жратве и думаешь... – печально отозвался левый. – А потом изжогой маяться?
– Изжога... – передернувшись, сморщился правый. – Изжога – это да, это противно. А что еще с ним делать?
– Можно поджарить, и пусть валяется, где стоит... – задумчиво проговорил левый.
– Ага, чтобы через пару дней здесь все тухлятиной провоняло? Ты глянь, какие погоды-то стоят! Не зима, чай...

– Ну, тогда давай отпустим подобру-поздорову. Тем паче, нездешний. Глянь – разве добрый богатырь в такие железяки залезать будет?
– И то правда, – кивнул, соглашаясь, правый. – Замухрышка какой-то, даже жалко.
– Это кто замухрышка?! – мгновенно вышел из ступора рыцарь. – Я, между прочим, сэр Лан...
– Слушай, не вопи, а? – качнувшись, попросила голова левого дракона. – И без тебя башка раскалывается...
– А не надо было вчера так набираться, – мстительно заметил правый.
– Ой-ой... Кто бы говорил! А сам-то, сам?..
– А что сам? Ты ж знаешь, у меня похмелья не бывает.
– Ага, не бывает, – усмехнулся и тут же болезненно сморщился левый дракон. – Ох, леший, побери... Не бывает, только утром почему-то лапы не ходят.
– Нууу, – смутился правый, – зато башка не болит...
– Надо бы поправиться... – проворчал левый и прикрыл глаза. – Смотреть даже больно. Чего ты там вчера намешал?

– Это не я, – твердо ответил правый и сочувственно поглядел на собеседника, – это все сокровище...
– Ага! – пробормотал тихонько сам себе рыцарь. – Значит, все-таки сокровище есть...
– Я слышал... – повернулся к рыцарю правый дракон.
– Только не про тебя наше сокровище... – добавил, не открывая глаз, левый.
– Так что, можешь убираться восвояси, покуда мы добрые, – закончил мысль правый дракон и выдул струйку дыма в направлении сэра.
– Ну, уж нет! – твердо ответил рыцарь и потянул из ножен меч. – Я пришел, чтобы сразиться с тобой!.. С вами.
Сталь заскрежетала по стали, и оба дракона страдальчески скривившись, исчезли в глубине пещер.
– Ненавижу этот звук! – донеслось из темноты.
– Не сильнее меня...
– Вот и замечательно... – заметил рыцарь и с мечом наперевес отважно ринулся вслед за драконами.

В пещере было темно, особенно после яркого солнечного света. Рыцарь замешкался, дожидаясь, пока глаза привыкнут к скудному освещению. Покуда очертания каменных стен вокруг проявлялись все отчетливее, шорохи, скрипы и постукивания, которые слышались в глубине пещеры от удалявшихся чудовищ, становились все тише и тише – пока не растворились вовсе в глухой темноте подземелья.
– Даааа, без света я тут ничего не найду, – проворчал рыцарь, вглядываясь в черный провал хода. – И как эти зверюги, интересно, дорогу находят? Может, на ощупь? – и он, коснувшись свободной рукой стены, медленно побрел вглубь горы.

Пещеры составляли, как оказалось, настоящий лабиринт. Проплутав в кромешной тьме так долго, что совершенно потерялось представление о времени, рыцарь заметил в одном из боковых ответвлений слабый отсвет. Прогрохотав несколько раз шлемом по низкому своду, он вывалился в огромный зал. У противоположной от него стены с потолка свисало несколько сталактитов, светящихся нежным розовато-золотистым светом.
Между сталактитами и рыцарем ворочалось что-то здоровенное и темное. Оттуда слышались громкие томные вздохи-полустоны и тонкий перезвон, который был до невозможности похож на звон золотых монет.
– Вот вы где, значит, – прошептал чуть слышно рыцарь, – прячете ваше сокровище... – и он, стараясь производить как можно меньше шума, двинулся вперед.

Стальные заклепки подошв цокали по камням, а доспехи жалобно поскрипывали и погромыхивали. Но это ни в коей мере не смущало отважного рыцаря. Тем более что шум, производимый рыцарем, казалось, совершенно не замечался драконами. Сэр упорно прокрадывался в направлении розового света и темной шевелящейся туши.
Вздохи и звон слышались громче с каждым шагом. Когда до цели оставалось пара десятков шагов, рыцарь сообразил, что казавшееся волшебным розовое свечение сталактитов было солнечным лучом, падающим из округлого отверстия в потолке и пронизывающим полупрозрачные каменные сосульки.
Подойдя еще ближе, он остановился перед сталагмитом выстой в два человеческих роста. Из-за камня по обе стороны от него то и дело появлялись, то край крыла, то округлый бок дракона, то изгиб длинной шеи.

– Ну, хор-рошш, – послышался драконий голос, – уж и ходить не мож-жешь.
– Кто? Я? Да я...
Послышался шум упавшего огромного тела.
– Ну! Что я говвворил?
– П-подум-маешшь...
– Отттдай лапы,– за камнем началась возня. – Лап-пы отдай, я сказззал!
– Да, зззабирай...
Возня возобновилась, и позади камня опять возник драконий бок. Послышался чмокающий звук, сопение и затем блаженный стонущий выдох.
Рыцарь, подняв меч, обежал сталагмит и, замахнувшись уже, замер, пораженный увиденным.

Покачиваясь и поддерживая себя упертыми в пол крыльями, перед рыцарем стоял дракон. Голова его с полуприкрытыми глазами плавно раскачивалась из стороны в сторону. Это было занятно – все же драконы не на каждом шагу встречаются и, тем более, явно одурелые – но не поразительно. Поразительным было то, что у дракона было две головы. Вторая голова, точная копия первой, бессильно лежала на каменном полу прямо у ног рыцаря. Глаза ее были закрыты, длинный язык свешивался из приоткрытой пасти набок, а нижняя челюсть блестела от какой-то густой жидкости.

– Так вы... ты... – забормотал рыцарь, поглядывая то на одну, то на другую голову.
– А? – распахнула глаза покачивающаяся в воздухе голова. – А, яв-вился... За сок-кровищем, под-ди? – спросила, заикаясь она.
– Ккто? – бормотнула, лежащая голова, не открывая глаз.
– Ккто? – верхняя голова медленно повернулась к лежащей и, качаясь, долго смотрела на товарку. – Нууу... эт-тот... замух... мух-рышик железный, – наконец проговорила она, слизывая длинную тягучую каплю, потянувшуюся с подбородка, и опять повернулась к рыцарю. Дракон покачнулся, крылья его проехались по полу, сгребая мелкую каменную крошку, отчего раздался знакомый перезвон.
– Ну, сколько бы вас ни было, вам конец! – воскликнул рыцарь и, ухватив меч обеими руками, рубанул по лежащей на полу шее.

Меч жалобно звякнул и отскочил, едва не ударив рыцаря по шлему.
– Что, оп-пять гномы ззза чеш...чешуй...уей?.. – промямлила лежащая голова.
– Нет здесь ник-ик!.. каких гном-мов... Эт-то мух-ик!.. рышик твой...
– Я не замухрышка!! – взъярился рыцарь. – Я рыцарь! – и стал с остервенением наносить удар за ударом по лежащей шее.
Меч с жалобным звоном раз за разом отскакивал от дракона, будто тот был резиновым.
С алмазной чешуей. Потому что, когда рыцарь остановился перевести дух, он обнаружил, что его замечательный меч был весь в зазубринах и даже немного погнулся.
– Что за чертовщина?.. – изумленно выдохнул он, разглядывая покореженное лезвие.
– Брось-ик!... – сказала драконья голова над рыцарем. – Таким нас не взять-ик!

– Таким?
– Ага-ик! – голова облизнулась и покосилась на сталагмит. По сталагмиту стекала та самая густая жидкость, в которой была вымазана лежащая голова.
– Эт-то же не меч-клад-денец, – вновь сконцентрировалась на рыцаре голова. Ей это удалось с трудом – глаза ее вдруг разбежались в стороны, и стало совершенно непонятно, куда она глядит.
– Кладенец? – рыцарь еще раз взглянул на свой меч и с отвращением отбросил его в сторону. – Это сказка...
– Ск-ик!.. казка? – глаза драконьей головы сошлись на рыцаре. – Хи-хи-хи! – хихикнула она. – Да вон-ик! он... – и она повернулась в сторону сталагмита.
Рыцарь посмотрел на камень с блестящими потеками, но ничего не увидел.
– Нет там ничего...
– А ты... – начала, было, голова но, прерывисто вздохнув, улеглась поверх лежащей и закрыла глаза. Тело огромным мешком осело наземь. Послышалось мерное сопение.

– Эй!!! – рыцарь изо всех сил пнул заснувшую голову железным сапогом.
– А? – приоткрыла один глаз голова.
– Где меч?! – проорал рыцарь.
– Ааааа... Там эта... – голова почмокала и снова закрыла глаз.
– Не спи!!! – снова пнул голову рыцарь. – Где меч?!
– Нуууу... – снова приоткрыл глаз дракон, – надо глаза помазать... – глаз закрылся и дракон захрапел в четыре ноздри.
– Глаза помазать? – задумчиво повторил рыцарь и, вновь придя в ярость, стал пинать дракона. – Какие глаза?! Чем намазать?! Какого черта?! Отвечай, мерзкая тварь!!!
Однако дракон продолжал спокойно храпеть, не замечая беснующегося человека.
Наконец рыцарь, чуть успокоившись или, вернее, выдохшись, остановился и стал размышлять вслух:

– Он сказал намазать глаза... Зачем? Хмм... И чем намазать? – рыцарь оглянулся вокруг, и его взгляд остановился на сползающей с камня жидкости. – Может, этим? – он шагнул к сталагмиту и макнул палец в густой сироп. – Хмм... Липкий... как патока, – поднес палец к голове, поднял забрало и понюхал. – Занятно... Цветами пахнет... – он хотел уж, было, провести пальцем по веку, но сообразил, что в латной рукавице делать этого не стоит, и снял перчатку. Зачерпнув щепоть сиропа, он потер его между пальцами и еще раз понюхал.
– Рискнуть, что ли?.. – задумчиво пробормотал он и через мгновение решительно провел липкими пальцами по глазам.
Ничего не произошло. Рыцарь немного подождал, взглянул на спящего дракона и ярость опять всколыхнулась внутри.
– Тварь! – он подскочил к дракону и ударил кованным сапогом точнехонько в глаз. Что, как и раньше, никакого отклика не вызвало.
– Вздумал меня за нос... – рыцарь запнулся. Голова его пошла кругом, в глазах потемнело, и мир исчез.

– Как думаешь, скоро он очухается?
– Не знаю... Ты, помниться, провалялся полтора дня.
– Так он-то уж третьи сутки...
– Ну, Никитушка! Ты его с собой-то не ровняй... Порода-то не наша, чай. Из немецких земель, по всему видать, приперся. А оне-то там слабеньки, говорят. Да и росточку в ем... Даже до Алешеньки не дотянет. Мелкота... Эй! Ты чего? Погодел бы малость. Не денется никуда, сам же знаешь. Дождемся, покуда очнется, вот тогда и отметить можно будет. А знакомиться-то лучше на тверезую...
– Да, ну, тя, Святогор! Тебе-то хорошо, у тя башка не трещит никогда... А ежели он еще неделю валяться будет?..
Разговор был совершенно непонятным, но последняя фраза почему-то показалась относящейся к нему, и рыцарь спросил, открывая глаза:
– Кто будет валяться?.. – слова давались с трудом, и выговорилось это совсем тихо.

Сверху с двух сторон на него смотрели две драконьих головы.
– Ну, здрав будь! – усмехнулась одна. – С прибытием! Поднимайся!
– Очнулся... – качнулась вторая. – Не торопи, пущай пообвыкнет-то...
Рыцарь поднял голову и оглянулся. Вокруг ничего не изменилось. Та же пещера, тот же камень в потеках густой патоки. Нет, кое-что было иначе. Внутри камня, под слоем густого сиропа, переливался радужными сполохами чудо-меч.
– Так это и есть меч-кладенец? – спросил рыцарь.
– Он самый, как есть, он... – ответила голова справа.
– Ага, сокровище наше... – качнулась голова слева.
Рыцарь встал и протянул руку к радужному мечу. Неожиданно пещера покачнулась, и что-то тяжелое рухнуло наземь. В боку кольнуло, а лопатка заныла, будто вывернутая.
– Эй! Не дергайся! – завопила одна голова. – Ты ж меня придавил!
– Лапы отдай! – строго потребовала вторая голова. – И не шевелись, покуда ходить не научишься! Ни ногой, ни рукой! Головой только вертеть можешь, понял? Головой!

© Дракон Рассвета. Apr 04-11 2009

Драконька и другие.
Сказка

• Снежная встреча. Oct 18 2008
• Дедушка Золотой Полоз. Oct 19-21 2008
• Прыгалка. Nov 01-02 2008

Снежная встреча.

Драконьке было не по себе.
Вообще-то, если подумать, как следует, то Драконьке было очень грустно. Потому-то он этим и занимался, то есть, думал, как следует. Вернее, все было совсем наоборот – Драконьке было грустно, потому что он думал, как следует.
Ведь всем известно, что думать, как следует, очень скучно. Но папа-Драконь сказал: "Подумай, как следует"... и Драконька думал. Правда, папа-Драконь еще сказал "о своем поведении и постой пока в чулане", но это было совсем неинтересно, и думать об этом Драконьке почему-то совсем не хотелось.

Он поглядел в окошко. Там весело сверкал на солнышке снег. Драконька уткнулся носом в стекло, и оно тут же запотело. Запотелки получились забавные – от каждой ноздри получалось свое белое пятнышко, которое съеживалось, когда Драконька вдыхал, и раздувалось, когда он выпускал воздух из ноздрей. Запотелки быстро надоели Драконьке, и он решил, что уже достаточно подумал, и можно пойти погулять.

Тихонько отворив дверь, Драконька осмотрелся. Бабушка-Драконица, навестить которую решили родители Драконьки, как всегда дремала около камина. Кроме нее в комнате никого не было, и Драконька, стараясь не цокать копытцами, прошмыгнул в сени, а оттуда на улицу.
Снег радостно заскрипел под острыми драконькиными копытцами. Пушистые от снега деревья сверкали разноцветными огоньками в лучах солнца. Сугробы надувались круглыми боками, а узкие тропинки разбегались от крыльца во все стороны, приглашая побегать по ним.

Драконька поскрипел в нерешительности снегом, думая, куда бы ему направиться.
В лесу можно было прыгать под елками, чтоб они сыпали снег, и выпрыгивать из-под снежной лавины. Это было весело.
А если подняться на гору, что за домом, там можно было кататься по ледяному склону. Это тоже было весело.
Но за два прошедших здесь дня Драконька уже напрыгался под елками и накатался с горки. Это было весело поначалу, но быстро надоедало. Вот если бы здесь был кто-нибудь, с кем можно было поиграть...

За углом дома что-то зашуршало, скрипнул снег, послышался шорох осыпавшегося снегового кома, и все стихло. Драконька сделал пару шагов к углу, прислушиваясь и вглядываясь.
Из-за покрытых инеем камней неожиданно вытянулась рыжая мохнатая лапа, выпустила когти, вонзила их в снег и, со скрежетом проведя глубокие борозды, скрылась из виду.
Драконька присел и прыгнул. Проехавшись немного, он остановился и с удивлением увидел рыжую с черными пятнами по всему телу кошку, глядевшую на него зелеными глазищами и настороженно подергивающую острыми ушами с черными кисточками.

– Ты чего подкрадываешься? – задиристо спросил Драконька, когда ему удалось, наконец, остановиться после прыжка.
– А ты чего напрыгиваешь? – в тон ему ответила кошка, внимательно оглядывая Драконьку. – Ты кто? – спросила она, когда взгляд ее добрался до его серебряных копыт.
– Я – Драконька. Я к бабушке погостить... Она тут, – Драконька мотнул головой в сторону дома, – живет. А ты откуда?
– Откуда-откуда... – проворчала кошка, не спуская зеленых глаз с Драконьки, – оттуда... – и она махнула лапкой в сторону леса.
– Брыська я, – добавила она, немного помолчав. – Ты в прятки играть будешь?

Oct 18 2008

Дедушка Золотой Полоз.

Драконька немного помолчал, оглянулся вокруг и спросил:
– А где? Здесь, что ли?
– Зачем здесь? – удивилась Брыська. – Здесь неинтересно... Здесь я тебя найду сразу... – она оглянулась на гору, возвышающуюся за спиной. – Не! В прятки надо в пещерах играть...
– Гдееее? – Драконька даже присел от удивления на хвостик.

Он хорошо помнил, как бабушка говорила, что в пещеры ходить очень опасно, что там живет Древнее Зловещее Проклятие, которое запросто может проглотить такого маленького, как Драконька, и даже не заметить.
– Там же Проклятие живет... – тихонько сказал Драконька. – Мне так бабушка говорила.
– Какое проклятие, ты что? – презрительно сморщив носик, удивилась Брыська. – Нету там никого! Ну, мыши только летучие, но это ж не считается, правда?
– Мыши не считаются, – согласился Драконька. – А ты точно знаешь, что там больше никого?

– Ты... – Брыска пристально посмотрела Драконьке в глаза и прыснула со смеху. – Ты боишься! Трусишка...
– И ничего я не боюсь! – сердито топнул копытцем Драконька и выпустил две струйки дыма из ноздрей. – Где эти твои пещеры?
– Да, вон там! – повела через плечо головой Брыська, указывая на гору. – Чуть подняться и за скалу повернуть. Здесь недалеко. Пошли, что ли?
Драконька кивнул, и они с Брыськой отправились в пещеры.

Идти и, правда, было недалеко. Очень скоро Брыська остановилась перед изъеденным большими и маленькими черными дырами склоном.
– Ну, вот тебе пещеры, – Брыська уселась на снег и кивнула на склон. – Боишься?
– Я?! – Драконька от возмущения встал на дыбы и силой стукнул копытами по камню – так, что даже кусочек отлетел. – Почему ты все время говоришь, что я боюсь?
– Ну, так ты же из Долины, правильно? – Драконька кивнул. – Ну, а там у вас ни гор нету, ни снега... – Брыська потерла мордочку лапкой. – Вот вы поэтому и такие...
– Какие это такие?
– Нууу... Такие... Неженки.

– Неженки? – возмутился Драконька, обошел вокруг Брыськи и полез в ближайшую пещеру. – Води, давай, а я прятаться буду!
– Почему это ты? – вскочила Брыська.
– А потому! – крикнул Драконька уже из темноты.
– Ладно, я считалку сосчитаю и иду искать, понял? – крикнула ему вслед Брыська.
Она отвернулась от пещеры и начала считать:
– Раз, двас, бамбарас,
Три, четыре, лапы шире,
Красс, брасс, инкувас,
Ври ковыре, хвост зарыли,
Кус, дус, ты не трус,
Шмыг, прыг, прячься вмиг,
Юс, тус, обернусь,
За тобой сейчас я прыг!

Драконька осторожно лез все глубже в пещеру. Вначале не было видно почти ничего, но постепенно глаза привыкли к темноте, и он стал различаться пол пещеры, усыпанный мелкими камушками. Пол был почти ровный, не то, что потолок, который то спускался так, что приходилось приседать, то поднимался куда-то в невидимую темноту.
Однако скоро свет, что сочился из отверстия пещеры, совсем пропал, и Драконьке пришлось все время выдыхать огонь, чтобы оглядеться. Так он добрался до большого зала, потолка которого, так же, как и стен, не было видно, даже когда Драконька выдувал такой большой огонь, какой только мог.

"Вот!" – подумал Драконька. – "Тут я и спрячусь. Она ни за что не заберется так далеко".
Он выдул еще один язык пламени и в его свете увидел огромный длинный камень, за которым было очень удобно спрятаться. Драконька перелез через лежащий валун и постарался улечься так, чтобы выше камня не выступали ни крылышки, ни голова. Прижавшись к полу пещеры, он замер, ожидая появления Брыськи.

Прошло уже так много времени, что Драконька подумал, что пора вылезать и бежать выручаться, потому что Брыська, наверно, полезла его искать в другую пещеру. Но только он начал приподниматься, как услышал шорох и замер, снова вжимаясь в пол и стараясь сделаться совсем невидимым.
Вскоре помимо почти неслышных шагов, Драконька услышал тихое урчание, которое издавала Брыська, разыскивая его. Урчание переместилось вбок, и Драконька приготовился выпрыгнуть из своего схрона, когда пещера неожиданно наполнилась светом, и послышалось громкое шипение. Камень, за которым спрятался Драконька, шевельнулся и на нем вспыхнул золотой узор.

– Ай! – Драконька подскочил так высоко, что перелетел через странный оживший камень и оказался стоящим рядом с Брыськой.
Брыська, широко распахнув свои зеленые глазищи, с удивлением смотрела на камень, который... полз! Драконька, еще не совсем придя в себя, спросил Брыську:
– Это что? Это кто?
– Я не знаю... – смущенно пробормотала Брыська и тихонечко потрогала узорчатый камень лапкой.

По камню прошла волна, будто он дернулся от щекотки, и с потолка раздалось то же самое громкое шипение, которое послышалось, когда в пещере стало светло.
Драконька и Брыська подняли головы и увидели...
– Ааааа!!! – заорал Драконька и бросился наутек.
– Ой... – прошептала Брыська, закатила глаза и упала на пол.
– Зловещее Прокля... – кричал Драконька, пока не воткнулся в стену пещеры и замер, мотая головой.

Огромная чешуйчатая голова опустилась вниз и огромным раздвоенным языком лизнула Брыську, отчего та сразу пришла в себя и села. Голова, за которой тянулось длинное черное в золотых узорах туловище, переместилась к Драконьке и тихонечко подула на него. Драконьке сразу стало гораздо лучше, он повернулся и поглядел голове в глаза.

– Ты кто? – спросил Драконька, на всякий случай придвигаясь поближе к стене.
– Я?.. – голова чуть качнулась и изогнула челюсти в усмешке. – Я – Ссзолотой Полозсс. А вы кто?
– Я – Драконька... – ответил Драконька, чуть осмелев – ведь голова не съела его сразу. – А это... – он махнул в сторону Брыськи крылышком, – Брыська... Мы тут в прятки играли... А что, нельзя?
Золотой Полоз внимательно поглядел на Драконьку, затем на Брыську и прошипел:
– Почшшему нельзсся?... Можшшно... Прятки это хорошшшшо...
Брыська подошла поближе к Драконьке и спросила:
– Так ты – Золотой Полоз? Самый взаправдашний?
– Да-сссс... – кивнул Полоз, – взаправдашшшшний... Ты меня знаешшшшь?
– Мне дедуля рассказывал... – кивнула Брыська, – что в наших горах давно-давно поселился Дедушка Золотой Полоз. И что он... ну, то есть, ты... делаешь драгоценные подарки тем, кто его... тебя найдет. Вот!

– Хорошшшо... – облизнулся Полоз своим раздвоенным языком и улыбнулся, – хорошшшо, шшшто меня ещщще помнят... Подарки... Дасссс... Сейчасссс...
Длинный камень, оказавшийся туловищем Золотого Полоза, извиваясь, уполз в боковой проход, а на его месте оказался длинный тонкий хвост. Полоз прикоснулся кончиком своего хвоста ко лбу сначала Брыськи, а затем и Драконьки.
– Теперь вы ссссможете видеть в темноте, дасссс... Это мой вам подарок...

Oct 19-21 2008

Прыгалка.

Драконька вышел на солнечную полянку перед пещеркой и, как всегда утром, потоптался на большом листе лопуха. Лопух был глупый и упрямый. Он должен был закрывать секрет, который Драконька закопал давным-давно, еще на прошлой неделе. Но лопух упрямо поднимал лист каждый день, открывая потаенную ямку, и Драконьке приходилось каждое утро придавливать вредный лист.

Потоптавшись на лопухе, Драконька удовлетворенно оглядел дело своих копыт и поскакал, весело сбивая хвостиком росу с высокой травы, по направлению к речке. Там, на небольшом обрывчике, на берегу росло старое дерево. Вода подмыла его корни, и дерево наклонилось так, что почти лежало над водой. Замечательно в этом дереве было то, что на нем можно было качаться, словно на качелях. Но еще гораздо веселее было оскальзываться на развилке, когда сильно-пресильно раскачаешься, и падать в воду.

Как раз этим-то замечательным делом и собирался заняться Драконька. Он уже вскарабкался на ствол и стал потихоньку пробираться к той самой развилке ветвей, с которой было удобнее всего падать в речку, когда у него над самым ухом кто-то рявкнул:
– Рвяауу!
Драконька от неожиданности оступился и брякнулся на песок у самой воды.
– И куда ты полез со своими копытами? – раздалось у него над головой.
Драконька поглядел вверх и увидел знакомую пятнистую зеленоглазую мордочку с черными кисточками на ушах.

– Брыська?.. – удивился Драконька. – Тут? Но ты же там... Ты же говорила... Ты же в горах живешь...
– Мряв! – оскалилась мордочка. – Ну, почему всегда Брыська?! Рысик я! Ры-сик! Понятно?
– Нууууу... – протянул Драконька, поднимаясь на лапки. – Не совсем... – он тряхнул гривой, – очень уж похожа...

– Конечно, похожа! Она ж моя сестра. – Рысик вылез из веток, в которых прятался и несколько раз качнулся на стволе. – А ты чего тут делаешь?
– Чего-чего... – проворчал Драконька и стал карабкаться на невысокий обрывчик, – Прыгалка здесь, не знаешь, что ли?
– Прыгалка? – удивился Рысик. – Это как?
– А так...Ффухх! – выдохнул Драконька, вылезая на зеленую травку. – Идешь по дереву, а на развилке... Вон той, – он указал мордочкой, – качаешься, а потом... Раз! – и падаешь.
– Что, в воду прямо? – Рысик поглядел на темную воду речки, шерстка у него на загривке поднялась дыбом, и он даже тихонько зашипел.
– Конечно, в воду! – Драконька прошел по стволу. – Ну-ка, пусти! – велел он, дойдя до Рысика.
Рысик осторожно перебрался на боковую ветку и пропустил Драконьку. Тот прошел до развилки, несколько раз присел, раскачивая дерево и, крикнув "Ух!", свалился в воду.

– Ну, видел?! – радостно спросил он, вылезая на берег. – Так здорово!
– Ненавижу воду... Фшшш... – зашипел Рысик и выгнул спину с торчащей дыбом шерсткой.
– Да ты что?! – Драконька в два прыжка выпрыгнул на полянку, – Это ж здорово! Ты только попробуй!
– Там же вода-шшш... – опять зашипел Рысик.
– Подумаешь – вода! – беззаботно отозвался Драконька, снова осторожно пробираясь по стволу. – Главное не вода... – взглянув в глаза Рысика, когда поравнялся с ним, заметил Драконька, – главное – падать...
– Падать? – с сомнением переспросил Рысик. – А вода?..
– А ты не думай... – Драконька снова стал раскачиваться, – Просто закрой глаза, и... Ух! – он снова плюхнулся в воду.

Рысик осторожно подошел к развилке, откуда только что свалился Драконька, раскачиваясь, подпрыгнул несколько раз и, закрыв глаза, прыгнул в воду.
– Фррр! Здорово! – моргая зелеными глазищами, закричал он, вынырнув.
– Ну?! – кивнул Драконька, который уже вылез на песок, – А я что говорил?

Nov 01-02 2008

Осень.
на основе миниатюр Хоровода N 2

Лист на скамейке.

Он лежал на темно-коричневых рейках сиденья, всем своим видом заявляя, что он – иной.

На первый взгляд так и казалось – ярко-желтый с переходом в красный и бордовый в противоположность тусклому бурому; резные, остро-растопыренные края против параллельно-линейных щелей.

Вокруг все были одинаково-скушны, все было как обычно. Тусклые, либо глядящие внутрь себя глаза, погруженность в какие-то свои мысли или ритмичное безмыслие, топтание или сидение, ожидание своей остановки, затем шаги – неторопливые или спешные – к переходу или на улицу.
В метро все линейно-просты, все следуют заведенному порядку и привычке. Впрочем, в автобусе то же самое.

Только я, наблюдая за всем этим, отличен. Ведь я наблюдаю и думаю, значит, я уже другой. Ну и что, что я тоже еду на работу? Я не просто еду, я еду, творя. Я смотрю и запоминаю. Чтобы потом записать что-то из этих наблюдений. Или не записать. Это не важно. Я могу даже вовсе забыть. Что, собственно, и делаю почти каждый раз. Дело не в этом.
Дело в том, что я – другой. В том, что я отличаюсь.

Ветер шмыгнул по парку и сдул лист со скамейки. Красивый яркий резной лист вспорхнул и опустился на пестрый ковер, покрывший все дорожки парка. Теперь, даже внимательно приглядываясь, его невозможно было найти – такие все вокруг были резные и яркие. А потом вся эта яркость куда-то пропадет. И на следующий год появятся другие. Иные. Вначале одинаково-зеленые, а потом ярко-разные... чтобы вскоре стать одинаково-бурыми.

Никто не обратил внимания на то, как из вагона вышел бородатый человек и затерялся в толчее у эскалатора. Кто-то занял его место – все было, как обычно, как всегда. Разве можно заметить кого-то, когда все такие одинаковые?..

© Дракон Рассвета (Вилай). Oct 10 2008

Серая липкость.

Небесная каракатица хотела обнять весь мир и опускала свои лохматые щупальца к самым вершинам деревьев, брызгая вокруг своими обесцвечивающими чернилами. В серой мгле пропадал мир – он растворялся, не имея возможности сопротивляться небесному колдовству. Цвета, такие яркие еще недавно, блекли, серели и обреченно намокали, подчиняясь молочно-серой госпоже наверху.

Тучная многоножка была необыкновенно любопытной и старалась дотянуться до всего своими лапками. Своими струйками-пальцами ощупывала все вокруг – стволы, ветки и веточки, листья на кустах, листья травы и листья на земле. Даже под камушки и шишки она старалась залезть струйками-ручейками. Прозрачные пальчики с любопытством касались желтых, желтых, оранжево-красных, желто-бурых, бордовых, желтых, темно-зеленых, желтых, бурых, желтых, желтых листьев.

Облачная паутина оплела весь мир. Это была совсем не та паутина, что радостно сверкает радужными капельками в лучах сиятельного светила. Эта путина больше походила на хаотичное сплетение домашнего паука – неорганизованное и заросшее серой пылью. Серость будто бы липла к этой паутине. Вернее, наоборот – паутина высасывала цвет из мира, оставляя ему лишь липкую холодную влажную серость.

Кап-кап-капли стучали, шлепали, шелестели по поверхности заснувшего мира. Сон был пока неглубоким – достаточно было лишь солнечного лучика – и он мог вновь заблистать и запеть. Но этот сон был преддверием долгой летаргии, которая закончится лишь со звоном весенней капели. Тоже кап-кап, но каким весельем и радостью полнится то кап-кап!..

Но до капели было еще полгода. А пока...
Небесная каракатица...

© Дракон Рассвета (Вилай). Oct 17 2008

Осень, река.

Говорят, раньше по этой реке во время желтых листьев шла рыба. Так много рыбы, что можно было встать на берегу, и просто хватать ее пастью. Похоже на сказку...
Не надо сбивать лапы, преследуя строптивую добычу, не надо загонять и, рискуя жизнью, бросаться на острые клыки или рога. Просто стоять на берегу, и ловить. Столько, что у всех в стае брюхо раздувается шаром. Особенно у подростков, рожденных в этом году. Даже они были способны ловить еду – так много ее было... Сказка...

Однажды я пробовал, что такое рыба. Она неожиданно выпрыгнула на берег. Наверное, он был водяным волком – ведь у нее были такие же зубы, как у меня – и он прыгнул за добычей. Промахнулся. Зато я оказался больше и сильнее. Вкусный был водяной волк. Жаль, что их теперь нет...

А все эти двуногие...Они все портят, куда бы ни приходили. Хотя... Польза и от них есть. Их рогатые глупые и слабые. Их легко убить. Правда, потом двуногие начинают охотиться на нас. Но мы умнее, и всегда уходим. Почти всегда. Почти все. Но так и надо. Выживает сильнейший. И умнейший.

Еще они охотятся на зайцев. Это особенно приятно. Они посылают загонщиков. А их поймать – что чихнуть. Бежит, по сторонам не смотрит. Только и дел – сбить грудью, да придушить. Не лучшая еда, зато легкая. Почти как рыба в реке когда-то...

Чу! Лают... Пора собирать стаю. Пусть подростки учатся еду добывать.
Воооуууу!..

© Дракон Рассвета (Вилай). Oct 21 2008

Лесной сон.

Роскошная одежда была сброшена. Совсем не так, как это бывает у людей. У людей из-под одежды появляется тело. А у леса одежда – это и есть тело. И когда лес сбрасывает одежду, кажется, что почти ничего не осталось. Ведь он такой прозрачный...

Прозрачный лес стоит и ждет, когда его укроет пушистым одеялом зима. Он засыпает и ждет. Это только кажется, что он мертвый. Нет, он слышит и говорит. Только очень-очень тихо. И не всякий дает себе труд прислушаться. Поэтому почти все и думают, что как только упали листья, лес умирает или, по меньшей мере, впадает в глубокую летаргию. Неправда это. Он просто засыпает. Засыпает и начинает видеть сны.

Иногда сон получается грустным, и тогда льют дожди, весь мир погружается в слякоть, и мокрые серо-серые облака облизывают землю своими промозгло-сырыми языками, и холодная осклизлость пронизывает насквозь, как от нее ни прячься.
И даже первый снег тогда падает тяжелыми серыми клочьями и тут же сползает в грязные лужи, не способные толком замерзнуть.

А иногда сон получается светлый и радостный, и тогда голубое небо позванивает от легкого морозца, и солнышко выхватывает чудом сохранившиеся золотые лоскутки роскошного когда-то наряда, и земля свежо похрустывает в предвкушении наступающей зимы.
И первый снег радостно опушает все вокруг и сверкает радугами, собранными в капельки-точки, и восторженно объявляет приход самых ярких дней и самых темных ночей с колюче-яркими звездами.

Но пока лес еще не спит. Он только засыпает. Мягкая дрема окутывает его и распространяется на весь мир. Мир отзывается то серыми облаками, то солнечным лучом – ведь он не знает пока, какой сон присниться лесу...

© Дракон Рассвета (Вилай). Oct 24 2008

Такое случается.

Осенью мы вслед за природой умираем. Ну, не совсем умираем. То есть, конечно, совсем не умираем. Но что-то очень похожее с нами происходит. Верно, мы родичи медведей или сурков. Мы готовимся впасть в спячку. Собственно, и впадаем – едва деревья сбросят золотой убор. Да, конечно, мы не лежим в берлоге, а ходим, говорим и даже что-то делаем. Но все это происходит будто бы вполовину, вполнакала. Глядим вполглаза, слушаем вполслуха. А когда делаем – то вполсилы и впопыхах, лишь бы побыстрее отделаться. Чтобы опять впасть в спячку.

Но иной раз...
Холодный сырой воздух пропитан сладко-терпким запахом свежей роскошной золотой смерти. Тело отзывается на умирание и ладится прилечь, уснуть, забыться... Но вдруг случается что-то...
Луч солнца... желто-багряный лист... донесшийся смех... дым костра... Это может быть что угодно. Но это крохотное явление подталкивает, и неожиданно попадаешь в совершенно иное пространство...

В мгновение ока воспаряешь и летишь... И безотчетная радость наполняет все существо, и весь сразу растворяешься в нем то ли струйками дыма, то ли клочьями тумана... Или пахучим листопадно-грибным ветерком, а, может, радугой, заплутавшей в паутине...
Мир будто выворачивается – то, что было значимым, оказывается сущими пустяками и мгновенно улетает из мыслей. Да и сами мысли растворяются в бездумно-восторженном состоянии. Яркие звуки, вкусные цвета и пушистые запахи, которые хочется смаковать и осязать, но они текут, текут, переплетаясь, принося наслаждение и ускользая...

И терпкий золотой запах смерти лишь усиливает ощущения, оттеняя их жизнеуходящим контрастом и создавая сверкающее лезвие, отделяющее ярость от ничего, и возбуждая остроту переживания.
С иными, может, и вовсе никогда такого не было. А тот, кто пережил – никогда не забудет...

© Дракон Рассвета (Вилай). Oct 26-28 2008

Морок.

То холодно и дождливо, то тепло и солнечно...
То иней на траве, то отважные цветы ловят холодеющие лучи...
То зима накатит, набирая силу, то лето вернется, будто бы набрав где-то сил...

Как просто разделить весь мир на противоположности.
Свет и тьма, жар и холод, лето и зима...
И, кажется, что так оно и есть на самом деле. Кажется, что идет война. Свет борется со тьмою, добро со злом, лето с зимой.
Какие захватывающие иллюзии... Какие засасывающие иллюзии...
Какие смешные иллюзии...

Война... Война со всем миром. Война на выживание. Начиная с самого нежного возраста. С родителями, заставляющими делать всякие противные гадости. С упрямыми игрушками, не желающими делать то, что нам хочется. С этими вреднюгами в детском саду, что отбирают любимую куклу. С одноклассниками, дразнящими за оттопыренные уши. С возлюбленным, который предпочел лучшую подругу. С другом, что увел свет твоей души...
Весь мир против тебя, и разве с ним можно иначе, чем воевать? Все время, каждое мгновение...

Говорят, что можно...
Совсем иначе, без войны. Без ран и потерь. Без боли и страданий.

То холодно и дождливо, то тепло и солнечно...
Зима плавно втекает в лето, даря золото лесов, грибы, бархатно-черные ночи и яркие звезды. Она напоит деревья, чтобы им сладко спалось под пушистым одеялом, и разнесет ручейками созревшие семена. Своими тонкими холодными пальчиками она распушит шишки, чтобы клестам было легче достать семена, и, подышав морозцем на рябиновые гроздья, сделает их сладкими – для синичек и ярких снегирей.

Когда холодно и дождливо, так здорово посидеть у потрескивающей печки или просто в теплом родном доме, перекатывая в памяти, словно леденец на языке, сладкие воспоминания лета...
Когда тепло и солнечно, так здорово погулять, шурша золотом и вдыхая этот сладковато-терпкий запах осени...

© Дракон Рассвета (Вилай). Nov 03 2008

Рассвет на реке.

Рассвет. Река. Тишина.
Когда поплавок долго лежит неподвижно, внимание поневоле начинает переключаться на окружение.
Вначале на медленно колышущиеся водоросли и листья кувшинок. Затем на качающиеся, засыхающие уже листья камыша, на отражение облаков и пестро-золотой лес на другом берегу.
Плавно расцветающий восход, высвечивая новые и новые детали, заставляет внимание расширяться все больше. Незаметно погружаешься в окружение и растворяешься в нем.

Слух, так же как и зрение, настроен на движение и выхватывает поначалу лишь самые яркие звуки. Но постепенно в слух начинают затекать и самые тихие – бульк рыбы или лягушки, шепот камышей, шорох крыльев над головой, непонятный скрип под водой, шуршание мышки под опавшими листьями. И тогда неожиданный стрекот сороки звучит словно барабанная дробь посреди напевных скрипок, заставляя вздрогнуть и насторожиться.

Вот откуда-то с небес раздался разговор летящих журавлей – переливчатое курлыканье – на юг, на юг...
Меж островков грязно-желтого теперь рогоза по ту сторону русла медленно проплывает несколько уток – наверное, родители с выросшими птенцами – тоже вполголоса беседующих.
Пересвисты птиц – уже не восторженные громкие весенние песни, а спокойные деловые переговоры о далеком путешествии или о богатстве урожая.
Резкий крик канюка врывается восклицательным знаком в плавно текущую строчку негромкой песни и заставляет замолкнуть всех на несколько тактов.

Но тишина – не музыка (ведь мир не может не петь!). Осенняя песня всплывает вновь после короткой паузы – курлыканьем, шуршанием, потрескиванием, вскриками крачек и дрожащим звуком далекого рожка пастуха, что ручейком растекается вместе с клочьями тумана по-над водой.

© Дракон Рассвета (Вилай). Nov 07 2008

Великим Начинаниям – Удача и Великие Свершения!
Долгим Походам и Странствиям – Счастливый Исход!
Уставшим Путникам – Яркий Свет и Добрый Огонь!