Cюрприз.

Inana : Знаешь, я решила кое-что тебе послать. Скажи свой точный адрес.
Dragon : Послать? Что? Зачем?
Inana : Не скажу. Ну... Я подарок хочу сделать. Сюрприз. Говори адрес.
Dragon : Что за тайны такие?
Inana : Ты что, боишься, что ли? А говорил, что не боишься НИЧЕГО...
Dragon : Москва, ул. Пражская, д.31, корп.2, кв.147. Индекс 117519. И все-таки, че ты прислать-то хошь?
Inana : Тайна. Секрет. Помучайся, бородища... Хих :-)
Dragon : Вреднятина... Оно кусается?
Inana : Иногда. Если рассердить.
Dragon : Так это живое? Оно ж помрет, пока ехать буит... Из твоего Тарту... Это ж не меньше недели надо...

Dragon : Ау!!!!
Dragon : Ну, вот... Заинтриговала, и пропала...
Inana : Прости, я тут чай заваривала.
Dragon : Я уж подумал, что заснула. Прям за компом...
Inana : Не, сначала чайку попью, а спать – после.
Dragon : Лана, я тоже ложусь, а то вчера ваще не спал... До завтра!
Inana : Пока, бородища!

***

Утро началось не очень рано – стрелки часов показывали половину одиннадцатого. "Вот и хорошо", – лениво проплыла мысль, – "За прошлую ночь выспался..."

Ум еще не проснулся, и мысли ползли сквозь сонный кисель сознания, словно червяки после дождя. "Яйца надоели..." – протянулась очередная, пока щетка елозила по зубам, взбивая сладкую пену, – "Может, соевое мясо сделать? Как тогда... Только надо вместо шафрана имбирь положить... Должно неплохо получиться..."

Неожиданно пропищавший сигнал домофона заставил меня оторваться от увлекательного процесса превращения соевого азу в нечто съедобное.
– Кто пришел? – спросил я, сняв трубку.
– Вам посылка, – произнес молодой мужской голос, – Из Тарту... Курьерская доставка...
– Входите, – предложил я, и нажал на кнопку, – Девятнадцатый этаж, – добавил я сквозь писк открытого электронного замка.

"Так..." – подумал я, – "Прислала-таки... Интересно, что?..."
Я успел лишь снять сковороду с конфорки, как прозвучал звонок в дверь. Рванувшись к шкафу, и схватив первые попавшиеся штаны, я быстро натянул их. Быстрота привела к тому, что полуоторванная штанина прошлогодних джинсов оторвалась совсем, вися теперь только на наружном шве.
"Ну, и черт с ними!" – мысленно усмехнулся я, кидаясь к двери под звон второго, явно нетерпеливого, звонка.
Дверь, коридор, дверь к лифту...

– Что-то долго... – потягивая гласные со смешным прибалтийским акцентом, произнес ангел с серо-зелеными глазами, – Не рад, что ли?
– Инана... – только и смог выдохнуть я, – Ты же...

Спортивная сумка скользнула с ее плеча, и она, сделав шаг и легко подскочив, напрыгнула на меня в точности так, как мне давным-давно мечталось – обвив шею руками, а талию – ногами. Тесно прижавшись, чему способствовали и мои руки, сами собою крепко обнявшие ее, она тихонько шепнула:
– Ну, как, расписываться в получении будешь, бородища? – и игриво прикусила мочку моего уха, отчего от загривка до поясницы прокатилась волна мурашек...

© Дракон Рассвета (Вилай). Jul 05 2006

Запах.

ЗАПАХ...
ОНА была рядом. Это было так... уютно, так привычно. Вся моя жизнь, все, что было в ней хорошего, связалось каким-то непостижимым образом с этим милым, таким родным запахом.

Открыв глаза, я обнаружил, что рядом никого не было. Но запах ЕЕ волос, исходящий от подушки рядом, навевал такие восхитительные, такие сладостные воспоминания...
Через несколько часов мы, наконец, увидимся снова. Я так соскучился! Ведь мы не виделись вечность – целых два дня... И хотя тело мое еще помнило ЕЕ, мне так хотелось вновь увидеть ЕЕ, прикоснуться к НЕЙ...

А началось все совершенно неожиданно, и развивалось так стремительно, что напоминало какой-то взрыв, в эпицентре которого я оказался...
– Здравствуйте, дядя Петь!
– Привет! С работы? – дядька мой стоял на тропинке, а позади него стояло четыре женщины. Двоих я знал, а две другие были мне незнакомы.

– Да, перерыв на обед...
– Иди, познакомься с нашими гостями! – дядя, полуобернувшись, взглянул на двух незнакомок.
Одна, постарше, невысокого роста, приветливо улыбаясь, внимательно смотрела на меня. Вторая, значительно моложе, высокая, статная, была, видимо, несколько смущена этим представлением, и улыбку на ее лице можно было только угадать.

– Здравствуйте! – поздоровался я, подходя ближе.
– Это Митя, – начал представлять нас друг другу дядька, – А это, – он посмотрел на старшую, – Валя, твоя... сестра, из той ветви рода, который обитает в Ташкенте, Котовы, ну, ты помнишь...
– Да, конечно... Очень приятно...
– А это, – Петр повернулся к молодой, – Катя, Валина дочь... И, выходит, твоя племянница.

– Очень... – взглянув в эти лучистые серые глаза, я ощутил что-то, вроде внутреннего удара, а последовавшая вслед за ним сладко-мучительная судорога довершила дело. Я попытался взять себя в руки, и не показывать всем остальным, что я расплываюсь, словно медуза на берегу, теряя все привычные опоры. По-моему, выходило плохо. Я расплывался, не имея сил отвести взгляда от этого, такого неожиданно родного, лица.

Это лицо... Нет, не только лицо. ВСЯ ОНА была совершенно невероятным сочетанием мелких, но прекрасно помнящихся черт дорогих мне женщин. Что-то в глазах, что-то в повороте головы, что-то в челке на лбу, что-то в губах и улыбке, что-то...
Мама, сестра, и другая сестра, возлюбленные... Невозможно было вспомнить, что – чье, да это, в сущности, было и неважно, но узнавание происходило моментально. Вот – пальцы, а вот и жест рукой... Вот зуб, немного неправильно повернутый, который она стеснялась показывать...

Это все было таким... родным, таким знакомым, таким... давно моим, что тут же возникло ощущение, что мы знакомы тысячу лет, но чувства от этого стали только полнее и насыщеннее.
Передо мной стояла, немного застенчиво улыбаясь, ВОЗЛЮБЛЕННАЯ всей моей жизни.

Сказать, что я был сражен наповал, значит, ничего не сказать... Я сразу воспарил к холодным облакам, и провалился под землю в огненную магму, и растекся лужицей, и встал гранитным монолитом.
Что происходило дальше, помнится очень плохо, все было, словно в тумане – я видел только ЕЕ лицо... Помню, был обед, и ОНА сидела по диагонали от меня... Я смотрел, и не мог отвести взгляда.

Шел какой-то разговор, выяснялись родственные отношения. Оказалось, кстати, что ОНА – не племянница моя, а сестра, то ли четвероюродная, то ли пятиюродная. В конце обеда я сообразил-таки, что пялиться таким беззастенчивым образом неприлично, и что на это начинают обращать внимание. Собрав всю свою волю, я поблагодарил хозяйку и сбежал, поскольку находиться рядом, и не касаться, или, хотя бы, не глядеть, я не мог.

Потом... снова провал памяти... Что-то, я, несомненно, делал... Вероятнее всего, работал. Но, что совершенно точно, так это то, что я все время думал о НЕЙ.

А потом был вечер, и мы увиделись вновь. И на этот раз между нами не было стола, и вокруг не сидели люди...
Теперь, когда мы остались вдвоем, я, наконец, смог прикоснуться...
Первые, легкие и мимолетные прикосновения постепенно становились все более и более чувственными. Вся магия, до которой я мог дотянуться, вкладывалась мной в эти прикосновения. Наверное, это было не совсем честно, но...

Мы говорили.
Говорили о разных знакомых, и о своей прежней жизни, и о разных интересных вещах. И все, о чем мы говорили, было о нас. И чем больше я узнавал о НЕЙ, чем больше я узнавал ЕЕ, тем определеннее и точнее я осознавал, что совершенно неожиданно получил такой подарок судьбы, которого ждут почти все, но мало кто дожидается... Мне невероятно повезло, что мы встретились, и что между нами возникло то чувство, которого так жаждут все в юности, но мало кому удается испытать. А, не познав его, они, старые и дряхлые, умирают, считая ЭТО красивой сказкой и выдумкой. Такое могло бы – подумать теперь страшно! – случиться и со мной...

Представив на миг, что послезавтра ОНА уедет и исчезнет из моей жизни, быть может, даже навсегда, я ужаснулся, и понял, что должен приложить все усилия для того, чтобы ОНА осталась... Осталась не послезавтра, когда ЕЙ надо ехать на работу, нет, я страстно желал, чтобы ОНА осталась в моей жизни. Но самое, наверное, главное – я очень хотел, чтобы я остался в ЕЕ жизни...
"Обязательно надо сварить приворотное зелье..." – подумал я, когда мы, беседуя, ждали, когда вскипит чайник.

– Чай или кофе? – спросил я, целуя милые пальчики.
– Кофе, если можно...
– Сейчас поищу, – я заставил себя подняться, с трудом отрывая себя от немного смущенного взгляда милых серых глаз, – Помнится, где-то должен быть настоящий...
Заваривая кофе, я, конечно же, не обошелся без магии – разве ж я мог упустить такой случай?

По-моему, кофе получился не очень, хотя из вежливости ОНА и сказала, что ЕЙ понравился. А я сразу признался:
– На самом деле, это не кофе... Или, вернее, не совсем кофе. Это – приворотное зелье. Прости, но я не могу... Я не могу допустить, чтобы ты... Чтобы МЫ разлучились...
Со мной никогда такого не происходило, чтобы вот так, сразу... Мне всегда казалось, что все рассказы о любви с первого взгляда, если и не выдумка, то, по крайней мере... В общем, мне это не дано... А тут... Нет, я должен сделать все, что только возможно, чтобы мы были вместе...

ОНА испытывала некоторое напряжение от незнакомой обстановки, оттого, что кто-то мог войти, и я, чтобы хоть немного облегчить ЕЕ положение, повел ЕЕ на второй этаж.
– Сюда никто не придет, – уверил я, надеясь таким образом хоть чуть-чуть снять напряжение. Здесь было холоднее, чем внизу, но появившиеся ответные реакции показали, что мои стремления, хотя бы в какой-то части, совпадают с ЕЕ желаниями, и холод очень скоро стал незаметен.

Мы обнимались и целовались, и, как-то совсем незаметно, мы сделались ОДНИМ...
И было так хорошо...
И было так сладко...
И было так горько...
от того, что где-то там, на задворках смутного сознания извивалась змейкой мысль о том, что придется расстаться... Пусть даже на несколько часов, все равно это было ужасно...

ЗАПАХ... Запах ЕЕ волос на подушке...
Он дарил мне надежду на то, что мы будем вместе...

© Дракон Рассвета (Вилай). Aug 2002

Ночной костер.

Я стоял около кучи мусора, которую зажег еще утром. Стоял и смотрел, как упругие порывы ветра уносят куда-то в темноту струи дыма, в который превращались листья и ветки, ветошь и гнилушки, которые собирались здесь все лето. Жгуты и косички дыма, улетая, вплетались в почти невидимые ветви деревьев над головой. Время от времени какой-нибудь вихрь прижимал дым к заледенелой земле и, закручивая его, закрывал все вокруг, погружая меня в белесо-туманное ничто. Лишь ветреное шипение еловых и посвист березовых ветвей в эти моменты оставляли меня в привычном мире.

Черная куча не сводила с меня пристального взгляда своих красных мерцающих глаз. Ветер лизнул нас своим мягким языком, и три алых глаза подмигнули мне. Окружающее исчезло в сероватой пелене. Шум в кронах деревьев как-то отдалился и превратился то ли в мерный шелест далекого морского прибоя, то ли в приглушенный говор толпы, то ли в гул какого-то огромного улья.

Я понял вдруг, что нахожусь... где-то совсем не там, где стоял еще мгновение назад. Появилось ощущение, что передо мной кто-то есть, но в этой серой пелене разглядеть что-либо было невозможно.

– Глазами здесь ничего не увидишь...– прозвучал голос внутри меня, – Здесь душой надо смотреть...
– Душой? Это как? – вырвалось у меня, и лишь после этого я сообразил, что разговариваю, как минимум, с самим собой, а как максимум... Мысль о том, что разговоры с голосами относятся к признакам, мягко выражаясь, нездоровья, была неприятной.
– Господи, почему ты задаешь такие... странные вопросы? – продолжил голос, никоим образом не реагируя на мои мысли, – Не ты ли, Создатель, должен лучше кого бы то ни было знать все обо всем?

– И все-таки, как это – смотреть душой? – повторил я вопрос, пропустив мимо ушей господа и создателя, поскольку мои желания сделаться известным и знаменитым хоть и не были манией, но все же маячили где-то на задворках, и вполне могли вылезти таким способом...
– Ну, ладно, мне ли спорить с... – голос оборвался, будто споткнувшись, но после секундной паузы зазвучал вновь, – Так же, как с собакой разговаривать... или с деревом...
– С собакой? С деревом? Как можно с ними разговаривать? И, к тому же, ты говорил вначале смотреть, а не разговаривать...
– Разве это не одно и то же?... – у меня мелькнула мысль, что если начнутся разговоры с деревьями, которые, к тому же, то же самое, что и смотрение, то дело, видимо, совсем нехорошо, – Вспомни, ты же это делал не раз...

– Я?! Когда? – я попытался вспомнить что-либо подобное, но память не давала на этот счет никаких подсказок.
– Довольно часто... У тебя есть этот дар...
– У меня? Дар? – удивился я.
Неожиданно я осознал, что как-то совсем незаметно ускользнули привычные связи мира, окружавшего меня всегда. И еще я сообразил, что все это больше походило на сон, как непонятным местом, так и самой логикой действия.

– Ну, вообще-то, он у всех есть, только не все им пользуются...
– Кто ты?
– Я? Я – существо, которое ты сотворил.
– Сотворил?
– Конечно. Разве не ты складывал в меня целое лето ветки, листья, старые тряпки, щепки и гнилые доски? Ты – мой Создатель. Ты создал меня по своему Образу и Подобию, а сегодня вдохнул в меня жизнь, зажег во мне Божественный Огонь. Я благодарю тебя за это...
– Жизнь? Вдохнул? О чем ты?

– Ты все еще ничего не видишь? – голос явно проигнорировал мои вопросы. Может, они показались ему риторическими?
– Нет... Все еще не вижу...
– Ты играешь со мною?... – хозяин голоса будто бы задумался, а затем продолжил, – Ну, хорошо, если ты так хочешь... Закрой глаза и погляди внутрь себя... Что ты там видишь?
– Ничего... Темно...
– Ты притворяешься... и, по-моему, слишком натурально... Как может быть темно – у тебя?...

Я молчал, поскольку не знал, что сказать.
– Ну, ладно, играть, так играть... – сомнение явственно проступало в этих словах, – Попробуй еще раз...
Я попытался разглядеть хоть что-нибудь. Но как я ни напрягался, перед взором моим была сплошная чернота.
– Ты не напрягайся, расслабься...– последовал совет, – Это само получится...

Я расслабился и стал созерцать ту черноту, что заполняла меня. Так прошло не знаю, сколько времени, но неожиданно я осознал, что чернота, представлявшаяся моему внутреннему взору, уже не такая полная, как вначале. Как будто бы где-то вдалеке, на самой границе этого своеобразного поля зрения возникло слабое свечение. Как только я понял это, свечение усилилось и превратилось в мерцающую звездочку. Мое внимание, казалось, усиливает, или, вернее, приближает это свечение, и немного погодя я наблюдал уже что-то, вроде огненного клубка, свитого из ярко светящихся нитей. Клубок этот медленно вращался и был окружен ореолом пламенных язычков, наподобие протуберанцев солнечной короны.

– Что это? – удивился я.
– Проверяешь? – спросил голос, и через пару секунд моего молчания продолжил, – Хорошо... Это – ты, вернее, твоя душа. Войди в нее, и посмотри вокруг оттуда.
Я сосредоточил свое внимание на центре огненного клубка, и вдруг... оказался внутри. Посмотрев теперь наружу, я увидел...

Мы находились посреди огромной вселенной, состоящей из звезд и звездочек. Их было так много, что пустого пространства практически не было. Присмотревшись внимательнее, я понял, что все эти светящиеся... штуки были такими же огненными клубками, как и я сам. Большие и маленькие, далекие и близкие, яркие и едва заметные, они были, тем не менее, очень похожи на меня самого. Такого, каким я теперь виделся самому себе – нечто светящееся, огненное, вполне самостоятельное, и в то же самое время соединенное со всеми почти окружающими огоньками тонкими, но вполне ощутимыми, связями.

Совершенно непроизвольно я потянулся, чтобы потрогать одну из этих нитей, но тут же сообразил, что тянуться мне, собственно, нечем. И, тем не менее, ниточка эта отозвалась – налилась яркостью, стала толще и начала слегка вибрировать. Огонек, к которому тянулась нить, слегка замерцал, и на его фоне появилась, нет, скорее, угадалась фигурка рыжего муравья. Синхронно с колебаниями нити и мерцаниями огонька я услышал тихий и, будто бы, хоровой голос:
– Мы спим сейчас... Мы будем тебе очень благодарны, если ты оставишь наш пень на прежнем месте... Если хочешь пообщаться, приходи весной... Сейчас мы с трудом...

– Ну, наконец-то... А то я, уж было, начал сомневаться в своем Создателе...– промерцал небольшой светящийся шарик рядом со мной. Этот огонек (или существо?) соединялся со мною яркой ниточкой, вибрирующей при каждом слове. На фоне этого огонька мерцал другой, полупрозрачный, похожий на маленький огонь, висящий в пространстве.
– Но как... Что это такое?
– Ты имеешь в виду – вокруг? Это мир. Твой мир, Господи. Он состоит из живых существ. Странно, что мне приходится говорить об этом тебе. Они же всегда тебя окружали, с тех самых пор, как ты их создал... Я, кажется, понял! Ты проверяешь мое знание вселенной!

– Но они... такие же, как...
– Ты? Разумеется. Разве они могут чем-то отличаться? Ты прекрасно сделал это! – голос на мгновение прервался, – Надо же!
– Что?
– Я только сейчас сообразил, насколько точно ты копировал себя, когда создавал их...
– Я? Создавал?...
– Но ведь они все созданы по твоему Образу... Ты создал меня, уж в этом-то я уверен, а стало быть, и их тоже, разве не так?
– Полагаю, что нет...
– Как же это может быть, Создатель?
– Ну, например, кто-то создал всех, и меня тоже...
– Но ведь ты создал меня, разве не так?...
– Наверное... По крайней мере, ты так говоришь. Но из этого вовсе не следует, что всех остальных создал тоже я...
– Разве? По-моему, эта идея не проходит...

Действительно ли голос моего собеседника на протяжении последних двух-трех фраз становился постепенно все тише, или мне это показалось?
– Почему же?
– Я не понимаю, зачем ты хочешь меня запутать? Что тебе от этого? Я же просто горящая куча! Создатель Создателя – это ж надо такое придумать!... Я тебе вот что скажу: Господи! Создай кого-нибудь поумнее, да и загадывай ему свои загадки... А мне дай просто догореть... Я благодарю тебя за то, что дал возможность поговорить с тобою...

Последние слова слышались совсем тихо, едва различимо. Огонек, разговаривавший со мной, стал совсем маленьким.
– Я, кажется, умираю... Как быстро, оказывается, проходит жизнь... Сил совсем не остается... – голос становился все слабее, превращаясь в еле слышный шепот.

Я стоял около погасшего костра. Небо светлело. Я понял, что продрог до костей, а пальцы уже ничего не чувствуют. Каким образом я простоял здесь целую ночь, было совершенно непонятно. Повернувшись, чтобы пойти в теплый дом, я заметил искорку, ярко вспыхнувшую на вершине кучи золы.
– Благодарю тебя за жизнь, которую ты дал мне, Господи!... – прозвучало в моем сознании, и искра, затлевшая на какой-нибудь соломинке или иголке, погасла, не оставив после себя даже дымка.

Ветер по-прежнему шумел в кронах деревьев, выдувая из-под куртки остатки тепла. Я повернулся и побежал в дом греться.
"Мистика какая-то" – подумалось мне на бегу, – "Простоять вот так всю ночь... Просто удивительно, как это я до смерти не замерз..."

Войдя в дом, я скинул куртку и прижался к печке, обжигая ледяные пальцы о теплые кирпичи. Боль оттаивания едва не выдавила из меня стон, но я стоял, обняв печь, и думал о том, какая замечательная у меня получилась печка, которая так долго не остывает. Потом я вспомнил о том, что со мною приключилось, и решил, что, глядя на тлеющие угли, впал в транс, и во мне всплыло подсознательное. А потом вспомнилось, как я смотрел на мир душой, вспомнилась эта колоссальная вселенная живых существ, которые так похожи на меня...
– Нет для меня большего счастья, чем согреть тебя, Господи! Благодарю тебя, Создатель... – завибрировала светящаяся ниточка, уходящая куда-то вглубь печки...

© Дракон Рассвета (Вилай). Nov 28 – Dec 15 2002

Мотылек.

Еще совсем недавно он сидел в темноте и тесноте. Места было так мало, что даже ножкой пошевелить было почти невозможно. И время отмерялось лишь мыслями. Такими же темными, как и все существование. Лишь иногда слабо вспыхивали какие-то странные образы из прошлой жизни...

Но однажды он почувствовал, что настал тот момент, когда все должно измениться. Вначале эта мысль только слегка побеспокоила плавное течение темно-тягостных размышлений. Но скоро она вернулась вновь. А потом – еще раз. И снова. И вот, эта мысль превратилась в уверенность. А уверенность ведь такая штука, которая не дает спокойно лежать. И он начал шевелиться. Раньше он даже не предполагал, что в этой тесноте можно, оказывается, шевелиться. И он стал вертеться, отталкиваться ногами, выгибать спину...

И вдруг – о, чудо! Что-то хрустнуло, и яркое сияние наполнило прежнюю темноту. От неожиданности он замер, и некоторое время привыкал к этому новому ощущению. Оно немного напоминало те яркие образы, что иногда беспокоили его в темном течении мыслей. И когда прошло первое ошеломление, он начал ворочаться сильнее, благо места стало больше. И когда, уперевшись всеми лапками, он особенно сильно толкнулся, хруст повторился, и тело его выскочило... куда-то.

Здесь было так ярко, так... свежо, так... совершенно по-новому. Он с удивлением повел головой, и понял, что у него есть голова, глаза, которые видят, усики-ощущала, воспринимающие запахи и кучу других вибраций. И это было так здорово!

Вокруг было столько нового, яркого, красивого!!!.. Он еще немного подождал, привыкая к этим необычным ощущениям. Но внутри уже трепыхалась какая-то пружинка, заставляя двигаться, шевелиться, звала куда-то. И он с новыми силами рванулся, и.. выскочил из кокона. От рывка он чуть было не сорвался, но в последний момент успел ухватиться за края той дыры, из которой вылез. Какая же она была маленькая, черная, тесная, эта скорлупка... Просто удивительно, как он в ней умещался.

Он еще раз выгнул спину, и почувствовал, что движение не прекратилось, а странным образом продолжается. На его спине что-то продолжало шевелиться – само! Медленно, рывками, то чуть останавливаясь, то вновь продолжая движение, на спине разворачивалось... что-то восхитительно-тонкое, огромное, радужно сверкающее... Прошло совсем немного времени, и он, осваивая новую часть тела, медленно поднимал и опускал огромные крылья.

Они сверкали и переливались, разбрызгивая вокруг маленькие радуги. Они были такие большие и упругие, что становилось совершенно очевидно, что они должны были делать что-то совершенно необыкновенное. Сосредоточившись, он напрягся, и крылья стали взмахивать сильнее и чаще. Тело его приподнялось, и лишь коготки, вцепившиеся в края кокона, удерживали его на месте. Он разжал лапки, и... взлетел!

Он летел!!! Крылья держали его в воздухе!
Поначалу полет был неровным, с провалами и вспархиваниями, но постепенно он освоился с этой новой способностью, и полет выровнялся.

Сколько всего открывалось взгляду! Зеленая трава, и яркие цветы, высоченные деревья, сплошь покрытые перешептывающимися листьями, и куст, все ветви которого были покрыты нежными белыми цветочками. А какой от этого куста исходил аромат!!!
Мотылек подлетел к кусту, и осторожно опустился на белоснежные лепестки. Аромат будоражил, вызывая незнакомое чувство внутри. Вдруг сам собой развернулся хоботок, и погрузился в самый центр цветка... О!! Какое наслаждение!!... Какая восхитительная сладость!...

Почувствовав прилив сил, мотылек напился еще из нескольких цветов. Теперь, когда зов аромата стал не так силен, мотылек снова мог лететь дальше, что он и сделал. Теперь его вело иное чувство. Оно было неясным, но мотылек уже знал, что все его чувства приводят его все к новым наслаждениям, и потому подчинился этому неясному зову. Чувство это звало его на залитую солнцем полянку.

Вылетев на нее, он был в очередной раз потрясен – здесь, перелетая с цветка на цветок, порхали такие же, как он сам, мотыльки. Восторг и несказанная радость охватили его – он был не один!
Это было так здорово – порхать ВМЕСТЕ!!!

Мотыльки так и жили – то кружились в танцах, то, когда чувствовали голод, опускались на цветы, и насыщались сладким душистым нектаром. Дни проходили один за другим, сливаясь в бесконечный хоровод воздушных танцев.

Но вот, однажды мотылек почувствовал некое безотчетное беспокойство. И, почему-то беспокойство это было связано с крыльями. Задумавшись о том, что было не так, он вдруг понял, что крылья его отличались от крыльев тех, с кем он так весело проводил время. И ему безумно захотелось найти того, у кого крылья были бы такими же, как у него. Он чувствовал, что найди он такие же крылья, случиться что-то чудесное, что-то, что превосходит любое наслаждение или радость от того, что было уже знакомо. И вот, подчиняясь этому неясному зову, мотылек полетел искать.

Много дней он искал, перелетая с полянки на луг, с луга на опушку, и еще дальше, дальше... Зов внутри него усиливался, и однажды мотылек почувствовал, что зов этот имеет направленность. Он полетел туда, куда вело его внутреннее чувство. Он прилетел на небольшую полянку, и понял, что ЭТО должно быть здесь. Долго он кружил над травой и цветами, выглядывая знакомый узор на радужных крыльях. Но никого похожего здесь не было, сколько он ни искал. Однако зов становился все сильнее, не давая ему улететь с этой полянки.

И вот, однажды присев на цветок, чтобы подкрепиться, мотылек почувствовал, нет, он точно знал, что ЭТО – здесь, совсем рядом... Забыв о еде, он осторожно спустился по стеблю ниже, почти к самой земле. И здесь, на стебле, спрятанный под листом, висел... кокон. Точно такой, из которого вылупился он сам – так давно, что он уже почти забыл, как он выглядел. Черный, жесткий, он был совершенно непроницаем и неподвижен. Но, чу! Кокон чуть шевельнулся, показывая, что внутри есть кто-то живой.
И в этот момент мотылька охватил такой восторг, такой жар прокатился по всему телу, что он понял, даже ничего не видя, что здесь, в этом коконе находится тот, кого он так давно искал, кто нужен ему, как сама жизнь...

Мотылек обхватил кокон лапками, обнял его крыльями, и замер так, ожидая, когда свершиться чудо, и на свет появиться ТОТ, КТО ДОРОЖЕ ЖИЗНИ...

© Дракон Рассвета (Вилай). Nov 11 2006

Живой ветер.

Блестящий стальной шар с гулким погромыхиванием перекатился по деревянной столешнице из ладони в ладонь.
– Вишь, у тя даже игрушки неживые... – молвил, пряча мягкую улыбку в густой седой бороде, старик, – Испортил тя, всеж-таки, город...
Молодой парень в черной куртке с многочисленными карманами, молниями, пуговицами и заклепками, сидящий напротив старика, поднял глаза и, усмехнувшись, ответил:
– Ну, почему – испортил? Вот, скажи, дед... Ну, почему, почему я не могу заниматься тем, что мне нравится? – пальцы парня смяли шар, и принялись лепить из него какую-то фигурку.
– Так ить, неживое енто все... – старик сокрушенно покачал головой, – Нежто ты сам не чуешь?

Парень осторожно поставил на стол довольно точно сделанную фигурку лошади. Убирая руку, он сделал почти неуловимое движение пальцами. Железная лошадка переступила, тряхнула головой, и поскакала по столу к старику.
– И так? – прищурив глаза, спросил парень.
– А чо – так? Нешто енто жизня? – фыркнул старик, глядя на приближающуюся железную фигурку.

Он взял из стоящей на столе подле него плошки какое-то зернышко, и бросил навстречу лошадке. Зерно, упав на стол, выбросило острый зеленый стебелек. Маленький побег быстро рос, раскидывая в стороны крохотные листочки. От основного стебля побежали боковые веточки. Через несколько мгновений на пути лошадки оказалась круглая зеленая полянка.
Лошадка с разбегу проскочила несколько шагов по зеленому ковру. Маленькие листочки, подхватив снизу, приподняли ее в воздух. Лошадка продолжала перебирать ногами, будто ничего не изменилось, хотя ноги ее теперь просто рассекали воздух.

– Вишь? – кивнул на происходящее старик, – Разве живая тварь так будет? – он коротко, почти неслышно шепнул что-то, и только что появившееся растение свернулось вновь в зерно, опрокинув лошадку набок. Та не переставала перебирать ногами, будто продолжала бежать, отчего стала крутиться вокруг собственной головы.
– Ну, ладно... – кивнул головой парень, – Ладно... железо – оно и есть железо... А что ты скажешь про воду? Или про воздух? – он сделал круговое движение указательным пальцем, и над лошадкой возник небольшой смерчик.

– А че скажу? – старик пожевал губами, глядя на воздушный вихрь, – А то и скажу... У тя и воздух-то мертвый какой-та...
– Да какой же он еще может быть, дед? – возмущенно воскликнул парень, – Это ж воздух! Я понимаю, зерно! Ну, или деревяшка какая... Но воздух-то? Что железо, что воздух – какая разница? Чуть легче, чуть тяжелее... А все едино, если разобраться.
– Едино, гришь? – старик хитро прищурился, – Что ж... Щас я тя познакомлю...
– Познакомишь? С кем?

– Помолчи-ка маленько! – приказал старик, и начал нараспев произносить, – Ветер, ветер, мой дружок, ты услышь-ка мой рожок... – в руке старика появился берестяной рожок, он поднес его к губам, и избу наполнила дрожащая мелодия.
Дверь, скрипнув, отворилась, по комнате пронеслось свежее дыхание росного луга, и около старика сгустилась полупрозрачная фигура. Старик перестал играть, и встал.

– Здравствуй, малыш... – прошелестела призрачная, меняющая очертания фигура, – Звал... Зачем?
– Здравствуй, Живой Ветер! – поклонился старик...

© Дракон Рассвета (Вилай). May 30 2006

Воробьи.
Миниатюра

Весеннее солнышко улыбнулось, проглянув сквозь облака.

Оно облизывает сугробы, и те от нежной этой ласки оседают, теряя свою зимнюю напыщенную гордость, и начинают плакать от счастья. И превращаются в прозрачно-веселые струйки, которые охвачены страстным желанием куда-то бежать... И они бегут, бегут...

Они встречаются, и от радости встречи начинают счастливо переплетаться дружка с дружкой, перепрыгивая через щепки и толкая окурки... Они бегут, они журчат даже иногда – когда попадется на пути веселенькая ступенька, с которой можно так замечательно спрыгнуть!

И воробьи – эти неугомонные комочки громкой радости не могут оставить струйки без внимания – они плещутся в них, становясь смешно-мокрыми и невообразимо довольными от того, что окунулись в хрустально-сверкающие слезы счастья сугробов...

А солнышко ласково шевелит своими лучиками, и щекочет мокрых воробьев, и те от восторга заливаются весенней песенкой радости, перекрикивая друг друга – так, что проходя сквозь эту шумную тучу, перестаешь слышать ворчащий вокруг город...

© Дракон Рассвета (Вилай). Mar 16 2007

Гильза.
Миниатюра

Выстрел...
Похоже, что в "молоко"... Разве ж разглядишь отсюда?
Пустая гильза вылетела, слабо звякнув, откатилась в темный угол, и замерла там, кисло попахивая сгоревшим порохом.
Для нее все закончилось. Она теперь никому не нужна.
Разве что, какой-нибудь мальчишка подберет, чтобы поиграть немного, и забросить затем в коробку со старыми игрушками. А потом его мать, устроив генеральную уборку, выбросит ее в мусоропровод. Вместе с остальным мусором гильза попадет на свалку, где благополучно изоржавеет в прах, задавленная тоннами гниющего мусора...
Вот и вся жизнь.

Иной раз так и чувствуешь себя гильзой...

© Дракон Рассвета (Вилай). Feb 16 2007

Вот снова наступила осень.
Миниатюра

И вот снова наступила осень...
Эта осень была не похожа на предыдущие. На удивление ясная, солнечно-теплая погода стояла вот уже второй месяц.

Снова деревья и кусты, трава и цветы прощались с жизнью. А когда уходит жизнь, всегда становится грустно.
И снова был яркий, золотисто-голубой осенний день... По тропинке идут двое – Он и Она.
Оба молчат. Им не нужно слов. Молчание иногда красноречивее самых выразительных фраз.

А вокруг них озорно щебечут птахи, радостно тянут свои головы к голубому прозрачному потолку стройные и светлые тела сосен, идешь между ними, и самому хочется унестись куда-нибудь ввысь или вдаль. Душа поет!! Поет печально и весело, радостно и грустно одновременно. Получается какое-то непередаваемое состояние души, которое (очень грубо и неточно) можно назвать грустной радостью.

А двое все шли и шли меж стройных тел сосен, сквозь песни и свисты лесных пичуг.
Они уже не могли просто молчать друг с другом. Они погрузились в охватившее их целиком радостное созерцание дающей в последний раз бал природы, бал смерти. Смерти во имя жизни.
Они не плакали на этом балу, нет. Они не боялись смерти, ибо смерть означает угасание одной жизни, на месте которой появятся другие, еще более прекрасные
Смерть – значит жизнь.

Но они и думать не думали о смерти. И даже о жизни. Они жили – и все.
Они жили лишь одной мыслью – мыслью о любви. Они любили и были счастливы. И вся природа, угасая, отдавала этой любви свой последний дар.
Двоим наскучил уже этот прощальный дарственный бал, ибо как всякий бал, он был несколько церемонен. А они радовались любви и жизни. Они взялись за руки и стали подниматься по тонкому золотому солнечному лучику. Они поднимаются все выше и выше, они счастливы (все влюбленные и счастливые люди – волшебники), и бегут по золотому лучику навстречу солнцу.

Они бегут быстро. Вот они превратились уже в чуть заметную точку... Вот и совсем пропали на фоне золотого солнечного шара...
Они бегут навстречу жизни, любви и счастью.
А в лесу будто ничего и не произошло. По-прежнему свистят птицы, по-прежнему рвутся ввысь изящные сосны.
Но, нет!! Кое-что изменилось. Сосны, красавицы сосны, не просто гордо поднимают свои головы, они тянутся за счастливыми влюбленными.

Давно это было... Но с тех самых пор, человек, входящий в сосновый лес солнечным днем, вдруг чувствует, как его тело становится все легче и легче... Вот, кажется, еще немного, еще чуть-чуть – и можно, подпрыгнув и ухватившись за солнечный лучик, полететь к самому солнцу – навстречу жизни, любви и счастью...

© Дракон Рассвета (Вилай). Okt 13 1974

Охота.
Миниатюра

Вообще-то нельзя сказать, что мы (мы – это моя сестра Ольга и я) заядлые охотники. Но эта охота нас завлекла однажды и не отпускала до тех пор, пока у нас не появилось много новых дел и увлечений, которые не оставляли уже времени для нее. И хотя мы не охотились больше, в воспоминаниях мы часто возвращались к тем дням...

...Как и всегда, вокруг полная темнота и тишина. Темнота страшит, глушит все звуки, осязаемо давит на нас со всех сторон. Но мы упорно пробираемся вперед. Осторожно, едва слышно ступая, вытянув вперед руку, чтобы не наткнуться на что-нибудь, сжав в другой руке ружье, приближаемся к цели. ОН должен быть где-то рядом. Шепотом предупреждаю сестру, чтобы та была готова.
Еще несколько шагов вперед...

Все чувства напряжены до предела. У меня начинает дергаться коленка, как всегда во время сильного волнения. ЗВЕРЬ должен быть где-то здесь...

И вот – о, радостный и страшный миг! Показались ЗЕЛЕНЫЕ ГЛАЗА.
В тот же момент почти автоматически вскидываю ружье и...

Между нами и зверем легла желтая полоса яркого света. Мы бросаемся назад. Вслед несется добродушная ругань нашей соседки, общий смысл которой (глубже проникнуть в ее речь не хватает времени – я без оглядки удираю) заключается в том, что мы, маленькие сорванцы, опять пугаем ее бедного старого кота...

© Дракон Рассвета (Вилай). Dec 07 1977

Снег.
Миниатюра

Снег опутывал тонкие веточки мягким пухом. Прозрачные деревья превратились в огромные коконы, сплетенные из нежнейшего кружева. Желтые фонари золотили кружево, превращая его в ажурную скань.

Ярко-оранжевые языки пламени разбрасывали вокруг бордовые пляшущие тени и вспыхивали кроваво-красными искрами в падающих снежинках.
Полузасыпанные красные розы казались черными, и почти сливались с черным гранитом обелиска.
ПОДВИГ ТВОЙ блеснуло червонным золотом на черном камне... ИМЯ ТВОЕ...

– Деда! Ну, ты скоро? – зазвенел мальчишеский голос.
Старик провел ладонью по лицу, растирая слезы вперемешку с растаявшим снегом, тяжело поднялся и, не надевая шапку, зажатую в руке, медленно побрел сквозь падающий снег.

© Дракон Рассвета (Вилай). May 16 2006

Море.
Миниатюра

Темная мягкая тяжесть обняла ноги, поднимаясь выше колена, и так же мягко и беззвучно спустилась до щиколоток. Позади зашипели мелкие камушки, а когда они смолкли, колени вновь чуть сдавили нежные объятья.

Шаг, еще... В грудь толкается ласковый таран, заставляя переступить ногами...

Без всплеска погрузившись в очередную волну, вдруг оказываешься в кромешной тьме, насыщенной звуками. Позади шипит и перестукивается галька, снизу и вокруг раздаются поскрипывания, щелчки и далекое, едва уловимое жужжание...

© Дракон Рассвета (Вилай). Apr 06 2006

Зов Жизни.
Миниатюра

...но однажды облака разойдутся, и сверкнет радостно-золотой луч солнца. И просветлеют лица, и замелькают тут и там улыбки, и девчонки начнут в срочном порядке одеваться все короче и короче, с наслаждением ловя на себе восхищенные взгляды мальчишек.

Город вдруг засуетится как-то по-особенному, будто получив супер-дозу витаминов, и заблистает жизнерадостно окнами и витринами, и выплеснуться из темных и душных домов на улицу слегка ошалевшие от наступившей весны люди.
И ты, глядя на этот сияющий золотой луч, неожиданно для самого себя воспрянешь к жизни, почувствуешь сладость существования, ощутишь мощный ЗОВ ЖИЗНИ...

© Дракон Рассвета (Вилай). Apr 10 2006

Теплый вечер конца лета.
Миниатюра

Солнце уже спряталось за домами, но еще не закатилось за горизонт. Мимо с почти мокрым шлепаньем по не остывшему еще асфальту катились машины. Щеку и руку мягко поглаживает тепло стены дома, которое бывает только летним вечером, после яркого, солнечного дня. Из арки неожиданно вытянулся ручеек запаха цветного табака, навеявший воспоминания о дворике, где прошло детство. Цветы на балконах – табак и настурция...

На темном уже небе высоко-высоко висит маленькое облачко. Оно так высоко, что до сих пор освещается последними лучами закатившегося за горизонт солнца. Оно светится, вернее даже, сверкает жемчужно-розовыми переливами. Чуть выше и правее сияет, подрагивая, желтая вечерняя звезда. Теплый вечер конца лета. Глядя на это облачко, перестаешь слышать город вокруг.

Мир мягко, словно в туман, погружается в тишину. Ту самую тишину, которая и не тишина вовсе, а просто замирание жизни при переходе ото дня к ночи.

Такая тишина, если предаться ей, возвращает нас к состоянию, в котором, наверное, пребывали наши далекие предки постоянно. К тому слиянию со всем окружающим миром, которое полностью отрицает создание вещей ввиду их абсолютной ненужности.

© Дракон Рассвета (Вилай). Aug 2002

Развенчание одного старого мифа.
или мысли, навеянные осенью

Каждый, кто хоть раз ходил по грибы, думаю, меня поймет.
Кто они, эти маленькие головастые создания?

Долгие века, и даже тысячелетия, считалось, что грибы – это что-то, вроде растений. Однако могучая научная мысль уже в ХХ веке доказала, что грибы – не растения, а нечто, занимающее промежуточное положение между растением и животным. Оно, конечно, может, и так, но не это главное.

Если верить тем доводам, которые приводят так называемые ученые (зовутся они, кстати, микологами), то получается, что грибы, и впрямь, растут, как трава или деревья, имея корни-грибницу, и размножаются семенами-спорами, и являют собой одно из безобиднейших созданий Матери-Природы.

На самом же деле, это все совершенно не так. Пришло время раскрыть глаза человечеству на грозную опасность, которая затаилась у него, буквально, под ногами.
Грибы – одни из самых хитрых и высокоразумных существ на нашей планете. Грибы – это то, что способно не только свергнуть несомненное владычество Человека, но и, вообще, уничтожить все разнообразие животного и растительного мира, превратив в пыль и гнилую труху.

Грибы, не смотря на кажущуюся (именно кажущуюся!) неподвижность, относятся к одним из самых подвижных существ на планете.
Грибы – существа кочевые. Зиму они проводят в теплых краях, а летом откочевывают на север, где происходит их размножение. Осенью они вновь, но уже в гораздо большем количестве, откочевывают на юг.

В теплых, субтропических странах (таких, как Италия, Греция, Франция) грибы имеют свою истинную форму – округлого булыжника. Эта форма гриба обычно называется "трюфель". Прячутся грибы, закапываясь в землю, весьма искусно – настолько, что отыскать их можно лишь с помощью таких помощников, как свинья или собака, острым нюхом своим распознающих врагов всего живого даже на глубине в полметра.

Весной, вместе с границей тающего снежного покрова, начинается массовая миграция грибов на север. В связи с тем, что движение под землей связано со столкновением с твердыми предметами (корни деревьев, камни и т.п.), грибы неизбежно теряют свою изначально гладкую форму, и становятся похожими на скомканный лист бумаги. Такие, вылезшие для отдыха на свежем воздухе, грибы называют строчками и сморчками.

Далее, достигнув приполярных областей, грибы затаиваются, и совершая свои мерзкие ритуалы, размножаются. Причем количество появившихся особей на несколько порядков (!) превосходит их начальное количество.
Грибы, так же не появляясь на поверхности земли, растут, и обучаются различным премудростям, таким, как скрытное перемещение, отвод глаз и использование особенностей ландшафта и растительности для маскировки.

Надо заметить, что некоторые молодые особи, недоучившись, и не слушая родителей (видимо, эта особенность характерна для всех высших существ), пускаются в путешествия, не дождавшись завершения образования. Эту разбитную (и, надо сказать, глупую) молодежь можно встретить на лугах, полях и в лесах уже в середине июня. Свидетельством их незрелости является цвет – они совершенно белые, а также точное повторение формы настоящего гриба, то есть, трюфеля (они попросту еще не научились притворяться чем-то иным). Этих недорослей мы знаем, как дождевики.

Несколько позже появляются уже научившиеся менять форму грибы, однако явным признаком их незрелости является то, что плоть их мягка и рыхла, и не дает возможности хранить их сколь-нибудь долго даже в консервированном (соленом, маринованном или сушеном) виде. Однако уже эта, вторая, волна миграции дает представление о том многообразии, которое могут приобретать эти существа, желающие скрыть свою принадлежность к истинным грибам.

Настоящее же шествие (а точнее будет сказать – нашествие) грибов начинается в конце августа месяца, и длится до самых заморозков, когда теплолюбивые враги всего живого вынуждены прятаться под землю, дабы там, в тепле, продолжать свой путь на юг.

Может возникнуть вопрос – почему же они не проделывают весь путь под землей? Однако на этот вопрос даже ребенок с легкостью может дать вразумительный ответ. Естественно, передвигаться по поверхности земли гораздо проще, чем внутри нее. Кроме того, существует еще и фактор времени – грибы должны успеть добраться до зимних становищ, пока тепло, то есть на путешествие длиной в 2-3 тысячи километров у них имеется всего около двух месяцев. Разумеется, это можно сделать гораздо быстрее, когда передвигаешься по поверхности земли.

Итак, наступила массовая миграция грибов на юг. Что мы можем наблюдать?
Конечно, в первую очередь – огромное разнообразие форм, размеров и цветов. Подавляющее большинство встречаемых обычно грибов совершенно не похожи на те, которые только и могут зваться истинными, то есть, трюфели. Отчего это происходит?

Ответ был найден в позапрошлом веке святым Грегором Менделем во время его многочисленных медитаций и экспериментов с горохом. Кстати, то, что св. Мендель экспериментировал с горошинами, практически точно копирующими форму трюфеля и сморчка, является косвенным подтверждением верности излагаемой теории. Итак, грибы, во время размножения, выпускают на волю всю их богомерзкую фантазию, как раз-таки, и приводящую к кажущемуся многообразию форм и расцветок. На самом же деле ничего этого нет и в помине – это лишь искусно создаваемые иллюзии.

Грибы бегут на юг. Стадами, стаями, кучками и семейками. Бродящий по лесу в это время охотник (как верна народная мудрость, называющая собирание грибов "тихой охотой"!), если притаится, может заметить шевеление травы, которое вызывается бегущими грибами. Когда же охотник идет по лесу, он может застать некоторые грибы врасплох (то есть, не успевшими спрятаться). Иногда можно наткнуться даже на целые стада этих извергов животного мира. Некоторые из них пытаются спрятаться даже на пнях или деревьях!

Надо отметить, что у грибов имеются некие инстинктивные механизмы, которые срабатывают в момент наибольшей опасности, то бишь, появления охотника. Самым неприятным является вырабатывание ядовитых алкалоидов, могущих привести человека в измененное состояние сознания или даже к смерти, при попадании оных внутрь.

Также грибы часто используют мимикрию, маскируясь под упавшие листья, либо мох. Делают они это подчас настолько искусно, что можно смотреть в упор на это хитрющее создание, и не видеть его.

Справедливо (с традиционной точки зрения) задать вопрос: Чем можно подтвердить передвижение грибов?

Ответ до смешного прост для любого, кто хоть раз в жизни собирал грибы. Вспомните, как вы ходили по одному и тому же месту пару раз, ничего не находя, а на третий (четвертый, пятый и т.д.) – вдруг обнаруживали гриб, причем на самом видном месте – там, где вы его просто не могли не заметить! Это ли не является доказательством их подвижности? Гриб просто перебегал с места на место, и замер, почувствовав на себе ваш взгляд.

Вас не убеждает такое доказательство? Тогда предлагаю воспользоваться препаратами, повышающими восприимчивость и способность улавливать даже малейшие эманации этих существ. Препараты этой группы обычно легкодоступны. Я имею в виду выделения тех же самых грибов.

Давным-давно было подмечено, что самые мелкие, размером даже не превосходящие споры, грибы, ввиду несбалансированного еще обмена веществ, выделяют в окружающую среду весьма ценные продукты полураспада сахаров. Потом, когда гриб вырастает, он уже не разбрасывается направо и налево продуктами, которые могут быть с успехом использованы самим грибом, оставляя после себя лишь никому не нужную труху.

Использовать глупость только что появившихся на свет грибов, запертых в разного рода емкостях – это одно из величайших изобретений человечества. Эта деятельность воистину стоит прославления! Во-первых, запирая грибы, мы не даем им расползаться, словно заразе, по поверхности нашего благословенного мира. Во-вторых, мы получаем одно из самых замечательных веществ во вселенной.

Разведенные в разной пропорции, эти продукты жизнедеятельности мерзких созданий, естественно, по-разному влияют на вашу восприимчивость. Однако взятые в пропорции 2:3 с обыкновенной водой, и принятые орально (т.е. выпитые) в количестве, не меньшем, чем 7 граммов на 1 кг массы вашего тела (проще говоря, 0,5 литра на рыло) в сутки на протяжении 3-4 дней, вы получите искомый результат. Вначале ваш организм будет сопротивляться проникновению в него столь отвратительного вещества, но затем он сдастся (если вы будете настойчивы), и вы прозреете в буквальном смысле слова.

Здесь необходимо предупредить, что появляющихся чертей, зеленых человечков и прочую подобную мерзость вы должны решительно прогонять, иначе они не позволят вам насладиться видом бегущих грибов, т.к. обычно эти твари (черти, а не грибы) ведут себя очень шумно, и способны распугать все грибы на пару километров вокруг.

© Дракон Рассвета (Вилай). Okt 05 2006

Великим Начинаниям – Удача и Великие Свершения!
Долгим Походам и Странствиям – Счастливый Исход!
Уставшим Путникам – Яркий Свет и Добрый Огонь!