Сон в руку (рабочее название).
Повесть

• Глава I. Сон в руку. Jul 19 2006
• Глава II. Апокалипсис. Jul 21 2006
• Глава III. Охота. Jul 22 2006
• Глава IV. Яйцо. Jul 29 2006
• Глава V. Исход. Jul 30 2006
• Глава VI. Путешествие.
• Глава VII. Ведьма.
• Глава VIII. Община.
• Глава IX. Птенец.
• Глава X. Нашествие.
• Глава XI. Война (другой мир).

Глава I. Сон в руку.

Теплый вечер начала июля. Солнце светит сквозь листву деревьев, освещая уже только верхушки крон.
Сидя на пенечке для колки дров, я курил и глядел на сияющий белизной на фоне окружающих зарослей полиплоидной гречихи и бересклета каркас нового сортира из тщательно отструганного бруса.

Электрорубанок, конечно же, сломался, и потому пришлось строгать вручную. Руки от плеч до пальцев слегка ныли, и саднила сегодня заработанная и тут же сбитая мозоль на левой ладони. Однако это было пустяком по сравнению с функциональной красотой стоящего передо мной скелета такого незаменимого бытового сооружения.

Я даже сам не ожидал, что справлюсь так быстро – думал, что на все строительство уйдет не меньше четырех дней. А по всему получается, что удастся управиться вдвое быстрее. Всего-то и осталось, что обшить, сделать крышу и навесить дверь. Это вполне можно и за день сотворить.

Рабочий азарт постепенно отступал, и я почувствовал, что со мной не все в порядке. Похоже, поднималась температура, и начинался озноб. Бросив окурок в кострище, я поднялся, и пошел в дом.

Есть совсем не хотелось, но я знал, что после целого дня довольно напряженной работы это просто необходимо, иначе завтра не будет сил закончить начатое строительство. Разогрев банку горошка, и бросив туда изрядный кусок сливочного масла, я вывалил это в тарелку. Немного подумав, достал бутылку водки и рюмку.

Минут за двадцать я впихнул-таки в себя и горошек, и граммов сто водки. Озноб отпустил, и тело стало наливаться теплой тяжестью. После сигареты я "поплыл", и с трудом добрался до постели.
Первый момент холодного белья быстро прошел, и я провалился в бессознательное состояние.

Сон был тревожный, и я периодически просыпался, осознавая, что мне сниться то какая-то тяжелая долгая болезнь, почему-то ассоциировавшаяся с шаманской, то страшно тесное темное место, где я пытаюсь ворочаться в эмбриональной позе, то вспышка яркого света и остро-радостный вдох, то встопорщенные от холода по всему телу перья-пух, то блаженная сытость от выпитого молока и тепло материнского бока, то возня-прыжки с братьями-сестрами, то охота на мышей и лягушек, пока родители где-то пропадают, и потом потасовка за возможность первым вонзить зубы в теплый еще кусок мяса, брошенный перед норой кем-то из взрослых, то какие-то охоты и погони в стае то ли волков, то ли диких собак, причем я был не собакой или волком, а вроде, как человеком.

Вроде, как, потому что, с одной стороны, я ходил и бегал почти все время на двух ногах (или лапах?), а с другой стороны – конечности мои были покрыты чешуей, а на пальцах были острые когти, выдвигающиеся на манер кошачьих. Ими было очень удобно разделывать туши – коготки были настолько остры, что резали не хуже ножей.

Поначалу роль моя в охоте была загонять, вместе со всей стаей, добычу на засаду, вспугивая и гоня ее своим резким визгливо-скрипящим криком, сильно отличающимся от голосов родичей. Затем, когда я уже почти вдвое превзошел размером вожака стаи, меня стали ставить в засаду, поскольку обнаружилось, что мои скорость и острота клыков и когтей не оставляли никаких шансов ни лесной корове, ни кабану, ни лосю, если они появлялись в пределах моей видимости.

Стая пользовалась обычным собачье-волчьим языком – рычания, повизгивания, лай, телодвижения и, отчасти, телепатия. Странно было сознавать, что я владел этим языком совершенно свободно, вплоть до помахивания хвостом – оказывается, у меня был и хвост – такой же чешуйчатый, как и лапы.

Периодически, между беготней за добычей и играми, в поле нашего зрения появлялся старик. Жил он неподалеку, на берегу ручья, в смешной норе, не выкопанной, как положено, в берегу, а сложенной из веток и кусков коры. Старик этот был вполне человеком, и говорил на человеческом, таком грубом, только мягковоркующем языке. Все движения его при этом сводились лишь к едва заметному шевелению рта. Он был не опасен, этот старик, хотя в его норе и жил страшный огонь. Однажды я залез туда, когда еще охотился на лягушек, и пребольно обжегся, решив поиграть с веселыми желтыми мотыльками.

Старик частенько увязывался за нами на охоту, но не мешал, а, подождав, когда вся стая насытиться, ковырялся в остатках, и утаскивал кое-что с собой в нору. Как и наш вожак, я был не против – еды хватало всем.

Время текло незаметно, летнее разнотравье сменялось пушистыми глубокими сугробами зимы. Зимой меня всегда мучил жуткий голод – для того, чтобы не замерзнуть, надо было много есть. Зато зимой было гораздо легче выслеживать добычу – следы было видно издалека, особенно с высоты моего теперешнего роста...

Но все когда-нибудь кончается. Закончилась и эта мутно-тревожная ночь. Правда, надо признать, что под конец, под утро, тревоги осталось совсем немного, поскольку моя странная жизнь во сне начала мне даже нравиться. То, что я помнил, что мне снилось, свидетельствовало-таки о болезни, поскольку обычно я совершенно не запоминаю снов.
Утром я проснулся с одеревеневшим телом и странным ощущением во рту. Нет, это был не вкус и не запах.

Постепенно приходя в себя, я пытался разобраться в этом ощущении, продолжая лежать с закрытыми глазами. Ведь, в конце концов, меня никто не гнал с этим строительством, и времени было навалом – приступать к поискам работы я хотел не раньше, чем через пару месяцев. Так что, я лежал, не открывая глаз, и пытался осознать, кто победил – болезнь или я.

Во рту пересохло, и я провел языком по небу и зубам. Что-то не то...
Зубы!!! Или это бредовый глюк, или у меня за ночь выросли клыки, как у павиана...
От этой неожиданной мысли глаза сами собой распахнулись, и я увидел... пожухлую осеннюю траву, на которой лежали листья всех оттенков коричневого, желтого и красного.

Я моргнул от удивления (мир вокруг нисколько не изменился), и язык мой рефлекторно выпорхнул изо рта. Тут же почувствовав пряный запах увядающего леса, влажный след только что прошлепавшей рядом лягушки и острую струйку запаха охотящейся жужелицы, я удивился еще больше – ощущения запахов шли явно от языка.

Сосредоточив внимание на обонянии, я обалдел от представшей перед внутренним взором картины – она в точности соответствовала тому, как выглядит мир, на который смотришь сквозь инфракрасные очки...

Jul 19 2006

Глава II. Апокалипсис.

Когда она прилетела, я только-только первый раз вышел на улицу, и сидел, пытаясь унять дрожание ног и головокружение, на ступеньках у выхода с лестницы.

Так, как в этот раз, мне болеть не приходилось еще никогда. Начавшись вечером с легкого озноба, эта странная болезнь уже ночью развилась до кошмарного горячечного бреда, и в таком состоянии, лишь изредка приходя в себя, я провалялся четверо суток.

В очередной раз обретя ясность сознания, я с удивлением и радостью обнаружил, что совершенно здоров. О прошедшей болезни говорила лишь жуткая слабость – когда я встал с дивана, голова закружилась, и я уселся или, вернее сказать, рухнул обратно. В этот момент мне вспомнилось, как год назад, живя на даче, я свалился с похожей болезнью. Правда, тогда все обошлось кошмарами всего одной ночи.

Передохнув пару минут, и дождавшись, когда комната обретет устойчивость, я осторожно, на этот раз держась за стену, повторил попытку приведения себя в вертикальное положение.
Легкое головокружение быстро прошло, и я решился сделать шаг. Ноги дрожали, но держали. Опираясь о стену, я добрался до выключателя, и щелкнул клавишей. Ничего. В комнате как были сумерки, так и остались. Щелкнув еще пару раз, я убедился, что люстра не работает.

Окинув взглядом полутемную комнату, я собрался, было, идти на кухню, но что-то привлекло мое внимание. Не понимая, что именно меня насторожило, я вновь, теперь уже медленно, огляделся. Все, вроде, было в порядке. Непонятно. Шкафы, книги, диван, кресло, стол, компьютер, занавески... Стоп! Компьютер!! Мышь, светившая всегда красным глазом, была темной. Так... Стало быть, это не люстра испортилась, а электричество вырубилось. Надо автоматы в щитке проверить. Медленно, не делая резких движений, я подошел к входной двери.

Можно сказать, что меня спасла моя слабость. Обычно я, нажав на ручку, и только начав открывать дверь, делал шаг. На этот раз я вначале, держась за косяк, распахнул дверь, и... Передо мной зияла пустота.
От неожиданного зрелища я инстинктивно отпрянул назад. Слабые ноги не удержали, и я брякнулся на задницу, чувствительно приложившись копчиком к полу. Переждав очередной приступ головокружения, и старательно избегая смотреть на то, что было за дверью вместо коридора, я встал вначале на четвереньки, а затем уселся на табуретку.

Чехарда крутящейся прихожей сменилась чехардой мыслей. Что? Как? Почему? Что случилось?

Последний вопрос замедлился и повис, давая возможность сосредоточится на нем. Что случилось? На этот вопрос можно попытаться ответить. Света нет. Вместо коридора – пустота. Если, скажем, обрушился дом, то тогда понятно, почему нет света. Но тогда – какого черта рухнул дом? Об этом можно судить, лишь поглядев на то, что было за дверью.

"Нет, к такому я еще не готов", – решил я и, не оглядываясь на страшную пустоту, встал и побрел на кухню. Первый предмет, за который я ухватился, только войдя в кухню, был холодильник. Машинально распахнув его, я обнаружил, что он весь разморозился и потек. Из этого следовало, что электричество кончилось не меньше, чем три дня назад.

"Сколько же я провалялся?" – подумал я, – "И с чего это я взял, что четверо суток?"
Мысли ползли не очень шустро, но зато мне удавалось направлять их по нужному пути.
"Телефон. В телефоне должен работать календарь"...
Медленное путешествие обратно в комнату. Уверенность в движениях нарастала, хотя слабость и оставалась. Подойдя к столу, я взял мобильник. 14 июля. Так, понятно. А когда все началось? Ага, здесь должна была остаться СМСска. Я ее получил перед тем, как провалиться в бред, уже лежа. Так... Сообщения. Входящие. Вот! 9 июля. Стало быть, не четверо, а пять суток.

В животе заурчало.
"Еще бы!" – скользнула мысль, – "Пять дней без еды"...
Тут меня посетила неприятная мыслишка и я, повинуясь импульсу, расправил скомканные простыни. Ни запаха, ни следов.
"Ладно, еще одна странность"... – проплыла облегченно-медленная мысль, и я вновь побрел на кухню, поскольку чувство голода стремительно нарастало.

Ревизия холодильника дала один помидор и кусок сыра, который после обрезания плесени должен быть вполне съедобен. Остальное заплесневело безнадежно.
"Еще макароны есть. И рис. И чечевица. Сварить только... Черт возьми! Воды-то, тоже нет, наверное!"

Проверка кранов показала верность догадки.
"Ладно, есть в чайнике и фильтре... Черт! Электричества-то... Да, сварить не удастся"... – подумал я, сел за стол и взял помидор.
"И что делать?" – медленно крутилось в голове, пока я резал помидор.
"И, вообще... Если здесь что-то ухнуло, или бухнуло, или бабахнуло... А где, собственно, пожарные, спасатели, МЧС всякое?"...

Отодвинув занавеску, я выглянул в окно. Вместо привычной стены из трех лоджий в ряд почти на пол-окна, открывался вид на город с высоты птичьего полета. Парк выглядел, как обычно, дома по ту сторону парка тоже стояли, как и раньше.

Поглядев вниз, я увидел кучу обломков – бетонные плиты, камни, арматура вперемежку с разбитой мебелью и какими-то тряпками. Куча была высотой не меньше трех этажей, поскольку накрыла стоящее рядышком двухэтажное здание библиотеки.

И никакого движения. Никакого. Вначале меня это просто слегка удивило, но чем больше я наблюдал, тем больше возникало по этому поводу вопросов. И нарастало тревожное ощущение случившейся непоправимой и огромной беды.

Дожевав сыр с помидором, что слегка успокоило голодное внутреннее бурление, я отправился на балкон, прихватив по пути бинокль. Хороший полевой шестикратный бинокль. Он мне от деда-геолога достался.

Выйдя на лоджию, я стал оглядывать окрестности. Край кучи обломков виднелся и отсюда. И – никого. Тут я заметил еще одну странность, на которую раньше не обращал внимания – тишина. Машин не было. То есть, сами-то машины были – вон, стоят у соседних домов. Не было шума едущих машин. Вооружившись биноклем, я стал разглядывать одну из самых напряженных трасс в городе. Никакого движения. Чуть повернувшись, я перевел взгляд на рынок, прекрасно видимый отсюда. И, хотя в это время он должен был быть уже закрыт, но никакого движения не наблюдалось и рядом с рынком, у выхода из метро. Ни единой души.

"Ну, вот, дождался"... – мысленно рассмеялся я, – "Как мечтал в детстве – мировая катастрофа, а я жив... Нате, кушайте!"
Взглянув еще раз вниз, я вернулся на кухню – привычный оплот накатанного быта.
"Ладно, надо вылезать на разведку. Не сидеть же здесь, на девятнадцатом этаже, вечно? Надо как-то выбираться... И думать, что делать дальше. Похоже, жизнь круто переменилась"...

Подойдя к входной двери, я осторожно выглянул. Соседняя секция дома, вместе с двумя лифтовыми шахтами из четырех и куском нашего коридора отсутствовали, валяясь внизу бесформенным нагромождением. Чтобы попасть на лестницу, надо было пройти по коридору, в начале которого была моя дверь. Только, вот, этого самого начала-то и не было. Теперь коридор начинался примерно в метре от моей двери. Можно было, конечно, легко перепрыгнуть. Но, во-первых, я был еще слаб и, во-вторых, под этим метром было, по меньшей мере, пятьдесят метров до земли. Вернее, до обломков. А это как-то очень существенно увеличивало расстояние, которое я раньше мог почти просто перешагнуть. Прыгать не хотелось. Хотелось чего-то понадежнее.

Натянув свои любимые черные джинсы и старенькую, но уютную облегающую трикотажную рубашку-майку, я пошел на балкон для поиска подходящих материалов для наведения переправы через пропасть.
Пошуровав на балконе (хорошо, все-таки, быть барахольщиком!), я нашел пару двухметровых брусков и толстую фанеру от старой кровати. Притащив все это в прихожую, я соорудил вполне приличный мостик от двери до сохранившейся части коридора.

Идти стоя я-таки не осмелился, и перелез на четвереньках, старательно глядя вперед, как учили во всех фильмах с подобными ситуациями. Благополучно перебравшись через провал, я встал, и подошел к двери соседней квартиры. Стальная. Заперта. Постучал. Тишина. Постучал еще раз и подождал – ни звука. То же самое повторилось и у другой квартиры. Оставалась еще одна – последняя дверь у самого мусоропровода. Здесь жила тихая богомольная старушка-пенсионерка, которая подарила мне пару лет назад несколько томиков Тургенева, Некрасова и Пушкина за то, что я починил ей краны в ванной.

Однажды мы отмечали Новый год на даче. Вернувшись домой, я позвонил бабушке – узнать, как у нее дела. Телефон не отвечал. Обеспокоившись после третьего безответного звонка, я пошел к ней, благо было недалеко. Войдя в квартиру, я почувствовал сладковато-тошнотворный запах. Заглянув в комнату, я увидел ее, сидящую на постели в ночной рубашке, привалившуюся к стене. По всему судя, она отметила Новый год в одиночестве и собиралась лечь спать. Инсульт. Так сказал судмедэксперт, составлявший акт о смерти.

Я провел в этой квартире восемь с половиной часов, ожидая милицию, врача и перевозчиков из морга. Такое не забывается.
И теперь, подойдя к двери соседки, я почувствовал тот же самый запах. Толкнул дверь – заперта. Пихнув дверь плечом, я влетел в квартиру. Замок держался на соплях.
Она лежала на кровати, полуприкрытая одеялом. Лицо было уже неузнаваемо, настолько она распухла и посинела.

Я быстро вышел вон, как можно тщательнее прикрыв дверь – пришлось положить на порог тряпку, чтобы она заклинилась и не открывалась.
Пройдя по балкону к лестничной двери, я чертыхнулся, и повернул назад: дверь была заперта, а ключи я, конечно же, не взял. Пришлось ползти по мостику в квартиру, искать ключи, и возвращаться вновь к двери на лестницу.

Открывая дверь, я был готов к тому, что лестницы нет. Однако все обошлось – лестница была на месте. Спускался я долго. В нормальном-то состоянии, когда спускаешься с девятнадцатого этажа, голова кружится, а уж теперь... Пришлось делать передышки каждые два-три этажа.
"Как же я подниматься-то буду?" – тоскливо подумалось мне, когда я в четвертый или пятый раз присел на ступеньку, стараясь расслабить дрожащие ноги и унять головокружение.

Выйдя, наконец, на улицу, я снова уселся на ступень, радуясь, что добрался все же до земли. Справившись с покачиванием мира вокруг меня, я стал осматриваться в поисках следов недавнего человеческого присутствия. Из ближайшего окна потянуло тем же самым сладковатым запахом смерти, и я собрался встать, чтобы отойти подальше.

В этот-то, как раз, момент, она и прилетела.
Взвихрив пыль так, что мне пришлось зажмуриться, она, скрежеща когтями по железу, уселась на гаражи-ракушки, выстроившиеся в ряд в пяти шагах от меня. Одна лапа ее продавила крышу и провалилась, из-за чего она, переступив, сдвинулась чуть вбок. Затем она опустила голову, и посмотрела мне прямо в глаза...

Jul 21 2006

Глава III. Охота.

Опять этот ужасный сон! Какие-то белые, словно обглоданная дочиста кость, палки, торчащие странным скелетом, неуклюжая тяжеленная штуковина, которую так неудобно держать в лапах, слизывающая с белой палки кожу не толще сухого листа, чуднЫе голые лапы без когтей с почти прозрачной, тоньше, чем у сестры на брюхе, шкурой, тростинка, на конце которой тлеет огонь – в пасти! Кошмар... Хорошо хоть, в последнее время эти кошмары стали донимать реже, не то, что раньше. Покуда перья не сменились чешуей, эти ужасы снились почти все время, стоило только глаза закрыть...

Сегодня охота! Обожаю охоту. Так весело, так интересно! И когда Сломанный Клык поставит меня в засаду? Уж сколько раз я доказывал, что справлюсь? Взять, хотя бы, того кабана. Кто из стаи может в одиночку прикончить кабана, спрашивается? Ну, да, не матерый был, подсвинок почти... Но, все равно, я ж его – один... А птица? Та, большая, болотная? Я ж ее из-под воды! Ну, разве хоть кто-нибудь из стаи мог такое придумать? А я придумал! И схватил! Правда, потом от перьев отплевывались с братом и сестрой чуть не полдня... Ну, вообще-то, она не очень-то и вкусная оказалась... И клювом своим здоровенным так по затылку хватанула! Чуть не выпустил даже...

Шаги. Ловлю языком ветерок – Серый. Еще взмах языком – в хорошем настроении, хоть и голодный.
Выходит из-за кустов, оглядывается и взрыкивает:
– Охота! Ты – в загоне.
Вот, опять... Так и знал! И о чем только эти старики думают? Ладно, загон, так загон... С ними лучше не спорить – вон шрам на задней левой до сих пор цветом от остальной шкуры отличается...

Вскакиваю и прыгаю вслед за Серым. Едва догоняю, как он ощеривается:
– Тише, щенок!
Чуть приседаю, вытягиваю голову вперед, а хвост – назад, вдоль земли. Так я становлюсь всего на голову выше Серого, и могу скользить в кустах даже тише матерых охотников. Серый одобрительно фыркнул.

– На кого? – осмеливаюсь спросить я его.
– Там видно будет, – прорычал, не поворачивая головы Серый, – Белая Голова в разведке...
Надо же! Снизошел до ответа... А сам-то, всего на год старше... Да, его-то уж точно, в засаду поставят... Как всегда... Эх...
Ветки скользили по чешуе, словно по воде – не производя даже малейшего шороха. Вот как по лесу ходить надо!

О! Запах своих. Трое. Нет, четверо. Сломанный Клык, Мать, Рваное Ухо и Белая голова. Сидят. Ждут.
Выйдя на маленькую полянку вслед за Серым, я заметил, как с другой стороны из кустов выскользнули Рыжий и его подруга Тонкий Хвост.
Сломанный Клык встал, что означало, что больше никого ждать не будем. Что ж, он – вожак, как захочет, так и будет.

Чуть отступя, чтобы поравняться со мной, Серый тихонько, словно сам себе, пробурчал:
– Старик не хочет Рыжего в засаду ставить...
– А кого? – так же тихо спросил я.
– Не знаю... – ответил еще тише Серый.
Любопытно... Рыжий всегда, сколько я помнил, был в засаде. С чего бы это, интересно?

Вожак подождал, пока вновь прибывшие подойдут поближе и, оглядев всех по очереди, тихо, как всегда, сказал:
– Сегодня в засаде будут Мать, Серый и Птенец.
Рыжий заурчал, было, вскинув голову, но беглый взгляд золотых глаз Старика мгновенно заставил его замолчать.

Птенец!!!! Наконец-то!! Я – в засаде!!! От меня теперь зависит успех охоты!!!!
Я даже выпрямился горделиво, став вдвое выше вожака – самого крупного в стае.
Он взглянул на меня мельком, и фыркнул:
– Но-но!

Я испуганно присел, боясь, как бы он не передумал.
– Где коровы? – обратился Старик к Белой Голове.
– В лощине, что рядом со старыми человечьими норами, – тут же ответил Белая Голова, – Бык, две коровы и теленок, – добавил он, чуть помедлив.
– Вперед! – скомандовал Сломанный Клык, и стая дружно сорвалась с места.

До лощины, о которой говорил Белая Голова, было недалеко – солнце еще не поднимется над деревьями, как мы будем на месте.
Стая трусила мерной рысью, которой можно бежать сутками. Когда до места оставалось совсем немного – пересечь ручей в темном еловом лесу, и перебраться через рябиновый холм – я учуял незнакомый запах.

Резко остановившись, я проверил окружение языком – собака, чужак. Сделав пару шагов туда-сюда, определил, что это был самец, бежавший в ту же сторону, что и мы, на час-полтора раньше.

Догнав своих, я пристроился рядом со Стариком, и сообщил:
– Чужак. Бежал туда же. Между восходом и теперь.
Вожак словно не слыша, продолжал свой мерный бег. Но я знал, что он ничего без внимания не оставляет, поэтому просто ждал, скользя меж кустов рядом с ним. Наконец Сломанный Клык, скосив на меня свой золотой глаз, сказал:
– Потом. Вначале коровы. Если он там... На месте решим.

С вершины рябинового холма лощину видно не было – все закрывали плотные кроны деревьев. Однако впереди внизу что-то явно происходило. Были слышны лай и мычание.
Старик, прислушавшись, сказал:
– Один... – и скомандовал, – Вперед! Мать, Серый и Птенец – на верх лощины, загонщики – вниз!

Стая, разделившись, бросилась вниз по склону.
Выскочив из леса, я прибавил скорости и помчался к началу лощины – туда, где она превращалась в овраг с почти отвесными склонами. Это место было хорошо для засады. Невысокие густые кусты на дне давали возможность спрятаться, а дичь не могла убежать в сторону, и вынуждена была бежать прямо на притаившихся охотников.

На открытом месте скорость моя больше, чем вдвое превосходила даже самых быстрых бегунов стаи, и потому я, заняв место в самом узком месте на дне оврага, мог наблюдать то, что происходило внизу.

Как и говорил Белая Голова, коров было четыре – бык с огромными острыми рогами, две коровы и теленок, испуганно жавшийся к одной из коров, видимо матери. Вокруг стада скакал с лаем огромный – крупнее Сломанного Клыка – пес. Темно-рыжий с крупными белыми пятнами и белыми брюхом и грудью, лохматый, он пытался, видимо, отбить от стада теленка. Однако все его наскоки встречали острые рога быка, и стадо не делало никаких попыток к бегству. Оно и понятно – один, даже такой крупный пес, не представлял для них серьезной угрозы. У лохматого не было никаких шансов на успех.

Но ситуация резко изменилась, когда к лохматому неожиданно присоединились наши. Охватив стадо полукольцом, стая с лаем, рычанием и воем бросилась вперед.
От неожиданности бык замер, а коровы, наоборот, бросились вверх по лощине – подальше от яростно ощеренных клыков. Надо отдать должное сообразительности лохматого чужака – он не бросился за добычей, а продолжал наскакивать на быка, удерживая его на месте. К нему присоединилась Тонкий Хвост. Обойдя быка, она отрезала ему путь в лощину. Остальные кинулись за коровами, и вскоре одна из них – та, что была без теленка, неслась вверх, прямо на меня.

Я присел пониже, и слился окраской с окружающей крапивой. Справа от меня уже залегла Мать, успев упокоить дыхание после бега, а слева – Серый, еще шумно дышавший. Я зашипел, и он, открыв пасть пошире, стал дышать совсем тихо.

Корову я, вжавшись в землю, теперь совсем не видел, и приходилось полагаться на слух и ощущение земли, по которой отчетливо передавался топот копыт.
От напряжения у меня начал дергаться хвост, и мне пришлось свернуть его кольцом, чтобы шевеление не выдало меня.
Вот, наконец, среди листьев мелькнуло белое пятно на груди коровы, и я, не в силах больше сдерживаться, прыгнул вперед и вверх...

Взлетев в воздух, я увидел несущиеся мне навстречу острые рога. В ужасе я выпростал задние лапы как можно дальше вперед, и... Удар!!
Когти мои автоматически выскочили, впиваясь в лоб коровы, колени согнулись, и погасили удар. Корова резко остановилась, и даже присела на задние ноги. Однако коровья башка – это не старая коряга, и когти мои, раздирая кожу, съехали по морде вниз, и я упал на спину, рыча и шипя от негодования на такую неудачу.

Быстро извернувшись, я вскочил, готовясь отпрыгнуть, уворачиваясь от удара рогов, но обнаружил – о, чудо! – что корова стоит, мотая головой и ревя от ужаса и боли.
Она ослепла! Своими когтями я порвал ей глаза, и она теперь совсем беспомощна! Вот так удача!

Не медля ни мига, я тщательно прицелился, и вцепился ей в шею – туда, где упруго бился пульс. Горячая кровь потекла мне в горло, по челюсти, по шее... Я глотал жаркую жизнь, и давил, давил, и глотал, глотал...

Очнулся я от радостно-победного лая Матери и Серого. Оторвавшись, наконец, от шеи первой моей настоящей добычи, я задрал к небу окровавленную морду, и присоединил к лаю свой торжествующий клекото-визг...

Jul 22 2006

Глава IV. Яйцо.

Когда он пришел впервые, я сразу поняла, что он совсем не опасен. Седой – так его прозвали поначалу те, кто еще помнил людей, а потом и остальные в стае. Он, казалось, понимал нашу речь, и мог даже кое-как с нами общаться.

Он пришел, когда я закончила обновлять логово. Надо же готовиться к прибавлению в семье?
Хоть Седой и говорил, словно горлица, мягко воркуя, я все ж поняла, что он хочет принести что-то ценное. Я согласилась – почему бы не принять дар? Может, это будет что-то вкусное?
На следующий день он снова пришел. Подождал, пока я вылезу из логова, присел на задних лапах, порылся в своей шкуре, и достал...

Когда я его увидела, тотчас соски набухли, будто щенков давно не кормила, хотя для молока и рано еще было – не меньше луны. Верно, это запах так подействовал, этот запах был таким... таким завораживающим... Он заставлял отключится ото всего, что было вокруг, ото всего, кроме того, что положил передо мной Седой. Оно было такое... славное, такое родное... Я сразу вспомнила, как она прилетела, сильно напугав меня поначалу – потом-то оказалось, что она совсем не страшная, хоть и огромная.

Я бежала по краю поля, как вдруг меня накрыла огромная тень. Спиной я почувствовала, что сверху на меня стремительно опускается кто-то громадный и, следовательно, смертельно опасный. Хвост мой сам собою вжался между лап, мешая бежать, – меня вдруг охватил такой ужас, которого я не испытывала еще никогда. Я споткнулась, и полетела кувырком. Когда я вскочила, она уже сидела прямо передо мной. Я, было, ощерилась, но неожиданно почувствовала совершенное спокойствие, и даже расслабляющее удовольствие. Она смотрела мне прямо в глаза. Я поняла, что она хочет от меня и, конечно же, согласилась – ей просто невозможно было отказать. Да что отказать? Я сама уже этого страстно хотела!

Она тогда велела взять это, и держать в логове, со всеми щенками.
Седой положил его передо мной, и попытался объяснить, что его надо хорошо беречь. Зачем, спрашивается? Какие, все-таки, люди глупые! Я рыкнула на него – так, для порядку – он прянул назад, но не отошел, на месте остался. Говорил еще что-то, но я его больше не слушала, все мое внимание было сосредоточено на чуде, что лежало предо мною. Лапой и носом я аккуратненько закатила его в логово, в самый уютный уголок, туда, где со щенками лежать буду.

Отходить от него мне совсем не хотелось, и я легла, подсунув его себе под бок, между лапами, и уснула. Сквозь сон я слышала, как Седой, потоптавшись немного, ушел восвояси.

Погодя явился Сломанный Клык. Сердитый – охота не удалась. Хотел, было, его съесть – даром, что такое большое! – но я, конечно, показала, кто здесь главный. На охоту стаю водить – это его, а здесь – хвост подожми, и слушай, что я тебе скажу! Больше не покушался, даже когда я пить отходила. Еду-то, он мне прямо в логово таскал.

Потом появились щенки – кобель и сучка. Двое всего, зато крупные такие! Все в отца. А когда у них глазки открылись, и наш Птенец вылупился. Скорлупу изнутри разбил, и вылез. Махонький, меньше брата с сестрой, зато – сразу и глазастый, и зубастый. Когда я его вылизала, как положено, и он обсох – просто-таки чудо пушистое получилось! Бегал, правда, на двух лапах, словно лесная курочка. За это мы его Птенцом-то и назвали. А передние лапки совсем маленькие были, я даже поначалу их не разглядела даже.

Мой Птенчик долго не мог понять, как молоко сосать надо, я даже беспокоиться начала. Однако брат с сестрой помогли – показали. Вначале больно прикусил, я рыкнула, да лапой шлепнула – легонько, конечно, – так он сразу понял, что к чему. Понятливый!

Поначалу у него пух был такого цвета, какого у собак, а уж тем более, у волков, никогда не бывает – синего.

Но когда малыши начали вылезать из норы, пух выпал, а вместо него перышки выросли. Словно у перепела – коричневые, в крапинку светлую. Как ляжет на землю – едва разглядишь, где лежит.

Да, шустрый птенчик... Он первым из того помета добычу принес. Жаба то была. Ну и настырный же! Пищит – жжется ведь, жаба-то, – а все одно – тащит. Только у самой норы выпустил. Долго потом еще отплевывался. Да, настырный...

А когда он поймал первую ящерицу, оказалось, что он умеет менять окраску. Он так и ящерицу-то ту поймал – камнем прикинулся, а она сама ему почти в пасть залезла. Ну, разве не чУдный малыш?

А уж с братом и сестрой... Они просто неразлучны были. Да и до сих пор он любит их, выделяя из всей стаи. Правда, когда повзрослели, и их начали на охоту брать, у Тонкого Хвоста и Рваного Уха появились свои семьи, и они стали видится гораздо реже. Но Птенец все равно чувствует все, что с ними происходит, через весь лес.

Да, Птенец... Вырос ты, малыш... Вон, уж вдвое больше Сломанного Клыка стал. А все такой же щенок, каким и три года назад был... Правда, охотник теперь – лучший в стае. Как он со своей первой коровой управился! Никто больше так не может!

Jul 29 2006

Глава V. Исход.

Инструкции были ясными и недвусмысленными, даром, что не словами сказаны. Сняв рубашку, я бережно завернул его, завязав рукава узлом, и повесил на сгиб руки, чтобы ненароком не уронить. Пришлось совершить тяжкое восхождение обратно, и кое-что собрать с собой, упаковав самый большой из найденных в квартире рюкзаков.

Глядя на эту груду, я с тоской подумал, что, наверное, слишком серьезно отношусь к этому путешествию. Хотя, с другой стороны – я же навсегда ухожу отсюда. Да и из прежней жизни тоже... Того мира, который я знал, больше нет. Попробовав поднять этого монстра, я понял, что даже когда был полон сил, смог бы сделать это с большим трудом. Тут я вспомнил, что меня может спасти маленькая раскладная тележка, давно затерявшаяся где-то на балконе. Десятиминутные поиски были успешными, и я прочно привязал рюкзак к тележке. Это, конечно, поможет мне на улице, но ДО улицы... Ладно, как-нибудь, потихоньку, допрусь...

Благополучно преодолев провал – лишь один раз сердце ухнуло вниз, и тут же заткнуло горло, не давая вздохнуть, когда колесо сорвалось с импровизированного мостика, – я начал спускаться по лестнице. Спуск на этот раз прошел гораздо медленнее, чем даже в первый раз – я потратил на него больше сорока минут. Впрочем, время теперь роли практически не играло. Ступив, наконец, на асфальт, я вздохнул с облегчением, но понял, что сил не осталось даже на передвижение по горизонтальной поверхности...

И тут взгляд мой упал на хлебную палатку, стоявшую рядом с домом. Нехорошая мысль, мелькнув вначале неопределенной молнией, быстренько вернулась, и не отставала, пока я не решился на преступление. Впрочем, теперь это вряд ли можно было квалифицировать, как правонарушение... Пришлось применить слесарные навыки и складной универсальный нож. Однако добыча в виде нескольких пакетов печенья и вафель покрывала затраты сил на взлом с лихвой. Съев полкило вафель, я почувствовал себя значительно лучше. Настолько, что решился на следующий этап путешествия. Теперь надо было раздобыть питье. Все же цивилизация (рухнувшая ныне) хороша тем, что все есть рядом, всего в паре десятков шагов. Не прошло и пяти минут, как к вафлям и печенью прибавились шоколад и минералка. Теперь предстояло пробраться по довольно сложному и длинному маршруту.

Первый пункт встречи был, к счастью, недалеко – всего в квартале от моего дома. Теперь, после двух взломанных палаток, я почему-то отчетливо осознал и принял, что – бывшего. Да, вся прежняя жизнь полетела в тартарары... Что-то тонко и тоскливо оборвалось внутри, когда я в последний раз поднял глаза на совершенно целую с этой стороны высоченную серую башню. Неожиданное и, надо сказать, несколько пугающее, осуществление детской фантазии. Кто бы мог подумать?

Хоть день уже и ушел, но сейчас, в середине июля, было еще достаточно светло, чтобы увидеть в буквальном смысле мертвую пустоту города. Ни одной живой души. В смысле – человеческой, конечно. Пройдя первую сотню шагов, я увидел трех псов, безуспешно рыщущих в поисках, видимо, еды на верхушке кучи мусора, сложенного в контейнере. За пять дней здесь должно было быть уже либо все съедено, либо испорчено до несъедобного состояния. Собаки настороженно проводили меня взглядами, но с кучи мусора не слезли.

Несколько раз я видел осторожно пробирающихся, постоянно оглядывающихся кошек. По всей вероятности борьба за выживание достигла уровня охоты друг на друга обитателей мегаполиса. Да, гибель людей – это лишь начало. Вокруг, не замечаемые обычно, жили множество разных существ – начиная от крыс и ворон с голубями, заканчивая волками, лисами, кабанами и лосями. Последние, правда, жили, в основном, в лесопарках, и их нынешняя катастрофа вряд ли особенно заденет

Когда я проходил мимо очередного дома, и с трудом перекатывал свою поклажу через разбитого лежачего полицейского, я случайно уперся взглядом в стоявшую рядом автомашину. Та же мысль, что подарила мне вафли, тут же возникла вновь. Чуть покатав ее туда-сюда, я оценил ее, как вполне здравую и приемлемую. Оставив рюкзак на колесиках прямо посреди дороги, я отправился на поиски подходящего транспортного средства.

Искать долго не пришлось. "Газель"-микроавтобус вполне подходил. Мне, можно сказать, даже повезло, поскольку сидениями была оборудована только передняя часть кузова, сзади же располагался внушительный багажный отсек. Здесь мне пришлось повозиться дольше, чем с палатками – мне же не нужна была искореженная машина – но я все-таки справился. Забравшись внутрь, я понял, что мне, действительно, крупно повезло – никаких дополнительных противоугонок не было.
Выдернув провода из замка зажигания (сколько раз мне приходилось его чинить на моей старенькой "Волге", засыпанной сейчас тоннами бетона!), я быстро разобрался, что к чему, и завел двигатель.

Вырулив со стоянки, я подъехал к своей поклаже. И, как оказалось, очень вовремя. Пара голодных псов уже распотрошили один пакет с вафлями, притороченный прямо сверху. Выйдя из машины, я подошел, но был встречен грозным рычанием – кто же добровольно отдаст еду?
"Ну, вот!" – грустно подумал я, – "Первая война в новом мире. Моя война. И что, что маленькая? Ладно, философия философией, а делать-то что-то надо"...

Полуминутное молчаливое противостояние не дало никакого продуктивного результата, и я решил идти просто напролом, надеясь что наглость примут за силу. Я решительно, не обращая внимания на нарастающее рычание, подошел к рюкзаку, и взялся за ручку тележки. Ближайший ко мне пес – какой-то неопределенно-серо-рыжий, с торчащими клочьями шерсти на боках – бросился, было, на меня, но я так рявкнул на него, что он, поджав хвост и прижав уши, шарахнуся в сторону.

Я даже сам удивился тому, что способен на такой рык – почти львиный. Думая впоследствии об этом случае, я понял, что мной двигало нечто, сродни материнскому инстинкту, проявлявшемуся в опасных для потомства ситуациях, и заставляющему действовать, невзирая на опасность. Второй пес решил, по всему судя, что с таким психом связываться не стоит, и тоже понуро поплелся восвояси.

С трудом затолкав рюкзако-тележку через заднюю дверь в машину, я залез следом. Аккуратно уложив тюк на пол, я расположил его так, чтобы верхняя часть рюкзака с главной моей драгоценностью не пострадала в случае резких остановок и кренов – мало ли, что может быть в дороге.
Усевшись на водительское место, я бросил прощальный взор на уголок своего бывшего жилья, проглядывающий сквозь крону ясеня, и тронулся в путь.

Jul 30 2006

Глава VI. Путешествие.

(Продолжение следует)

Глава VII. Ведьма.

(Продолжение следует)

Глава VIII. Община.

(Продолжение следует)

Глава IX. Птенец.

(Продолжение следует)

Глава X. Нашествие.

(Продолжение следует)

Глава XI. Война (другой мир).

(Продолжение следует)

© Дракон Рассвета (Вилай). Jul 2006 –

Великим Начинаниям – Удача и Великие Свершения!
Долгим Походам и Странствиям – Счастливый Исход!
Уставшим Путникам – Яркий Свет и Добрый Огонь!