Один день из жизни...
На основе миниатюр Хоровода N 12

Камешек.

Он всхрапнул и тряхнул гривой – храпа не вышло. Грива не шелохнулась – одеревенела. Ноги не слушались, тело сковало. Головы и то было не повернуть. Краем глаза уловил в светлой выси какое-то движение, почти сразу на него упала огромная тень, чья-то божественная, ибо какой еще под силу, рука обхватила его поперек крупа и повлекла ввысь. Дух захватило... вместе со всеми четырьмя копытами. Достигнув определенной точки, рука остановилась, игриво помотала кистью из стороны в сторону и так же резко понеслась к земле.

Если бы он мог, то непременно бы заорал. Но он только бешено таращил глаза и думал: “Никогда, никогда, никогда...”. Мысли тоже были, как деревянные. Тут его копыта с силой впечатались в чернозем, по колено приблизительно, и перед мордой оказался сам Его Величество. Хотя, Его или не его, не понятно. Конь регулярно пытался поднять вопрос о конкретике принадлежности, заканчивалось это обычно мордобитием. А морда у них на двоих с Его Величеством, к сожалению, была одна.

– Вам шах! – издевательски прогремело в вышине, отдаваясь колоколами в черепе.
– Хороший шах – мертвый шах, да здравствует президентская республика! – убежденно ответил Его Величество и потащил из ножен меч. Клинок заискрился на ярком солнце, ослепляя. Глаза Коня заслезились, а язык, в отличие от ног, обрел былую подвижность:
“Никогда, никогда, никогда!” – заржал он, – “Клянусь, я больше никогда не буду пить!”.
И проснулся.

Потянулся губами к кранику, отхлебнул. Приснится же такая гадость, теперь до вечера мурашки будут по шкуре бегать. Надо Дракону не забыть сказать, что в последнем пробнике чудо-сонника перебор, этак кондрашка во сне хватит-схватит. Конь задумался: а, может, и уже? Возможно, рука-то Кондрашкина была? Стоило бы еще отпить и проверить. Но душа, посмотрев из-под левого заднего копыта, воспротивилась.
– Пойду, хоть по коридору погуляю или во дворе, – решил Конь. – А то обед уже скоро, а еще ничего не сделано для истории, – и решительно двинулся с места.

Немного побродив по коридорам и не договорившись с эхом, Конь, аккуратно переставляя ноги, вышел во двор, иногда опасливо косясь вверх и непроизвольно считая спрыгивающие в траву мурашки. Мурашки неслышно приземлялись и разбегались, оставляя при движении замысловатые рисунки в траве. “Надо не забыть сказать Хозяйке, что в ближайшее время Серых Пушистых Комочков станет несколько больше, так что половину можно отправить в отпуск”, – подытожил их бывший хозяин и увидел Критика. Эльф сидел босой прямо в траве и с задумчивым видом копался в своем правом сапоге, запустив в него по плечо руку. Левого сапога просто не было.

– Привет! Помочь?!
– Не надо.
– А чего такой хмурый?
– Да вот решил проверить, какой ноге удобнее ходить, босой или с камнем в сапоге...
– И как, проверил?
– Проверил. По траве босой лучше, по камням мелким – в сапоге, – Критик извлек камень и облегченно вздохнув, бросил его.
– Так ясно же было
– Было – не было. Это все у-мо-зри-тель-но, – назидательно поговорил эльф, подняв палец. – А теперь – факт, подтвержденный экспериментом. Понял?

– Ага.– Конь задумчиво посмотрел на правое копыто. – А мне попробовать дашь?
Эльф покрутил пальцем у виска.
– Тебе-то зачем? Ты же без сапогОВ всегда ходишь? Кот в сапогах – это одно, а Конь – это на две буквы разница! Улавливаешь?
– Да, – Конь, обалдев, замер. Точно разницы на две буквы, а сколько различий! Мысли его, завернувшись хитрым узлом в бесконечности, вибрировали и пытались распрямиться.
Эльф не дождавшись, ушел. А Конь еще тридцать минут не мог сдвинуться с места. Великая мысль рождалась в его голове. И родилась!

Он понял, хоть никогда не носил сапогОВ, что Цитадель со всеми ее обитателями и есть тот камешек, который мешает ему пить. Огромная такая каменюка, но любимая, так что он бы ее никогда не выбросил, а положил бы на место. Пусть мешает, зато есть с кем поговорить, когда просыпаешься. С такими светлыми мыслями он развернулся и весело поскакал обратно к заветному кранику. До вечера было еще много времени, и сны, наверняка, уже толпились на входе в подсознание. Негоже заставлять их ждать. Тем более так долго.

© Тень Цитадели. Mar 26 2012

Кот в мешке.

Проснулся – темно. Что за жизнь? Лежу, словно в саван завернутый, мыслю. Зря я с Конем вчера валерьянку пил. Потому что мало и вчера. Сегодня она кончилась. И вот результат. Вытянул лапу – мешковина! Кот в мешке – это символично. Только зачем Конь меня сюда запихнул? А, может, Хозяйка? Одно из двух. Дебоширил? Не помню.
Нет, точно Конь! Вон рядом храпит. Не мог пройти мимо символизма, лег и уснул рядом. А мне чего теперь делать? Его не добудишься. Чувствую, день проходит зря. С бумажкой не поиграть, на солнышке не понежиться. Тут слышу: кто-то шуршит на грани кошачьего слуха. Тень!
– Конь, ты спишь? – шепчет. – Я еще достал!
Я как заору:
– Тень, это я – Кот, вытащи меня!
И тишина. Куда он делся? Непонятно. Но понятно, что не вернется. В следующий раз голос надо подать тихо и жалобно.

А сейчас надо развлечься. Например, шарады посоставлять:
“Почти весь ор и нервный тик, напомнит остроухий лик”.
“Покушать в детском исполненьи, да имя королевы плюс.
Она не Эта в то мгновенье и не излечится, как флюс”.
“Велик годами, мог бы красть и покричать совсем не прочь.
Он представляет нашу власть, найдет врага – изрубит в клочья”.
“Его не выставишь на торги, талант, ей богу, не продать.
От первой буквы я в восторге, разряд пойду тренировать”.

Тут дверь заскрипела, послышался шепот Тени:
– Я давно подозревал, что у Коня шиза, но что он во сне Котом себя представляет, даже не думал.
– Проверим.
Ага, это господин Dalahan пришел.
– Господин, товарищ и брат Эльф, выпустите меня, пожалуйста, – жалобно протянул я.
Наступила тишина, потом что-то больно ткнуло меня между ребер – сапогом, гад.
– Смотри-ка, мешок разговаривает, – голос эльфа стал задумчивый. – А кто его здесь запер? – с этими словами я почувствовал, как отрываюсь от земли. – Тебя сад устроит?
– Меня все устроит, только бы выпустили, – ответил я.
– Договорились.
Мы остановились (я и мешок). Стало ощутимо свободнее дышать. Я понял – мы на улице.

– Надо не бегать, а решать проблемы, – назидательно сказал Критик, и я с ним согласился. Это было последнее, что я услышал, ибо тут же осознал всей своей шерстью, что лечу. Этот умный, оказался еще и ленивым, ходить до сада он счел роскошью. Только кошачьей ловкостью и огромной удачей я могу объяснить, что эта парочка индивидов осталась жива. Если бы мне размозжило голову о дерево, представляю, что бы с ними сделали Хозяйки. Обе.
Лежу в саду, психую. Ну кто меня за язык тянул? Проснулся бы Конь, вытащил бы. Так нет, хотелось ускорить ход событий. Ускорился. Теперь лежи, жди, пока Хозяйка (та или другая) на уши всех поднимет, и... И тут мне поплохело – эти двое ведь могут и не догадаться!..
– Ты кто? – вопрос прозвучал неожиданно. Я так громко про себя ругался, что ничего не услышал.
– Кот, – ответил я, подумал и добавил. – В мешке.

Через меня перешагнули, и я некоторое время мог послушать негромкие стихи:
“Я шел по саду, кот в мешке мне повстречался под ногами.
Я не святой и не аскет, не разговаривал с богами.
Так что откуда мне узнать, что сей предмет таит во мраке.
Раскрыть мешок иль пусть лежит – с собой поспорил я до драки.
И понял, это неспроста – кота в мешке не все находят.
Мне хватит сил соблазн сломать, пусть слабые с ним дружбу водят.
От неизвестности кусок, от тайны странных форм обломок
Пускай лежит в саду. Не впрок такие тайны, коль спросонок...”

Голос затих в глубине сада. То ли Академик, то ли Strannik. Со злости даже не узнал. Вообще, начинаю привыкать, что кругом мешок. Моя вселенная – говорящий разными голосами мешок. Это реальность, а остальное сны...
Сколько я там пролежал, не знаю, только когда Дракон вытащил меня из мешка и показал Драконессе, было уже хоть глаз выколи.
– Вот он, скиталец, – сказал Маг и обратился ко мне. – Конь истерики закатывает, говорит, выкрали, несмотря на все предосторожности. Утверждает, спрятал в мешок, чтобы не украли, а проснулся – украли вместе с мешком.
– Спасибо, что вытащили, – фыркнул я.
Он опустил меня на землю, и я нырнул в кусты.
Вернусь в Конюшню, набью кое-кому морду.

© Тень Цитадели. Mar 28 2012

Полетаем?
(из истории одного наблюдения)

– Ах, ну почему Драконы не летают как птицы? – Дракона в последний раз посмотрела на окна Мага, сожалеюще вздохнула, подпрыгнула, мощно взмахнула крыльями и понеслась к горизонту.
Из башни до пустого двора донесся успокаивающий ответ: “Милая, ты же знаешь, я делаю, что могу, но у меня так много работы! Вот доделаю и полетаем. А пока – без меня” – Дракон посмотрел на новый с таким трудом доставшийся рецепт эликсира, отложил его в сторону и приник к макроскопу.

Сегодня вселенная казалась особенно красивой, когда на нее смотришь со стороны. Необходимо было составить подробное описание седьмого завихрения на правой верхней плоскости октагона.
Это было его самое великое изобретение. Каждый знает, как трудно посмотреть на себя со стороны. А тем более на вселенную, в которой живешь! Но ему удалось, удалось создать вероятностно-магический визуализатор реальности, который позволял посмотреть со стороны на сколь угодно огромные объекты, по-простому – макроскоп.

– Кхм, – дверь вежливо отодвинул в сторону Конь. – Привет, там у меня это, – Конь смущенно повел копытом и поцарапал только восстановленный после очередного эксперимента алмазный пол.
– В общем, из крана не капает более. Я подумал, к чему бы это? И еще подумал, а не подсобить ли? Ну, там, ингредиенты поднести...
– Трезвость – норма жизни. Вселенная не терпит пьяных глаз, – ответ настолько изумил Коня, что он сел.

– Ладно, твоя взяла – шутка хороша! – попробовал все свести к понятному Конь, – но «медовушка», действительно, закончилась. Надо к другой какой пробирке подключить.
– А я говорю: выйди и закрой за собой дверь. Закончу – налью.
Конь возмутился:
– Да когда ты закончишь, ты со своим макроскопом совсем жизнь забыл. Со вчерашнего вечера не видно не слышно. А я трезвым быть не могу, ты же знаешь. Я трезвым умные мысли говорить начинаю, и окружающие дуреют. Последний раз Ветер так в глаз дал, что я как вспомню, так из копыт искры сыпаться начинают. Зажигалка, а не четвероногое.
– Я говорю: выйди! – взревел Дракон. И конь испарился.

Зато на подоконнике образовался Кот.
– Многоуважаемый, Вы, я смотрю, не в духе. А я вчера сказочку придумал. Для такого случая – самое то. Был бы Вам благодарен, если Вы меня выслушаете и дадите парочку советов.
– Извините, но, именно, сейчас не могу. Интересное наблюдение наклевывается. Пропустить никак невозможно, – Дракон закипал, но старался соблюсти правила приличия.
– Рыбку ловите? Я тоже, бывало, сяду у реки и давай наблюдать... – Кот зажмурился.
– Вы знаете, я вспомнил, что Тень сказки слушать любил, пока в Помощники не записали. С тех пор он, правда, сам все больше рассказывает, но Вы попробуйте, наверняка, от безделья мается. И ему и Вам – польза.
– Спасибо, попробуем, – Кот потянулся и исчез в проеме окна.

Дракон не успел приникнуть к окуляру. В воздухе что-то просвистело, и на стол перед ним лег конверт из Академии Творчества. Будь она не ладна, эта магическая почта. На конверте стояло три штампа: “Срочно”, “Совершенно не секретно”, “Абсолютно конфиденциально”. Дракон взрезал когтем конверт и прочитал: “Дорогой и любезный друг, как Академик Академику давно хотел Вам сказать: а не пора ли Вам взять в лапы шашку и выйти в чисто поле, сразиться с супостатом, коего я обязуюсь представить и изобразить в полный рост и в боевой выкладке. С огромнейшим уважением и пожеланиями всего наилучшего. Лотадан. PS. Вызов зарегистрирован в дуэльной книге Цитадели. Удачи”
Это было уже слишком, и Дракон быстро сочинил ответ: “Шашки не хочу. Оружием выбираю шахматы по переписке, через почтамп планеты Земля. Пишите до востребования. Вечно ваш, просто Дракон”. Дунул на письмо, и оно исчезло.

А со двора донеслись пьяные голоса:
– Слушай, а давно мы у Мага не пили, – это был Критик Ордена. – Давай вломимся аккуратно и выпьем много.
– Ага, точно. А не вломимся – так просочимся, а не просочимся... – это Тень. Дракон прислушался.
– Он один нас так понимает, как Конь, – прослезился Критик.
Перебор! Дракон схватил макроскоп и прыгнул в окно, расправляя крылья.
выдохнул во двор струю пламени, набрал высоту и рванул за пределы атмосферы.
Конь подошел к черной проплешине, оставшейся на траве, и со знающим видом прокомментировал:
– “Огневка” это. Все в одну морду выхлестал, а еще друг называется!

© Тень Цитадели. Apr 03 2012

Забытое старое.

Утреннее солнце, зацепившись краешком за окно, упрямо пыталось втащить себя за стекло целиком. Лучи, как опытный домушник, торопливо обшаривали комнату в поисках, за что бы еще ухватиться. И, в конце концов, ухватились за меня.
Веки задрожали – я проснулся и открыл глаза. Оценил белый потолок. Лениво пнул мысли в сторону сегодняшних дел. Мысли пошли вяло и неохотно, в охотку они шли только к Коню – пить. Ну и пусть. Откинул одеяло, сел на кровати. Нашарил тапочки. Встал.

Мысли остановились. То есть совсем. Стало страшно, нет, действительно, испугался – а вдруг они не двигались никогда. Только казалось. Только их тени скользили над тенью мозга.
Было от чего впасть в ступор: на полу, начинаясь от неровного края тени дивана, лежала моя тень. Молча.
Допился. Знал, конечно, что шизофрения – это болезнь беспокойная, но что можно так многозначительно молчать вдвоем – увольте. Озноб и помрачение.

Бездумно глядя в пол, потащился в ванную. Посмотрел в зеркало – лицо как лицо. Небритое, в объеме. Включил воду, умылся. Внимательно посмотрел на руки – ничего особенного, такие как у Критика. Еще были две ноги и туловище, наверное, как у Странника... И все так определенно! Жесткая форма, костная материя, мясная оболочка – выше головы не прыгнешь, лбом стену не прошибешь, выше солнца не взлетишь...
Стоп. Это я что-то перебираю уже. Короче, спишь так, спишь, потом бац: уже не Тень. Кто-то бы воспринял как повышение, сознание опять же многомерное стало, но только не я. Где? Где мои любимые стены и, особенно, потолок. Теперь я привязан к полу. Нет, можно привязать и к потолку, но к конкретной точке – не побегаешь.

Когда точка пробует стать линией, получается пунктир. Когда Тени придаешь объем, плотности не хватает. Пустоватенько выходит. Не наполненное состояние так и тянет что-нибудь в себя запихнуть. Вот, что значит голод. Есть хочу, если кто не понял. Ужасно. Попробуем затянуть пояс, как говорят, в народе. Там же где-то должен быть желудок. Затягиваю, затягиваю, становится тяжело дышать, ого, оказывается, я дышу. Ослабил. Есть захотелось сильнее. Господи, как же они выкручиваются. Либо – дышать, либо – есть, третьего не дано.

Ползу на выход в поисках еды, в смысле, иду медленно, еле ноги переставляю, проверяя ощущения. Ощущения – блеск сошедшей позолоты, по привычке вдоль стены пробовал – плечо разодрал. А оторваться дискомфортно. Да, я так долго не протяну на своих двоих, то ли дело раньше – всей плоскостью.
Главное, вчерашний день ничем не отличался. Как всегда, когда Хозяйка отлучалась, тихо по-семейному пили в конюшне. И Дракон заходил, новое что-то приносил, сказал, что понравится: новые объемные ощущения. А кстати, про ощущения, говорят, после пьянки похмелье бывает.

Ох, зря вспомнил, как вдарило... Голову ломит, сердце жмет, во рту сухость и Цитадельные коридоры стенками дерутся. Раньше в разрезе ориентировался, а теперь как?
Надо хоть кого найти... и тут понимаю: найти-найду, а что мне этот кто-то сделает? Как узнает? Воитель башку мою новую трехмерную срубит как лазутчику и шпиону, Критик точно не узнает, будет вытрясать оду или поэму из “нового волонтера”. Тогда лучше Воитель! А остальных, пожалуй, в коридорах так просто и не встретишь. Кот сам по себе гуляет. Хм, смешно: я теперь тоже вроде Кота – прямо по тени гуляю. Дошел до первого поворота коридора.

Поплохело мне сильнее. Развернулся и обратно. Благо недалеко ушел. Да и как можно таким телом далеко ходить, ни тебе астрала, ни тартара, ни маршрутов пол-потолок-пол-потолок-конюшня. Не, не мое. А теперь с этим “не моим” жить. Чуть не взвыл, как волк-оборотень, остановила мысль про Воителя.
Сижу, отдыхаю от путешествия. И мысли вдруг светлые: заначка должна быть. Рука сама под диван шасть и бутыль тащит. Ну, вот тут-то мысль и заработала: выпью и сыт. И выпил. И вырубило меня.

Проснулся, за окном темно, сполз на пол, по привычке провалился на четыре этажа, вылился во двор. Как же здорово быть плоским. Легкость такая во всей личности. Желания прошвырнуться по вселенной, открывая ее заново. Хорошие эликсиры, все ж таки Дракон делает. Да здравствуют новые ощущения!

© Тень Цитадели. Apr 17 2012

Обычный день.

Солнце только вставало, а Хозяйка Цитадели была уже на ногах и занималась неотложным:
– Господин Тень, когда Вы соизволите дописать работу к позапрошлому Хороводу? – похлопывая ладонью по столу с отрешенным лицом, в который раз вопрошала она.
Тень мямлил под нос, что болел, работал, пил по уважительной причине и что сейчас как только протрезвеет, то сразу все напишет. Потом упал и уснул.
– Боже, послал же помощничка, – поморщилась Хозяйка и гневно испепелила Тень взглядом, Тень растворился.

– Господин Критик, что Вы там думаете себе о нас всех, которые мысленно с Вами... еще не закончили, и, будучи настороже, желают видеть результат, – телепатема ушла, и перед внутренним взором Хозяйки встала картина: Критик вдохновенно и с ускорением выводящий стройные ряды букв, получает телепатему. Пытается собраться с мыслями, осознать, бледнеет, вскакивает, перо планирует на пол. Потом он подскакивает к шкафу, открывает дверцу и начинает лихорадочно перебирать какие-то записи.
– Надо бы потом не забыть посмотреть, что у него там... – огорченно подумала Хозяйка. Рановато я немного, теперь до вечера вдохновение не найдет. И перешла к следующему пункту.

На связь были вызваны оба Академика сразу:
– В Ордене в последние месяцы резко упала активность рыцарей, хочу посоветоваться о возможных воздействиях, – за окном Хозяйки громыхнуло и полыхнуло. – Гром и молния, – добавила она.
– Я против насильственных мер, – быстро отреагировал Академик Творчества. – Это не поэтично.
– Зато практично, – надавила Smoky.
– Да это обычная гроза, – вставил Академик Природных Сил. – Я еще вчера прогноз давал.

– Могу отдать пару последних творений, так сказать личным примером, – успокаиваясь, предложил господин Лотадан.
– Да, это было бы замечательно. Присылайте! – обрадовалась Хозяйка.
– Могу предложить пару бочек нового экспериментального эликсира "для плохо пишущих" и...
– Не надо, – перебила Дракона Хозяйка, – лучше как Лотадан – личным примером.
– Я ж не лошадь, – опешил Дракон, – я столько не выпью!

– Не надо эликсиров! У меня помощник заэликсиренный до смерти. Конь в бесконечных виртуальных путешествиях. Критик регулярно ходящий налево. Не надо эликсиров! Личным примером, значит, сказки давайте, повести, роман какой-никакой...
– Ой, что-то голова заболела, и мысли путаются, – загрустил Дракон и связь оборвалась.
Хозяйка вызвала Эллери и застала ее за любимым хобби: полировка личной сковородки.

– Вы знаете, что у Дракона голова болит? – безмятежно вопросила ТС.
– Вылечим, – подбрасывая и ловя сковороду, так же безмятежно ответила Дракона.
– И мысли путаются ...
– Выпрямим, не сумневайтесь, – сковорода снова взлетела и опустилась.
– И связь не держится...
– Восстановим, – сковорода прихлопнула по лапе.
– Я на Вас надеюсь.
– Да когда я подводила-то? – Дракона встала и пошла искать Мага.

– Это их личное дело, да-да, личное, – уточнила для себя Smoky и решила передохнуть. То есть, распланировать далее.
Необходимо было навестить еще пару рыцарей, связаться с Хозяйкой дома на болоте, прочитать дипломатическую переписку, проконтролировать, где путешествует Странник, кого воюет Главный Воитель, дабы не вышло какого скандала и еще... много чего еще.

***

Солнце садилось, Хозяйка стояла, опершись на подоконник, и устало смотрела в небо. Завтра все нужно повторять с начала. Еще секунду полюбовавшись закатом, она повернулась к столу. Что-то неуловимо изменилось в облике Smoky.
Наступала ночь, а, значит, день Тайного Советника только начинался.

© Тень Цитадели. Jun 01 2012

Homo...
II место в Битве за Гобелен N 5

"Никто не знает, что мой дом летает..."
Вероника Долина

Алена сидела у главврача.
– Ваш дед очень просил, чтобы вы это прочитали, – хозяин кабинета положил на стол тетрадь, исписанную мелким каллиграфическим почерком. – Он записывал сюда свои мысли, скажем так. Поймите меня правильно, я не могу вам позволить вынести ее наружу, это все-таки часть истории болезни. Но я мог бы сделать вам копию, если вы захотите. У него много таких тетрадей...
Мы стали почти друзьями, и он часто делился своими приключениями. К концу шизофрения полностью завладела его мозгом, и тот не отличал реальность от вымысла. М-да, реальность от вымысла. Или наоборот... Я с вашего позволения, пойду, навещу других пациентов, а вы пока располагайтесь, – и сконфуженный врач вышел за дверь.
Алена взяла тетрадь и открыла ее.

"Это было давным-давно или будет еще не скоро, но когда я встану перед Создателем, я буду помнить эти картины. Они навсегда останутся в моем сознании. Я буду помнить, как было и как будет, потому что так есть. Человек с рождения борется за небо и с рождения отказывается от него. До самой смерти...
Человек... Этот человек – я."

***

"Homo Sapiens.

"Между землей и небом – война!"
Виктор Цой

Второй флот Альграна терпел поражение.
Нет, так могли думать матросы, но не капитан. Капитан знал, что флот потерян, почти все суда оказались разрушены, в основном – полностью уничтожены, а одна машина в небе не сделает ничего. Флота больше не существовало. Война толком даже не успела начаться. Поставленная Командором задача – достичь небесной тверди и захватить ее – была выполнена наполовину.
Команды на штурмовики собирались в тайне. Акрофобия не самая приятная штука, если в горы ходить. А когда летишь – запросто окажется смертельной для экипажа. Поэтому отбирали тех, кто высоты не боялся. Тех, кто с "крылом" в пропасть прыгал и глаз не закрывал.

А как это в тайне от Крылатых сделать? Людей надо много, да и учить долго. Вот и придумали почти 100 лет назад в землю зарыться. Полигон и мастерские создали под землей в рукотворных пещерах и туннелях. И город сверху построили – для маскировки. А в час атаки распахнулись люки-улочки и всплыли сразу пятьдесят дирижаблей. "И рванулись они ввысь к чертогам небесным, право свое на небо доказывать" – так потом воспевать человеческие устремления в песнях будут, скрываясь от взора небожителей.
В целом все по плану началось. Суда одновременно взлетели и начали подниматься. десять метров, двадцать метров, сто метров... Моторы работали исправно, позволяя корректировать положение и держать строй, еще чуть-чуть и состоялся бы первый в истории мира десант на небеса.

Синхронность атаки и сгубила флот. Долгие тренировки оказались губительны. Удар Верхних оказался столь же подл, сколько и эффективен. Они не стали биться и даже не стали бить. Неожиданно корабли потянуло вверх быстрее, еще быстрее, очень быстро... Их волокло, как рыбу, которая попалась в сеть, и мечущиеся члены команды и их командиры быстро уясняли, что бессильны повлиять на ситуацию. Контроль над скоростью и направлением движения утерян и не зависит ни от их действий, ни от моторов, ни от ветра.

Наконец, первый дирижабль коснулся небесной тверди – раздался треск, шар пробило, но гондолу еще тащило вверх, до тех пор, пока вся она не утонула в складках материала. Потом раздался взрыв, и то, что осталось, охватило пламя, вниз посыпались куски дерева, материи и людей. Гибель флагмана, не отрываясь, успели досмотреть остальные, перед тем как их стало также крушить о прозрачный потолок.
Воздух наполнился огнем, дымом и воздухоплавателями. Десятилетия подготовки пошли прахом. Земля снова терпела поражение от небожителей. Снова как несчетное число раз до этого.

"Человек должен ходить по земле! Пешком. Рожденный ползать – летать не будет. НИКОГДА. Человек разумный должен вести себя разумно. Людям даруется Земля. Крылатым принадлежат Небеса. Таков закон Вселенной. Возгордившийся – погибнет. Взалкавший запретного будет проклят. Задумавшие осквернить Небеса да будут низвергнуты, память о них исчезнет и растворится, а вместо нее да будет потомкам их и сродникам их дарован страх." Так сказано на Великих Скрижалях Небес.
Капитан помнил слова священной книги, а теперь эти слова будут учить еще несколько поколений. Страх – вот, что уготовано людям. Страх поднять глаза.

Нет, он не согласен! Капитан был почти мальчишка, хотя ему уже исполнилось четырнадцать, и обладал всеми недостатками молодости. Например, он проспал начало атаки, прикорнул малость, и только когда его дернул рулевой, открыл глаза. Он увидел, что остальные дирижабли уже идут на взлет и скомандовал:
– Готовность к взлету!
– Есть готовность!
– Руби концы, начать подъем! – отбарабанил он, осознавая, что опаздывает, что ему не быть первым, что он, страшное дело, может опоздать и на сражение. Потому что решают все минуты, так говорил командор, а он отключался на две-три. И вот "сеть Верхних" поволокла воздушные суда, а он отставал, отставал все больше, не понимая, почему летит медленнее.

Когда вниз полетели первые горящие останки, он подошел к иллюминатору и, не отрываясь, смотрел, потом дал команду стравить воздух и остановиться. Он не знал, в чем ошибка. Командор подозревал, что Крылатые могут устроить абордаж или навяжут воздушный бой, так что подняться выше тверди будет трудновато. Тогда по запасному плану можно было крепить бомбы к Тверди снизу. Но вот взрывы шли один за другим – и ничего. Петя сжал кулак. Надо любой ценой доставить бомбу на твердь. Но как? Одинокий дирижабль Крылатые возьмут его голыми руками. Он никогда не видел Крылатых, но так говорил командор. И тут из порохового дыма на них выплыл остров, потом еще один.

– Швартуемся! – скомандовал Петя. – Нас труднее заметить будет.
Пока дирижабль маневрировал, выравнивая скорость, капитан осматривал летающие острова. Это была не Твердь. Складывалось впечатление, что эти огромные куски земли выдернули из планеты, как морковку. Сходящиеся на конус скальные основания, сверху зеленая трава, на одном острове два обычных дерева, на другом два похожих на гигантские бонсай и рядом с ними странный, словно искаженный невиданной силой или отраженный в кривом зеркале белый дом с верандой, балконом и серыми островерхими крышами. Оба острова были соединены между собой подвесным деревянным мостом. Все это неожиданно зловеще вынырнуло на дирижабль из смеси облаков и клубов дыма, которая багровела, подсвеченная заходящим в тучи солнцем, и серебрилась бледным светом огромной Луны.

Петя не мог никак взять в толк: если здесь живут Крылатые, то зачем подвесной мост, а если нет, то почему это все летает? Надо было высаживать десант для разведки, но он был молод и потому пошел сам. В свой рюкзак он положил несколько бомб.
Когда Петя перебирался по мосту к дому, на веранду вышел Крылатый.
"Все-таки, они", – подумал капитан, замерев на месте, – теперь главное, не спугнуть!"
В этот момент Крылатый повернулся и увидел Петю, а он увидел лицо. Крылатая! Это была девчонка. С тяжелым стуком упало первое мгновение – Петя рванул изо всех сил. Второе – он перепрыгнул через перила. Третье – она, взмахнув крыльями, взлетела на три метра, и капитан схватил только воздух.

– Черт!.. – в сердцах выругался Петр.
– Человек! – вскрикнула Крылатая.
– Только не кричи, – попросил капитан.
– Сам не кричи.
– А я и не кричу, я просто испугался: вдруг улетишь – и не поговорим... Меня зовут Петя, а тебя как? Спускайся, а?!
– Сейчас, только разуюсь, – девчонка сделала в воздухе па замысловатого танца. – Я спущусь, а ты меня сцапаешь. Но поговорить можно. Меня зовут Гия, – и она показала ему язык.

"Заложник, нужен заложник", – эта мысль кровью взбухала в мозгу капитана, – "Такого еще в истории не было, возьмем заложника – поторгуемся".
– Ага, значит, папа правду говорил: все вы земляне – гады, чуть что – сразу заложника! – Гия читала мысли.
От такой наглости Петр обалдел.
– Это мы – гады? Да это вы – угнетатели! – завелся он. – Да и какое "чуть что"? Когда это вас в заложники брали?
– Да постоянно! То крылья оборвете, то на цепь сажаете. А хуже, если Крылатым ученый ваш заниматься начинает, все жилы по одной тянет, режет да пытает, узнать старается, как устроены. А мы без Земли не можем, нам иногда так по траве пройти хочется, хоть вешайся. Поэтому и спускаются некоторые, не выдерживая. А вы их ловите и убиваете. Вот! – Гия шмыгнула носом.

"Настропалились лапшу вешать", – подумал Петр, – "Врет и глазом не моргнет".
– И ничего не вру! Дядя мой, отца брат, не дожил до моего рождения. Спустился и год на цепи сидел у вашего командора...
– Да, бред это, – Петр начал заводиться, – не мог Командор...
Тут он вспомнил серый прозрачный взгляд Командора и замолк.
"Пожалуй, мог", – решил он про себя.
– Короче, не было ничего такого, – пробормотал он вслух. И выдавил: – А ваши только что на моих глазах полтысячи почти детей положили! Это как?
Про детей он специально загнул – они были воины, пусть и возраста небольшого. Но все равно пусть не думает, что он верит ее байкам.

– Если ты не заметил, то мы защищались. И потом, разве мы на войну детей отправляли? Это, небось, командор ваш придумал – дети легче, больше влезет в дирижабль. Вернее результат! Так?!
– Ага, присвоили себе все небо и "защищаются", – передразнил Петя. – А страх, зачем насылаете, чтобы защищаться не пришлось?
Слова Гии оказывали странное действие, то, что раньше составляло основу мира, превращалось в компот, и Петя начинал барахтаться и тонуть.
– Мы-то тут причем? – от души удивилась Гия.
– Как причем?
И капитан процитировал на память Скрижаль.

Гия выслушала и задумалась
– Наверное, вы сами и написали, – пришла она к выводу. – Нам старшие рассказывают, что Землю захватили бескрылые чудовища, которые нас с рождения ненавидят, и, как я вижу, их слова не лишены оснований. Но ты-то не слишком на чудовище похож, – с этими словами девочка перестала порхать и приземлилась рядом, – Скорее на растерявшегося мальчишку. Но капитан не слышал подначки и не спешил хватать Крылатую. Он пытался переварить то, что она говорит. Лжет она или они зря принимали на веру слова Командора. Он не хотел верить врагу. Но враг ли она?!

– Да, правду я тебе говорю, больно врать надо. Мы и острова-то эти подняли, чтобы самоубийцы могли здесь себя уговорить, не спускаться дальше. Кому невмоготу, тот прилетает сюда и живет некоторое время. Беда, что на большее сил не хватает, – Гия утверждающе качнула головой. – Так тоже неплохо. А хочешь, я тебя на Твердь отбуксирую? Посмотришь, разберешься, – и подмигнула. – Не бойся, крылья тебе приделывать не станем. Я, вообще, не скажу никому, контрабандой тебя доставлю.
Петя машинально посмотрел вниз на дирижабль.
– Э, нет, чур, одного! – тут же возразила Гия. – Во-первых, дирижабль заметят старшие. А, во-вторых, там вас много и тащить всех на Твердь не благоразумно, – она снова подмигнула.
А Петр никак не мог понять, что ему делать. Надо принять решение, от которого будет зависеть будущее. Не Командору, а ему. Он увидит Крылатых, посмотрит, поговорит. Он решит там.

– Полетели, только с другой стороны давай, чтобы команда не видела.
– Обними меня, – вкрадчиво предложила Гия.
Капитан покраснел.
– Чего?
– Ничего! Как я тебя нести должна, по-твоему? За ноги держаться будешь, что ли? – подначила его девчонка.
Капитан взял себя в руки. Подошел к ней и крепко обнял.
– Не жми, медведь, но держись крепче, – весело вскрикнула Гия и взмахнула крыльями...

Когда они разговаривали, Петр все время гнал от себя мысли о содержимом рюкзака – было не время. А пока они летели, он ни разу о нем и не вспомнил. Вместо того, чтобы смотреть по сторонам и собирать информацию, он смотрел ей в лицо и думал, что ее они бы убили тоже. И это было бы неправильно.
Через какое-то время он достиг Тверди..."

***

Алена перевернула страницу.

***

"Homo Volans.

"Только боги и только дети восходили в такие выси..."
Зоя Ященко

– Арте-ем, домо-ой, – пропело над ухом у мальчика лет восьми.
Он поморщился, заученным движением пригладил волосы и, с сожалением посмотрев еще раз на полюс, махнул рукой и буркнул в воротник: "Сдаюсь, меня мама домой зовет. Без меня играйте". Потом развернулся и полетел над антарктическими торосами, все ускоряясь и ускоряясь.
Пролетая экватор, он получил взбучку от отца за превышение третьей космической и сбросил до двойной прогулочной. Неизвестно, от кого влетит больше, от отца за превышение или от матери за опоздание. И Сеньку найти не успел, он, небось, в стратосферу опять забился, а это не по правилам.
Мама уже накрыла стол, когда он влетел в кухню.

– Руки помой! – грозно напомнила мама. – Неизвестно, где левитировал, каких микробов антарктических насобирал, – продолжила она, сама себя частично опровергая.
"Никуда от родителей не скроешься", – вздохнув, Артем поплыл в ванну, – "Когда уже придумают такое изменение генома, где микробы к рукам липнуть не будут". Он представил себе картинку, как он подходит к туче микробов, а они – раз! – и все врассыпную. И ни рук мыть не надо, ни болеть не придется. Тем более, если еще вирусы разбегутся вслед за микробами. Картина внушала оптимизм.

Когда он вернулся за стол, родители обсуждали их соседей.
– Да, жаль, – покачивала головой расстроенная мама, – и третья операция не помогла?! Какой ужас, как жалко Алевтину.
Артем сразу понял, что Витя так и не сможет полететь. Ему придется всю жизнь ходить! На ногах!
– Ему дадут "Знак", – сказал папа и почему-то строго посмотрел на сына, как будто это он был виноват, что Витин организм успешно сопротивляется перестройке генома. "Знак" означал, что его носителю надо помогать. Артем читал, что раньше в похожих случаях человека называли "инвалидом".

Семьдесят лет прошло с момента биологического прорыва – открытия гена левитации. И домом человека стала атмосфера. Но были необъяснимые с точки зрения науки некоторые случаи. Одним из таких стал Витя. Врачи перестраивали его геном, но тот сам возвращался к первоначальному виду. И так три раза. Четырех попыток не пережил никто. Поэтому надежд больше не было.
– И я настаиваю, чтобы вы брали его в свои игры – продолжил папа.
– Да, конечно, – мальчик жалел Витю, но таскать его с собой, как это себе папа представляет? Как он будет играть в салки, если не сможет перемещаться так же быстро, как и остальные. А в прятки? А в воздушный футбол? Балласт...
– Не "конечно", а сейчас мы соберемся и отправимся к ним. Надо их поддержать. У людей горе, – закончил отец. Вечерняя прогулка с друзьями накрылась.

Когда они нагрянули домой к соседям, вечерело. Их летающие острова были соединены подвесным деревянным мостом, говорили, что его сделал отец Вити собственноручно. А их странный дом с плывущими искаженными стенами и крышей, напоминавшей чем-то китайские, проектировала его мама. Артем не удивился бы, если бы узнал, что и деревья посадил кто-то из них. У одного из островов висел двухмоторный дирижабль с названием "Горизонт". Средство передвижения для Виктора. Здесь все дышало ущербностью, и даже красота существовала только для того, чтобы скрыть ото всех эту самую ущербность. Здесь жили нелетающие.

Они приземлились на остров под деревья и прошли по деревянному мосту. Он сильно раскачивался, стараясь выскочить из-под ног, и чтобы смешно не кувыркаться, Артему пришлось поднапрячься. Потом он представил, как ходит по нему Виктор, и ему стало страшно. А как тот попадает на дирижабль? Он видел в книгах картинки – по веревочной лестнице. И каждый раз Витя рискует жизнью, любое падение для этого парня – конец. Но семья живет здесь и не по прихоти родителей. Они хотели бы обезопасить сына. Значит, Витя сам хочет жить на этих островках без ограждений. Теперь воображение Артема услужливо показывало ему, сколько опасных мест таят для "Знака" острова. Он понял, что Виктор всю свою жизнь играет в салки со смертью.

После того, как все поздоровались. Виктор повел Артема в свою комнату, где без промедления разрешил летать и даже настоял, чтобы гость чувствовал себя как дома.
– А что скажет мой папа?
– Не важно. Никто из вас не понимает, как это быть не таким, как все. Ты сможешь отжаться 300 раз?
– Не-ет, – напор Вити удивил Артема, – только подтянуться.
– А завидуешь тому, кто может?
– Не-ет.
– Вот и я вам не завидую. Это вы можете завидовать мне: я могу всю жизнь мечтать и грезить полетом. Вы же лишены этого, – Виктор сочувственно посмотрел на выпучившего глаза Артема. – Да-да, летающие – вы ущербны. И от того еще больше, что сами не понимаете этого.
Артем вспомнил свои мысли полчаса назад и засмеялся. Надо ли говорить, что они стали друзьями..."

***

"Никто не знает, что мой дом летает..."
Вероника Долина

Тетрадь неожиданно кончилась. Алена словно очнулась. Она и не подозревала, что дедушка писал.
– Одно могу сказать, этот человек хоть и был не в себе, но до самой смерти парил высоко, – врач давно вернулся с обхода и стоял, задумчиво глядя в окно.
Алена тоже поднялась, и они вышли на веранду, где ветер, обвив змеей похожую на шляпу звездочета крышу лечебного дома, спустился вниз и, просочившись сквозь балясины, дернул за складки ее зеленой юбки. Он взметнул длинные темные волосы, пробежав по подвесному мосту, спрыгнул вниз, где покружил вокруг пропеллера прогулочного дирижабля, на котором она прибыла, и нырнул еще ниже к планете людей. Он был свободен, как ветер.

"А все-таки интересно, что там у них на Тверди рвануло, бомба или любовь", – думала, прощаясь со старичком в белом халате, Алена.

© Тень Цитадели. Nov 14 2013

Рецензии на "Homo..."

Лотадан : Эта работа понравилась мне чуть больше других. Может быть, не хватило немного цельности, не смотря на хорошую идею с тетрадями.
Dalahan : Вот-вот. Мне эта работа тоже больше всего понравилась. Особенно то, как взрослые детей воевать отправили, а сами... Замечательная работа!
Тень Цитадели : Автору романы бы писать. Мне кажется, что стоило бы поработать с текстом... Не с мыслями, а с текстом... Очень бы стоило. Я, конечно, сам не мастер, но больно много шершавого и скачущего, на мой взгляд. Надо было мягШе, как в предыдущих двух работах.
Edinet : Шедевр! Вообще-то, все три произведения с разных сторон освещают проблему человечества в плане достижения небесной силы и могущества, бессмертия и свободы полета. И все три отвечают, как этого достичь. Быть хитрыми и мудрыми друзьями как Змей, быть смелыми, честными и очень умными как Джи, быть открытыми и юными как Капитан и быть немного психами как талантливый дедушка, потерявший связь с реальностью!
Strannik : Жутковато. Интересно. Жаль, что быстро закончилось... ДЖИ – долгоживущие по Ефремову, вообще-то говоря. А джедаи – это слегка из другой оперы. Да и не настолько джедаи хороши, как принято считать. У них своих скелетов в шкафу уйма.
АИСт : Мне понравилось! Но согласен с господином Тенью по поводу текста.
Smoky : Мнение судьи : А вот эту работу я посчитала абсолютным фаворитом и победителем. И потому крайне удивлена, что ее настолько недооценили. Очень жаль. Серьезная, местами трогательная, я бы сказала, жизненная вещь, не взирая на всю фантастичность антуража. Скажу проще – шедевр. Браво Автору!

Великим Начинаниям – Удача и Великие Свершения!
Долгим Походам и Странствиям – Счастливый Исход!
Уставшим Путникам – Яркий Свет и Добрый Огонь!