Линия фронта.
Работа для конкурса "СуперЦаркон" 2009, тема "Он доказал, что способен на убийство, следовательно – он невиновен"

"Милые, что же вы с собой сделали"
А. Макаревич.

– Рядовой Варежкин, до меня дошли слухи, что ты отказываешься стрелять во врага? – капитан повел рукой, указывая на выстроенных в линию захваченных горцев. – Надеюсь, ты понимаешь, что это трибунал, а, может быть, и расстрел на месте? Женщины, старики, дети, они все – враги. Здесь линия фронта не перед носом твоим, а везде. Понимаешь, ты, салага, везде! Отвернешься – тот пацан тебя пристрелит или девчонка та.
Капитан ткнул поочередно пальцем, выделив подростков из неровного строя людей, одетых во что-то грязно-оборванное. Согнанные бойцами в центр, они по-разному реагировали на происходящее. Кто был постарше – внешне безразлично, из женщин никто не голосил, только указанные дети не справлялись с гневом, смотрели вниз, изредка посверкивая взглядом исподлобья.

– А не смогут пристрелить, тогда других наведут, отвлекут внимание, помешают, как получится. Они хотят, чтобы ты сдох, и сделают для этого все! А что можешь ты, со своими слюнтяйскими понятиями о невиновности?! Что?
Боевое разведывательное подразделение только начинало рейд по аулам с целью обнаружения и уничтожения противника, и в отряде были не нужны гражданские штучки. Бойцы должны были стрелять, чтобы выжить. Убивать, чтобы не быть убитыми.
Командир остановился прямо перед солдатом. Качнувшись с пятки на носок, он наклонился вперед, почти коснувшись лица напротив, и процедил: "Рядовой Варежкин, ты не интеллигент, ты – предатель!"

Сергей слушал капитана и понимал, что тот прав. Логика войны. С самого начала специально не рассматривал стоящих перед ним в цепочке. Знал, что придется это сделать. Капитан продолжал говорить, но Сергей не слушал. Четко вскинув автомат, он начал стрелять короткими очередями. Люди падали все по-разному: подгибая колени, лицом вперед, заваливаясь назад; один рванулся в сторону, но его срезало пулями, как остальных. Сергей смотрел поверх лежащих – ни к чему их запоминать. Горы, встающие над крышами, пусть помнят, но слова сержанта накрепко впечатывались в затылок: "Он доказал, что способен на убийство, следовательно – он невиновен".

Капитан подошел и хлопнул по плечу.
– Серега, сегодня мне было приятно ошибиться в человеке. Ты – свой. И, наверняка, спас жизнь нескольким нашим парням. Уходим ребята.
Отряд прошел, перешагивая через трупы, аул насквозь и двинулся к следующему. Живущий по новому закону не оборачивался, а смотрел только вперед. Впереди было то же самое, и закрывать глаза или оглядываться никто не собирался. Когда кругом враги, расслабляться не стоило.

***

Неделя после армии. Выжил, наградили. Что делать – не решено еще. Сергей сидел в кресле и смотрел телевизор. В новостях объявляли, что боевые действия закончены. Это значило, что теперь нельзя расстреливать аулами, и ребят начнут убивать все больше. Что делают, а? Ванька Лапушкин заходил вчера, предлагал в районное собрание баллотироваться. Намекал, что помощь окажет, одноклассничек. Говорил: "Кому, как не героям страны, управлять ее народом".
"Может и правда, побороться?" – где-то визитку товарищ оставлял свою. Сергей прошелся по комнате, вспоминая: "Сначала пили на кухне, потом в комнату перетекли, потом ему позвонили. Ага!" Он вытащил визитку из-за зеркала в прихожей. Генеральный Директор ООО "Зеленый дол" Лапушкин Иван Семенович. Ничего себе! А вот и телефончик.

– Але, Ваня? Это Сергей. Привет. Если ты вчера не звенел, то согласен я в районное. С чего начинать-то?
– Молодец, Сереж. Я в тебя верил. Ты не дергайся. Живи как неделю жил. Мои люди все подготовят. Пройдешь в собрание, как по маслу. Не в думу, небось. Только помни, что конкуренты не дремлют, – он хохотнул. – И другие кандидаты сделают все, чтобы тебя скомпрометировать. Верить нельзя никому. На одной стороне мы с тобой, на другой – они, – Ванька хохотнул еще раз. – Кругом враги, Серега, звери. Задумаешься, расслабишься – порвут в клочья. Ну, да тебе не привыкать. Бывай, вечером заеду.

Солдат стоял у окна восьмого этажа, слушал гудки и смотрел в голубое небо, а внизу мельтешили люди. У них были свои задачи, кто-то шел на свидание, кто-то в булочную, кто-то спешил домой или в школу. Они все были такие разные – его противники. Сергей знал, что то, что ему придется делать – неизбежно, и значит, он не запомнит лиц, а еще на плече отсутствовал автомат.
Вечером подписал бумаги, которые принес Ванька. Избирательная кампанию будет строиться на отсутствии социальной защищенности у прошедших боевые действия. Ну и хорошо. Ему было все равно. Целую неделю находиться не в своей тарелке и наконец!
– Обнаружить врага – это главная половина дела, – говаривал капитан,– другая половина – техническая: выбрать оружие и подавить возможное сопротивление.
– Выбрать оружие?!
Сергей задумчиво крутил в пальцах непривычно легкую авторучку.

***

Годы политической войны сплелись гирляндой и украсили трофеями жизнь.
– Сергей Леонидович, несу, несу?! – пропела по селектору Зоя и материализовавшись в кабинете, процокала от двери к столу, неся на подносе утренний кофе.
– Давно хотел спросить, Зоинька, как Вам удается балансировать на таких шпильках?
Секретарша деланно смутилась.
– Ну, Вы скажете тоже, Сергей Леонидович – выставив ножку, обтянутую кружевным чулком, задумчиво прикусила губу и внимательно оглядела туфлю. – Нормальная длина, можно и повыше чуть, – она дерзко посмотрела мне в глаза.
– Уточните, ведь это касается не юбки? – испугался Сергей, прикрываясь руками.
– Нет! – Зоя вылетела за дверь.
"Обиделась. Ничего, полезно будет. Две недели работает, а туда же, куда и предыдущие, стремится. Думает, отличается чем-то. Если все будут со мной спать, то кто работать?"

Селектор снова включился.
– Сергей Леонидович, Вам Иван Семенович звонит, соединять?
"Ой, как официально-то!"
– Соединяйте, Зоя, соединяйте! Привет акулам большого бизнеса.
– От акулы слышу. Тут история одна всплывает нехорошая. Твоя бывшая вчера к брату ходила, что она рассказала – неизвестно, тебе лучше знать. Но брат совещание собрал с утра. Время есть, думай.
Ведь знал, что связываться не надо. Ваня все: "Женись, женись. Пора, да и польза не малая". Сергей тогда в Думу на первый срок баллотировался, и поддержки не хватало, а у Юли брат был помощник министра иностранных дел. Сделал предложение, и тактический ход оправдался. Просочился в законодатели.

И пошли они с Ванькой такие дела вертеть – поначалу дух захватывало, потом притерпелись. Вот только Юленька терпеть не стала. Развод по-тихому оформили, чин по чину, без скандала. Пара соседей по креслам попробовали "чернуху" о процессе в печать толкнуть, но служба безопасности разобралась резко. Ваня? Тот все намеки грязные делал, говорил: "Знает много, создаешь канал для утечки". Ну, не мог Сергей пять лет вот так запросто взять и погасить. Не мог устранить! Зарычал он на Ивана, успокоил. Забылось.
А теперь, когда дело его у президента на столе, и борьба за премьерское кресло нешуточная, вспомнилось вдруг, да как вспомнилось. Навредить она ему решила или совести своей потакает, чтобы не был премьер-министром такой человек, как он? Как будто отличается он от кандидатов других особенно. Юля! Неловко напряглась кисть, и осколки авторучки разлетелись по кабинету. Юля! Она подскажет, где искать, и враги выкопают факты. Докажут!

Нужно что-то предпринять, мысль нервно металась по столешнице вслед за взглядом, пока он отрешенно не остановился на картине, изображающей горы на фоне неба. И полузабытое эхо долетело с холста: ":способен на убийство, следовательно – невиновен". Сергей собрался и нажал на селектор: "Зоинька, соедини меня со службой безопасности, пожалуйста".
Прошел месяц, в кабинет ввалился грузный улыбающийся Ванька, бухнул о стол газету и радостно крикнул: "Ты – невиновен, прокуратура приносит извинения, официальные лица выражают полную поддержку, лизоблюды!" Хозяин встал, прошел к сейфу, вытащил из него бутылку виски и два стакана:
– Ждал тебя. Помянем жену мою бывшую и брата ее. Пусть земля будет им пухом.
Улыбка сползла с лица боевого товарища, и он тяжело опустился напротив.
– Прав, прав. Даром, что почти премьер. Помянем!

***

Сергей лежал под капельницей четвертый день и знал, что в этот раз не вытащат. У медицины есть предел и у любой жизни тоже. Хорошо, что в сознание пришел. Палата была просторной и светлой, вся стена состояла из стекла, и сквозь толстую, но абсолютно прозрачную пленку можно наблюдать чистое голубое небо. Это то, от чего Президент не уставал никогда. Небо так и не изменилось с детства. Голубая синь. Сергей попробовал пошевелить рукой, вышло неубедительно. Ну, хотя бы говорить могу. Сиделка встрепенулась.
– Что?
– Позови охранника, милочка.
Девушка подошла к двери и вернулась с человеком средних лет в черном костюме.
– Слушаю, господин Президент? – мужчина наклонился над изголовьем.
– Мне нужен пистолет!
– Господин президент?!

– Не смотрите на меня так, майор! Мне нужен пистолет, положите на кровать и заберите с собой девчушку, хочу побыть один. Выполняйте.
– Никак нет, господин президент!
– Тогда,– Сергей прищурился, – соедините с вице-президентом.
– Слушаюсь! Майор вытащил трубку личной связи.
– Поставьте громкую связь и выйдите!
Майор козырнул.
– Привет, Ваня. Держишься? Держись. Сейчас кинутся. Ты вот что, охране моей объясни, что приказы выполнять нужно. И прикрытие, если что, обеспечь потом. Да, не волнуйся. Все в порядке, просто долги надо отдавать. Вань, давай без самодеятельности, а?! До встречи.
Через три минуты в комнату влетел майор, выложив около руки больного пистолет, он козырнул и выскочил вон.
"Вот как надо объяснять!"

Пальцы Сергея нащупали холодную рукоять. Прошло много времени с тех пор, как он лично пользовался оружием, но предстояло несложное действие. Тело не слушалось, рука бесконечно долго тянула железо вверх. Висок похолодел. Надо бы отдохнуть и с новыми силами. Однако силы последние, и потратит он их верно. Когда палец начал сгибаться, преодолевая сопротивление курка, глаза привычно ощупали небо.
"Здравствуй, я иду. Ведь пока я могу убить врага, я – невиновен. А мой враг теперь – старое измочаленное капельницами тело. Я способен, я докажу!"
Послушный воле палец дожал курок, но пистолет дал осечку. Выстрела не последовало. Старое тело выгнулось дугой и рухнуло на пол, стаскивая за собой трубки и обрывая провода. Оружие выпало из слабеющей руки.
А перед глазами Президента прорастали в небо помнящие вершины гор, и оно лопалось и осыпалось блестящими осколками и обрывками мишуры, обращаясь в черную беззвездную пропасть.

Что-то щелкнуло, наверное, сержант за спиной взвел курок, и в затылок выплюнуло: "Виновен".
Горы перевернулись, меняясь местами с остатками неба. "Виновен", – ответили засасывающие воронки гор. "Виновен", – эхо взлетало ввысь и возвращалось молотом, расплющивая угасающий разум. Сергей Леонидович засмеялся: "Этого не может быть! Стойте! Я докажу!"
– Не надо, – ответил капитан, поднимая автомат, – не стоит!
Линия фронта в голове Президента оказалась прорвана, и в нее хлынули убитые враги, разящие душу пулями из глаз полных боли, ненависти, прощения и любви. Ищущий взгляд старого солдата наткнулся на Юленьку, и тогда, падая, Сергей закричал.

В палату давно ворвались майор и сиделка, потом набежали врачи, но Президент никого не замечал. По телу шли судороги, его глаза были слепо обращены вовнутрь, а изо рта выходил пробирающий присутствующих умоляющий шепот:
"Я – невиновен, невиновен!"

© Тень Цитадели. Jul 2009

Иль движет Миром Красота.
на основе миниатюр Хоровода N 5

О красоте с юмором и без оного.

1.
Уродство не спасает мир, оно в нем живет. И уродует. А, может быть, я забыл вытащить вагоны с бревнами из глаз (хм, какая интересная мысль, надо не забыть использовать при случае. Пускай вагонов и бревен еще нет в природе.) и в мире живет только красота? Но тогда кто его будет спасать, такого красивого? Нет! Я прав! Красота спасет эту планету. Итак, все начнется с извержений:

Из планов подсоздателя о конце мира.
"КРАСОТА" ("прелесть") – квантовое число, характеризующее Адроны; сохраняется в сильном и электромагнитном взаимодействиях и не сохраняется в слабом. Носителем "красоты" является b-кварк. Адроны с ненулевым значением "красоты" называются "красивыми" ("прелестными"), обнаружены на опыте.

Словарь.
И это – правда. При слабом взаимодействии красота не сохраняется. Незачем. Отсутствует стимул, а на опыте можно обнаружить только то, что есть. Так что при слабых взаимодействиях мы красоты не видим. Виды взаимодействий представьте сами.
Автор

2.
Она была красива, она была практически совершенна. Я вспоминал вчерашний день, прокручивая вновь и вновь наше совместное существование.
Пусть, пусть оно было недолгим. Пусть все уложилось в пять минут. Я столько раз переигрывал эти пять минут, представляя, что все могло быть иначе. Может быть так, а может быть иначе. Оценивая порядок событий, приходил к выводу, что все было по канонам. Я познакомился с ней не в метро или на улице (дурновкусие), а был представлен ей в дружеском кругу. Меня поразило, как она двигалась – словно текла. Слитно без единой угловатости, хотя я видел каждый шаг, она оставалась единым целым от начала своего пути. Я запомнил не частности – ее всю. Рядом разговаривали, кто-то шутил, кто-то пытался мне что-то подсказать. Но я, внутренне замерев, восхищался дарованным мне свыше моментом. Моментом откровения. С детства не люблю проигрывать, но, поверив в нее, я проиграл. И остался счастлив. Что это, как не чудо? Самое настоящее.

Шахматы – это моя игра, но комбинация в шашках – это нечто. Нечто более неуловимое и стремительное. Волшебство комбинации – дарованная возможность любить собственное поражение и уходить в экстаз от качества победы. Красота комбинации захватывает дух, как спуск с ледяной горки и заставляет пересматривать отношение к жертве. Жертва необходима комбинации, как воздух, и не одна, а желательна череда жертв. Отдай, отдай, отдай, отдай и возьми все. Красота требует жертв. Вчера, сегодня и... если завтра что-то и спасет мир, то это будет красота комбинации.

А пока голубая жемчужина падает в бездну с самого начала своего существования, и все видят, но никто не задумывается, как это красиво. Вокруг нас неподвижно сияют звезды, а мы идем по жизни, выигрывая, проигрывая, мелочась, игнорируя факт, что с рождения уже летим. В попытках познать мир, уходим от истины в его сердце. Обзывая что-то законом, теряем эстетическую сторону явления и только мечтаем стать птицами, фантазируя о волшебстве. А планета игнорирует нас. Нас? Наслаждаясь совершенством свободного падения.

© Тень Цитадели. Sep 16 2009

Паразит.

Любая сила требует своего применения. Исподволь или нахрапом,
но пытается взять тебя за лепестки – использовать как
инициатора. Сила должна работать, так устроен мир. А я
красива и беззащитна, и совершенно не умею с этим бороться.
(Из исповеди росянки)

Объявление гласило: "Восстанавливаю инопланетную технику. Эксклюзив. Дорога. Срочна. Секретна. Телефон...". Три из семи телефончиков были уже оторваны. Семен поморгал. Он опоздал на автобус и решил от нечего делать почитать расклеенное на столбе. Почитал. Протянув мыслелуч, ощупал окружающее пространство и не обнаружил ничего опасного в радиусе ста метров. Семен еще раз перечитал объявление. Никаких сомнений: "Воин ТЭ срочно и секретно отправиться к третьей точке перехода седьмого подуровня" Телефон служил паролем. Семен заволновался.

Таких, как он, звали консервантами, потому что они жили обычно, не выделяясь до поры, не влияя ни на что. Просто существуя в предложенной реальности. Пока не вызовут. Это случилось. Значит, работа нешуточная. Семен, перестал волноваться – ТЭ уже хозяйничало в голове, превращая обывателя в самое смертоносное оружие реальности. Воин открыл портал и перешел на седьмой подуровень, сканируя место встречи с куратором.

– Обнаружена непрерывная утечка ТЭ из реальности. Удалось примерно вычислить тип. Это поедание. Локализации не поддается. Анализ показал, что имеет место постоянная передислокация "пожирателя". Провозвестник вероятностей скоординировал вашу ТЭ для хроноперехода.
Удачи.
Целеуказание, спрессованное в единый импульс, вошло в голову Се почти одновременно с началом хроноперехода, и частичка воина – "мён" – осталась позади, хотя если смотреть из точки прибытия, далеко в будущем.

Невидимый, бесшумный Се двигался по дворцу, заранее выявляя служек и мгновенно усыпляя касаниями ТЭ. Здесь был враг. Враг тоже владел ТЭ, но был слабее. Воин шел к цели кратчайшим путем. Сквозь стены. Он не помнил, как называется это помещение – спальня, будуар, просто покои. Для дела это было не нужно. ТЭ врага хватало только на то, чтобы прикрываться от него на инстинктивном уровне. Се успел удивиться: "зачем для такого дела расконсервировать агента?", когда состоялся визуальный контакт.

ТЭ воина заполнило помещение, устанавливая абсолютный контроль. Локализованный враг и не думал о сопротивлении. Обнаженная, она стояла у постели и ждала своей участи. Она была очень привлекательна. Даже очаровательна. А ведь не прошло и пяти минут, как унесли тело ее очередного опустошенного любовника. Красота всегда – сила, а красота эгоистическая становится страшной.
Его ТЭ не ушло в мир, а было съедено, и уже не вернется. Се усмехнулся, собирая свое ТЭ в копье. Все животное начало умерло в нем на автобусной остановке. Красота тела ничего не значит для воина. Совершенство тела ничего не значит для смерти.

– Не тяни же, посланник. Бей! – произнесла она. Ее голос растекся в воздухе причудливым цветком, а обертоны прошлись, резонируя с решимостью воина. Идеальный голос. Что он значит для летящего копья? "Ничего" – подумал Се, отмечая свою неуверенность, трансформируя ТЭ в пятнистую зубастую ленту, извивающуюся у ног Царицы.

– Посланник, я благодарна тебе за освобождение, – царица рухнула на пол. Ее ТЭ взвилось над телом огненным знаменем, и воин понял, что видит самую совершенную часть ТЭ в мире. ТЭ, которое каждый ищет всю свою жизнь. То, с чем невозможно расстаться. Он втянул в себя эту "бриллиантовую" ТЭ вместе с озарением. ТЭ нужно улучшать, а для этого надо...
Беспощадно красивый Воин шагнул в хронопереход, в будущем его ждал ничего не подозревающий куратор.

© Тень Цитадели. Sep 21 2009

Мнимость.

Мираж – оптическое явление в ясной, спокойной атмосфере
при различной нагретости отдельных ее слоев, состоящее в том,
что невидимые, находящиеся за горизонтом предметы отражаются
в преломленной форме в воздухе (переворачиваются, искажаются).
Словарь.

Нет прекрасной поверхности без ужасной глубины.
(c) Фридрих Ницше

Я знаю, понятие "красота" – это понятие, не имеющее отношения к реальности.
Когда говорят: "Посмотри, идет красивая девушка", я говорю: "Да. Обычная". Когда говорят: "Ах, какая картина!", я отвечаю: "Да, как в жизни. Обычно". Когда говорят: "Какой вид, какие горы!", "Жизнь", – думаю я и соглашаюсь.
Ведь если разобраться, красота – это оптическая иллюзия, зависящая от освещения, свойств атмосферы и степени удаленности от объекта. А за ней течет реальная жизнь.

Если смотреть сверху, город выглядел, как малыш, нарядившийся на праздник. В ярко аляповатые красно-оранжевые цвета. Как будто солнечный свет залил все закоулки и так и остался лежать на тротуарах и стенах домов. Но почему-то люди не радовались, не объявлялись народные гуляния, наоборот – чиновники закрыли город, и мы болтались в воздухе второй час. Посадку не разрешали.

Видимое через иллюминатор фантастически прекрасное явление порождалось жестокой стихией. Частицы пыли и песка из пустыни пришли завоевателем в Сидней и осели здесь, закрывая свет и не давая дышать. Наступили рыжие сумерки. Катящиеся клубы, закручивающиеся в вихре танца, гуляли по улицам. Залетали в окна, просачивались в щели, скрипели на зубах, проникали в дыхательные пути. Вспомнился Маугли: "Крупицы песка были слабее человека, но их было слишком много".

Самолет качнул крыльями и пошел в разворот. "Красиво, пока далеко", – сказал сосед, – "но лучше подальше". И будто услышав его пожелание, по динамику объявили: "господа и дамы, причин для волнения нет, в связи с ухудшением погодных условий самолет приземлится в Брисбене". Возражений с мест не последовало. Все рассмотрели обманку красоты достаточно хорошо и предпочли любить ее на расстоянии.

Брисбен встретил нас радушно – усиливающимся ветром и песком. Приземление прошло штатно, однако буря шла следом, о чем сообщил нам нервничающий водитель. Скоро будет, а дожидаться ее окончания в аэропорту – это невеселая перспектива. Я взял такси, чтобы доехать к океану.

Лакированные туфли утопают в песке, стою в светло-сером костюме лицом к синей безбрежности. Легкие бурунчики волн приходят из бесконечности неба. По спине стегают усиливающиеся порывы. Песок царапает шею и начинает сыпаться за шиворот, доставляя неудобство и мешая наблюдать за приближающимся от линии горизонта очередным бурунчиком, который растет на глазах, отнимая у неба кусочек за кусочком.

Чтобы можно было со всей ясностью разглядеть темно-бирюзовую стену воды, рожденную подводным землетрясением где-то у берегов Новой Каледонии, я снимаю туфли и сажусь в позу лотоса. С высоты птичьего полета фиксирую картину: на берегу в одиночестве лицом к океану сидит человек в светло-сером костюме, за его спиной ярится порыжевшая от песка стихия воздуха, а навстречу ей поднимается затмевающая небо, пенящаяся стихия воды. Красивая картина.

Но ведь если разобраться, красота – это оптическая иллюзия, зависящая от освещения, свойств атмосферы и степени удаленности от объекта. А за ней часто стоит реальная смерть.

© Тень Цитадели. Sep 25 2009

Прогульщик.

Невысокое пламя костра скудно освещало стоянку. Положенные буквой "П" бревна с сидящими на них закрывали доступ тьме. Оставшаяся незамкнутой сторона была, скорее, выходом вовне, в черноту, чем шансом для охватывающей все вокруг ночи. Колеблясь в такт пламени, у огня сидели тени. Изгои, обреченные вечно волочиться за своими идеалами. И только раз в пятьсот лет выпадал им такой день, когда обреталась свобода, и гуляли они сами по себе. А в ночь собирались вместе, чтобы посплетничать.

– Ну что, опять красотулечка наша отсутствует, – начал Тень Власти. – Я всегда ей не доверял, – это была риторическая фраза, Тень Власти не доверял никому. – Тогда снова объявляю начало сбора без нее. Напомните мне поставить ей на вид, когда явится.
Тень Власти не обладала памятью вовсе, зато имела звучный голос и принимала за всех решения.
– Наверное, где-нибудь прихорашивается, в тень зеркала глядючи, – рассудительно заметил Тень Разума, чьи прерывистые очертания напоминали фрактальные образования. Он помнил все и поэтому никогда не мог принять окончательного решения в обозримый промежуток времени. Все считал и рассчитывал.

– Или так влюблена в хозяйку, что и на свободе рядом с нею, с Красотой своей единственной, ползает. Встать, отойти боится, – проворковала Тень Любви, – не дай бог, отобьет кто, – и улыбнулась, кокетничая с соседом. При взгляд на ее текучие очертания всегда щемило тени сердец.
– Прогуливает постоянно, зарраза, а вы сюсюкаетесь, – проворчал сосед. – Тень Власти, исключите ее и делов, или – расстреляйте! – и Тень Смерти призывно махнул тенью косы.
Тень Власти задумался.

– Я бы всех вас исключил, – злобно выдавил из себя налитый черным цветом Тень Ненависти, – и расстрелял, а сначала помучал бы.
Тень Власти вздрогнул и вышел из задумчивости.
– Нет, никого исключать не будем! Не получится еще, тут-то и ляжет предел моей власти. Не-е, не пойдет. А тебе лишь бы мучить. Вы там со своей Ненавистью озверели совсем в обоюдном одиночестве.
– Я предлагаю думать, перед тем как что-нибудь сказать, – предложил Тень Разума. – Особенно, я бы это отнес к тонко чувствующим натурам. Никого стрелять не надо, а то вместе с Тенью и Красоту пристрелить придется. А без нее (хоть я и говорил, что мне все равно) неуютно будет. Пусть каждый подумает, и кто не умеет – тоже.

– Ну, что вы все заладили: подумай, подумай! В вопросе стрелять или не стрелять может только Тень Души разобраться. И мы знаем, что у нее есть мнение. А я знаю, какое! – Тень Любви вздохнула. – Только молчит она. Затравили вы ее, – и всхлипнула. – Знаете, как трудно Любви без Души. Болеет она сильно, а меня – заужает.
– Ну, вот, опять нытье. Встретиться не можем без того, чтобы не начать говорить друг про друга гадости, а потом ныть. Спокойнее давайте, – примирительно сказала Тень Равнодушия. – Какая разница, что мы решим, если Тень Красоты отсутствует. Мне – без разницы и абсолютно... – она замолчала и стала фиолетового оттенка.

– Вот и молчала бы тогда, – надменно заявила Тень Гордости и выше задрала тень носа, оглядев присутствующих. Она гордилась, что является тенью такого цельного явления, но подсознательно чуяла, что с Тенью Красоты, если что, не потягаться.
Вдруг у костра что-то неуловимо изменилось. Но все ощутили – рядом с костром стояла, грациозно прогнувшись, Тень.
– Заждались? – промурлыкала она. – Ну, опоздала немного, но вы же простите, правда? А я посижу с вами, конечно, если все не забудут мною восхищаться! Если нет – я пошла.
Поднялся гвалт, в котором четко можно было различить только одиночный рев: "расстрелять!"...

Когда все увлеклись, борясь за право уступить даме место, участников до костей пронизал тихий шепот. Это подал голос Тень Прозрения: "Глупцы! Неужели вы не видите, что перед вами – Тень Обмана, привыкшая рядиться в чужое платье? Каждый раз я хочу вам сказать, но из-за ваших склок не успеваю: у Красоты нет и не может быть Тени. Совершенство Красоты заключается в отсутствии на нее пародий и подражаний, чем мы все, в сущности, и являемся!"
Занимался рассвет.

© Тень Цитадели. Sep 28 2009

Совсем не сказка.

"Может быть, за порогом растраченных лет
Я найду этот город, которого нет.
Там для меня горит очаг,
Как вечный знак забытых истин..."

Когда начало смеркаться, Маша, ко всем несчастьям вдобавок, провалилась в болото. Слава богу, место неглубокое оказалось – вылезла. Ей мало было отбиться от подружек, потерять телефон и заблудиться. Ближе к вечеру начали вспоминаться байки местных, что, дескать, живет чудище в местных лесах с незапамятных времен. Людей ворует, а кто видит его – не возвращается. В сумерках эти сказки почему-то престали казаться нереальными. А ведь скоро наступит ночь. Девчонка всхлипнула. Стало зябко и страшно.

Вдруг сквозь ветки впереди забрезжил огонек. Значит, люди там. Помогут. Подскочила, заметалась, как добраться – болото впереди. Остановилась, пригляделась, да и разглядела тропинку, что на солнце не заметила. Но хотя болото единым духом и пробежала, а все равно стемнело.
"До утра не вернуться, а что за люди в доме – неизвестно", – засомневалась Маша.
– Иди, иди, милая, – позвали с порога сухим скрипучим голосом.
– Я заблудилась и промокла, – сказала девочка.
– Вижу, внученька, вижу, что заблудилась, – голос говорившей неуловимо изменился, смягчившись.
– Заходи, погрейся. Накормлю, поспишь и в обратный путь. Нечего девушкам порядочным ночью в одиночку по лесам шастать.

В избе все было по-простому: деревянный стол, лавка около него, печь. С печи свисало стертое одеяло. На подоконнике стояла керосиновая лампа.
– Садись,– бабушка подтолкнула девочку к столу, где из тарелки поднимался пар, даря воздуху фантастические ароматы. Устоять было трудно, хотя бы потому, что и стоять было тяжело.
Хозяйка, молча, смотрела, как девочка ест.
– Скажите, а Вы одна живете?
– Да, внученька.
– А почему? Вам тяжело, наверное.
– Тебя как зовут?
– Маша.
– Двое нас было, Маша, да помер мой благоверный, – старуха перекрестилась.
Маше стало стыдно, и она решила отвлечь бабушку от невеселых мыслей.
– В деревне рассказывают, что чудовище живет в лесу страшное, Вы такого не видели?

– Я и говорю – помер. Он чудовище и был. Жили – душа в душу. Я тогда красавицей была, а он... Хороший муж оказался. Рассмотреть только надо было. Да у меня у первой только и получилось. Любил меня сильно. Завидовали девки, мужики воевать его ходили, – старуха невесело засмеялась. – Да только где им, убогим, с ним силой меряться. Злился народ сильно, ростки той злобы и сейчас пробиваются. Приходят, иногда и давай орать: "Открывай бабка, говори, где чудовище". Так я всем дорогу показываю. В болоте места хватает.
Маша вздрогнула.
– Не бойся, милая. Не я их топлю. Злоба собственная. Эх, рано суженный меня бросил. Хотела с ним уйти, не позволил. Дай слово, говорит, что дом в порядке держать будешь, тогда даже из царства смерти вернусь. Удержал. Много с тех пор, минуло, а я жду. Верю. Красавицей была, а теперь какая я красавица без чудовища своего? Да ты спишь совсем, дитя. Ну-ка, давай, на печь ложись.
На печи было тепло...

С утра Маша проснулась рано, в избе никого не было. Она вышла на порог и поняла, что знает дорогу к дому. Было совестно, но она ушла не попрощавшись. А у окна сидела старая женщина и смотрела ей вслед. На коленях лежала раскрытая старинная книга, между листами которой хранился полуистлевший цветок неопределенного цвета. Но женщина помнила, что когда-то он был ярко алым.

Маша шла по тропинке, а в душе нарастало непонятная грусть, она оглянулась. Воздух над лесом подернулся рябью, и сквозь него, как сквозь стекло, девочка увидела маленькую лодочку, что плещется у берега прозрачного озера. А посреди озера остров стоит, да впиваются шпилями в небо резные башни замка, да сидит у окна в ожидании красавица-хозяйка. Маша тряхнула головой: осталось только болото и где-то там, в глуши, старая избушка.

© Тень Цитадели. Oct 02 2009

"Я хотел бы пройти сто дорог".
Зарисовка

Я давно их прошел, если бы дело было в количестве.

Недавно приезжал с культурной экскурсией в город Суздаль, вышел из комфортабельного автобуса, прошелся по монастырю, по кремлю – не зацепило. Легенды, вериги, манекены – не смог разглядеть, где там бьется жизнь. Не проникся, не почувствовал. Память и то еле-еле дышит.
А вышли за стены, в поле, и потянуло в простор. На природу. К настоящему. И кремль снаружи поживее смотрится. Жаль, что нет рюкзака, жаль, что нет рядом друзей. Потянуло до боли и отпустило. Не время сейчас, позже.

Автобус уезжал все дальше, и я – вместе с ним. По его маршруту. Трава на моей дороге осталась непримятой. Не гнется она от желаний, не колышется. Кратко было путешествие души. Без последствий для тела. Кратко, но запомнилось.
На обратном пути заснул, и привиделась зарастающая дорожка с небольшими изменениями в пейзаже: поле, а на месте кремля могила стоит, стенами крепкими огороженная. Моя могила. И память облачком куцым над ней слезы льет, тает.

Я не боюсь снов. Я не верю снам, и я вернусь к тебе поле, я приду.
Я хотел бы пройти сто дорог, а потом еще раз. И дело здесь совсем не в количестве.

© Тень Цитадели. Jul 04 2009

Лето.
на основе миниатюр Гладиаторского Боя N 2

Недетское.

Ветер бил в стену с такой силой, что казалось, дерево прогибается, как воздушный шар под ладонью. Еще чуть-чуть надавить – лопнет, и окажешься со стихией один на один. Как будто огромный великан снаружи ревет: "Пусти-и-и. Пусти-и-и" и налегает на бревна.

Снег танцевал третий день. Не падал – стоял закручивающимися спиралями, уходящими в белое небо, на растущих каждый час сугробах. Порывы, сотрясающие дом, не производили впечатления на эти искрящиеся ураганчики. "Прикольное лето", – очередной раз подумал Мишка.

Электричество исчезло. По радио на батарейках передавали про жаркое лето без осадков, аномалия игнорировалась. Мишка поежился – веселые щупальца мороза пощекотали тело под свитером. Родители еще спали, и, открыв печь, мальчик подбросил полено. Дрова заканчивались. По радио хрипатый голос пел: "В холода, в холода... нас другие зовут города..."

Резко упала температура в доме, и перед дверью на улицу воздух начал уплотняться, теряя прозрачность и уступая место чему-то другому:
– Здравствуй, Мишенька, ты звал – я пришла. – Серая фигура сделала шаг. Ужас сковал движения наравне с пахнувшим морозом.
– Ну, что же ты не встречаешь? Забыл, как позавчера грустил, вспоминал меня, дескать, без любимой бабушки на даче и тепло – не тепло, и солнца мало, а потом заклинания составлял с затаенной надеждой. Угадал ты один раз. Все тепло забрать пришлось, чтобы вырваться внука повидать.

Фигура приблизилась. Мишка выставил перед собой бело-голубую от инея руку, ноги не слушались:
– Я не так хотел!
– А можно только так, когда живым становится мало солнца и нужны мертвые. Только так!
Фигура придвинулась вплотную. В глазах потемнело, а в голове затухало эхо: "В холода, в холода... нас Другие зовут...". И он закричал, желая проснуться.

© Тень Цитадели. Jul 10 2009

Магия.

– Смотри, бабушка, – Мишка поднял вверх темно-коричневую с тыльной стороны и слегка бледнеющую к запястью руку. – Магия лета, – важно пояснил Мишка.
Лето только начиналось, а мальчик получил над всеми сверстниками преимущество, съездив с родителями на курорт, и очень этим гордился.
– Да, Мишенька – магия. Летняя морская магия, только не стойкая, пройдет месяца два, и она исчезнет без следа, если не сделать ничего. – Детская улыбка поползла с лица вниз, и бабушка спохватилась.
– Но мы ее укрепим. Поможешь мне?
– Конечно, бабушка! А как?
– Странно тебе будет на первый взгляд: грядки полить иногда, прополоть чего. Сама точно пока не знаю: "Как?", но соображу. С таким помощником, как ты, магию, да, не укрепить.

Она была красива, составленная, как из конструктора, из плотно прилегающих друг к другу крохотных шариков. Она лежала на ладони и была восхитительного цвета, который назывался ее именем: "малиновый". При первом же взгляде на ягоду возникало желание ее съесть, но тогда момент красоты и предчувствия сладкого чуда пройдет.
Сегодня Миша уезжал в город. Так и не решив съесть ягоду, мальчик вернулся к бабушке, готовящей обед:
– Возьми, смотри, какая большая, – он положил малину на стол. – Я тут подумал, что настоящая магия лета в этой маленькой ягоде. Она тоже под солнцем выросла.
– Точно. И загар теперь твой долго не слезет, и ягоды поспели, и огурцы через пару недель снимать можно. Во всем здесь магия. А что помогли мы немного, подсобили, так за то и благодарно лето. Вот какие чудеса дарит.

Внук уехал. Бабушка села на крыльцо и, раскрыв ладонь, посмотрела на творение лета:
– Малина, действительно, уродилась, – подумала она и бросила ягоду в рот. – Славно потрудились – хороший урожай будет, а Миша еще поймет, что магия становится настоящей только тогда, когда человек с солнцем и землей-матушкой в одной упряжке трудится.

© Тень Цитадели. Jul 20 2009

Наследство.

"Я войду в твои сны, как забытая быль,
Звуком тонкой струны, звуком древних имен.
Что еще я оставить смогу?.."
Лариса Бочарова.

Ты спишь, укрытая шкурой убитого мною саблезубого хищника. Тень и свет от разведенного костра мечутся по твоему лицу. Мне надо решиться.

Я вошел в вашу страну вечной охоты на правах сильнейшего, когда племя гнало к яме огромное существо с длиннющим мягким наростом на морде и двумя белыми изогнутыми рогами около рта. Когда крадущаяся сзади зубастая тень упруго взвилась в воздух, нацеливаясь в спину одного из загонщиков, а я вмешался двумя выстрелами. Люди племени оборачивались и смотрели на стоящего самца в тонком обтягивающем тело костюме, окруженного мерцающим ореолом силового поля. Ты тоже смотрела. Повинуясь импульсу, я сделал еще один выстрел, вслед убегающему великану. Падающему. Убитому. Из-за меня не стоит голодать. Но племя поняло иначе и опустилось в снег.

Прислонив руку к груди, я назвался "Табу". Подошел к тебе, присел рядом и коснулся плеча:
– А как зовут тебя?
– Ву-у-и.
– Я дарю это тебе,– указал на убитого первым хищника. И громче: – А огромного зверя всему племени, – в ответ раздались радостные возгласы и удовлетворенное ворчание. Лингвистический пси-модуль работал на отлично. Люди вставали – пора забирать добычу и возвращаться в убежище.

Мы бродим среди звезд посланцами собственной воли в поисках второй половины. Мы ищем предназначенное нам вселенной, интуитивно прокладывая курс для крошечных кораблей. Мы находим... и остаемся!

Я обучу наших детей. Это будет прорыв в развитии. А еще надо изменить суровые условия жизни – подправить угол наклона оси планеты, чтобы холод начал отступать. Для этого корабль должен отдать весь запас энергии, и мы окажемся привязанными к тверди.

Пусть. Расчеты произведены, мозг корабля ждет команды. Нашим потомкам будет тепло в лучах светила, так же как и нам, когда мы вместе, Ву-у-и.

© Тень Цитадели. Jul 24 2009

Лесная тропка.
Миниатюра

"Дороги трудны, но хуже без дорог..."

Тропка бежит по лесу, вьется причудливой лентой, то исчезая за деревьями, то появляясь вновь. Толстые удавы корней то и дело переползают через нее в разные стороны в поисках пищи. Гипнотизирующие, готовые поглотить тебя, если ты споткнешься, упадешь, остановишься.

Перешагнуть, перешагнуть, еще перешагнуть. Как просто сбиться, отвлечься или подбежать к краснеющим невдалеке ягодам, задержать взгляд на сверкнувшей капле росы и... не вернуться. Только бы не заметаться тогда, только не запаниковать. Только бы... но поздно. Горе сошедшим с лесной тропы, горе утратившим разум. Ревнива она и мстительна – может быть. Лес – дом ее, спрячется – не отыщешь.

Только покажется – вот я, дескать – подбежишь... Ан, нет, мнится. Посмотришь очень внимательно – да вот же! Обогнешь дерево – снова пусто. И не леший водит, не ведьма ворожит – сказки. Тропа обиженная от встречи уклоняется, за неверность наказывает. Вдосталь по дебрям тени – живые еще и нет – бродят, слепо тычутся, тропку свою потерянную кличут. Но не отзывается она, не слышит.

Много нас тропками лесными ходящих, а тех – еще больше. И когда лукошко в руке, и когда на спине рюкзак, а пот заливает глаза, пусть под ноги кидаются корни – не отвлекайся на них, не верь миражам влекущим и призракам лесным, в глушь манящим. Помни о цели далекой, не сходи с дороги своей единственной. Верен будь тропинке, лишь она сквозь чащу выведет, пропасть не даст.

© Тень Цитадели. May 29 2009

Дарующий жизнь.
на основе миниатюры "Дарующий жизнь"

– Яков, иди обедать!
– Иду, мама.
Мальчишка проносится стрелой мимо кустов к дому. Вчера вечером был приготовлен яркий, разноцветно пахнущий и очень кислый компот. Самый любимый. Вот он стоит в кувшине. Во рту у Якова появляется привкус. Он не может дождаться, пока кончится обед
– А можно я сначала выпью глоточек, мамочка?
– Конечно, родной.
Красная жидкость льется в кружку, сворачиваясь в воронку, которая притягивает Якова. Он зачарованно подносит губы к краю и медленно запрокидывает голову. Ах, какой вкусный, сладкий компот сделала мама! Почему сладкий? Я люблю кислый. Или это не компот? Не-е-ет.

Яков проснулся от собственного вопля. Провел по лицу огрубевшей от работы с землей ладонью. Сон. Только сон. Он – живой. И он хочет пить, а значит, пора подниматься и двигаться, двигаться дальше. Следующим утром можно и не проснуться. Человек тяжело поднялся с травы и посмотрел вперед – в лицо своему смертельному союзнику, выползающему из-за горизонта. Светило пока не грело.

Обернувшись назад, Яков спокойно посмотрел на сидящие или лежащие хаотически разбросанные вдоль дороги фигуры. Мало, как же пока их мало, а силы уже на исходе. Пусть волхв говорил, что жадность до добра не доводит. Зато терпение – добродетель! Яков усмехнулся. Вчера они не встретили ни одного человека. Молва надежно отгораживала от остальных живущих. Пусть прячутся, ему нет до них дела. Он идет навстречу солнцу. За спиной раздалось тихое шуршание, скрипы. Фигуры вставали и молча шли вслед за своей судьбой.

Солнце стоит в зените и жарит неимоверно. Хочется найти тень, лечь, зарыться в твои прохладные волосы... Отдохнуть. Наташа. Поцеловать тебя в сладкие губы. Хотя бы чуть-чуть утолить жажду любви. Мою жажду. Смеркалось.
– Дети, вы не знаете, где мама?
– Пошла в лес с лукошком рано утром.
Он поднял деревню и повел людей в лес. Широкой цепью, аукая и клича потеряшку. Ее нашли совсем недалеко бледную, как статую. С гримасой блаженства на окаменевшем навеки лице. Яков тогда сам воткнул осину в любимую грудь, не понимая, за что ему это? За что? И снова никого не нашли.

Когда дети уснули, он плакал, слезы текли медленно, как и мысли. Вода не желала покидать коренастое тело. Вода. Предел мечтаний. Ноги подогнулись. Падение. Не поддаваясь слабости, Яков поднялся. Господи, как же жарко. Голова опускается, не стоит и поднимать. В поле зрения пришли щеголеватые сапоги. Сильвестр. Вышел навстречу, через поле тащился.
– Может быть, глотнешь? У меня запасник тут был, – рядом с сапогами появляется фляга, холодная даже на вид.
Яков молча огибает препятствие. Нужно идти дальше. Впереди ждет Большой город, а до него еще пара сел. Нужно идти. Сильвестр пропускает тянущуюся колонну и становится в хвост.

– Яко-о-ов!
– Что орешь-то?
– Сегодня старый волхв будет сказывать...
Небольшой костер горел ровно. Вокруг огня сидели дети и высохший от времени старик. Рядом лежала длинная палка, используемая как посох. Волхв ходил по округе и рассказывал сказки. Дети любили его и перешептывались, что на самом деле, он защищает деревни от нечисти, бед и болезней, А взрослые посмеивались над детскими фантазиями.

Волхв начал с любимого, как он утверждал, заклинания:
– Нет силы, кроме моего желания. Нет против меня оружия, кроме меня самого. Сегодня я расскажу вам быль о вампирах. Давно это было и смыто из памяти, как получилось, что пришла болезнь к людям мертвым. И встали тела их, неотличимые днем от людей, и стали пить кровь живых ночью. Боролись люди с ними, уничтожая найденных и пойманных во время их преступлений, носили колья с собой и пользовались ими, но только ширилась эпидемия. Судное время ребята. Не знал никто – жив твой сосед иль мертв. Люб тебе – человек или нежить. И пришло время, когда мертвые стали нападать днем, – старик замолчал и задумался.

– И что случилось? – не выдержал кто-то.
Волхв вышел из забытья и вдруг закончил:
– Когда возникает опасность – появляется и герой, не правда ли? Так и произошло, возник Ярый и своим мощным оружием уничтожил заболевших мертвых. И называли то оружие – "дорога солнца". Все, ребята, бегите, пора спать.
Разочарованные таким быстрым окончанием дети потянулись по домам. Когда все ушли, Яков подобрался ближе.
– Расскажите, пожалуйста, как было на самом деле...
На следующий день волхв умер, а через два года хоронили мать. Отец стоял бледный, сыну попрощаться не дал. Тело ее было завернуто в ткани, и только предательски торчал выступ напротив сердца.

Яков вздрогнул. Видения все прочнее завладевали сознанием. Он переставал отличать бывшее в прошлом от происходящего сегодня, сейчас. Девушка у околицы. Глаза полные слез... Мужчина в поле, составив ладонь козырьком, провожает взглядом... Салютующий солдат, идущий на встречу... Общая картина распадалась. Оставалась только цель – ждет Большой город, а до него еще пара сел. Сегодня он не погибнет. И завтра протянет тоже. Яков собирал попутчиков, ему оставалось совсем немного. Они придут. Колонна станет гораздо больше.

Никто не встанет супротив. Не будет другой борьбы, кроме борьбы воли человека и жажды человека. У этой борьбы будет достаточно проигравших, но еще больше победителей. Тракт вымирает. На всякий случай. Впереди встают стены Большого города. Тень Якова от почти севшего солнца медленно ползет к воротам, но все же быстрее, чем он идет. Из ворот начинают выходить тела. Какие-то в золоте, какие-то в тряпье. Тлен. Неживые. Падение.

Пришлым перестали доверять. Их не приглашали в дом, а гнали мужики, собираясь вместе. Держаться друг за друга – все, что им оставалось. Смерти продолжались, подозрительность росла.
Детвора визжала: "Сильвестр, Сильвестр приехал". Сильвестр был свой, торговец, сын торговца, ездивший по селам и продававший диковинные заморские побрякушки да игрушки. Знакомый всем с отрочества. Два раза в год останавливался он у села и устраивал свои представления и продажи.

"Папа, дай копеечку, мы только сбегаем, посмотрим и сразу назад!" – попросил младший Семен, а Анюта стояла у него за спиной и смотрела своими большими глазами. Яков не выдержал, отпустил. Да вся деревня отпустила. А не вернулись только Семен и Аня.
Он не пошел искать – не смог бы сделать, что должен. Плач умер вместе с его семенем. Яков вошел в дом и долго сидел на лавочке, смотрел на ужин, стоящий на столе, потом переоделся, перекрестился и двинулся прочь. Дорога ждала путника. Только его. Дорога Солнца.

Пальцы скребли по земле. Нужно встать. Люди ждут, что он встанет. Он должен подняться и идти. Яков перевернулся на спину. Смеркалось. Забытье наваливалось волнами, сбивая мысль, ослабляя тело.

Волхв говорил тихо, глядя в огонь.
– Люди пьют воду, нелюди пьют кровь. Это то, что нас связывает, кроме тела – мы пьем. Ярый обрек себя на жажду. Жажда – основная движущая сила неживых. И он добровольно обрел сходство – стал, как они. Закон гласит: если человек добровольно откажется от воды, то примут его неживые за бога своего. И потянутся они к нему, как ростки к солнцу. И коли умрет человек, так и не испив воды, то сгинут и идущие за ним неживые. А коли выпьет, то и пенять ему на себя. Но мало времени у решившегося, короток срок его, должно идти ему навстречу с мертвыми, ибо если сиднем сидеть, то немногие тела успеют до него добраться.
– А почему – дорога солнца?
– Ну, как же? От солнышка нашего пить-то больше хочется. И неживые сгорают на решившемся, как на солнышке. Но более всего потому, что тратил себя Ярый, сгорая для того, чтоб остальные жили и жили невозбранно. Силен был Ярый. Более ста лет прошло, а случаев кровопийства не было. Силен. Иди мальчик, и мне спать пора, иди.

"Я иду, волхв!" – Яков напрягся, – "Нет силы, кроме моего желания. Нет против меня оружия, кроме меня самого. Я встаю, волхв! Я иду!"

© Тень Цитадели. May 26 2009

Великим Начинаниям – Удача и Великие Свершения!
Долгим Походам и Странствиям – Счастливый Исход!
Уставшим Путникам – Яркий Свет и Добрый Огонь!