Февраль-март 2022 года нашей эры, III тысячелетие: Пополнения в Триумфальном Зале : Указы (N β-55 "О закрытии β-Цитадели и роспуске Ордена").      β-Цитадель ЗАКРЫТА ! Орден РАСПУЩЕН !
 
Главная Башня   
Триумфальный Зал   
Геральдический Зал   
Тронный Зал   
Библиотека   
Хранилище Преданий   •   
Созвездие Баллад   •   
Хранилище Манускриптов   •   
Хранилище Свитков   •   
Книга Заговоров   •   
Игры творцов   •   
Легенда   •   
Магия Пера   •   
 
Турнирный Зал   
Гобелены   
Трапезный Зал   
Артефактная   
Зал Мелодий   
Мастерские   
Кельи   
Кулуары   
Каминный Зал   
Гостевой Зал   
Альфа-Цитадель   
Личный Замок Магистра
Личный Замок Тайного Советника, Хозяйки Цитадели, Smoky - Прибрежные Валуны, с 2000 г
Волшебная Частица Цитадели Ордена рыцарей ВнеЗемелья. Хранится в Тронном Зале. Дается в руки всем желающим. Обращаться бережно!
 
Дипломатия Ордена

Музей раритетных сайтов
 
Гид Цитадели


 
Библиотека   Хранилище Преданий   Тень Цитадели, Личный Помощник ТС   Кавалер Ордена "За Мастерство" в номинации "Проза", Топазовая III ст

Дороги.
на основе миниатюр Хоровода N 4

На обочине.

Сидя на лавочке между корпусами больницы довольно легко почувствовать себя выпавшим с дороги на обочину.

Вот голубь пьет, запрокинув голову, из обрезка трубы, выступающего из стены. Нет, не голубь – голубица. Голубь прилетел только что – хвост веером, "курлы-курлы, давай я тебя клюну, полетели со мной". "Я не готова", – отвечает голубица и хлопает крыльями, пересекая автомобильную дорогу. Он с сомнением смотрит ей вслед и... И жадно приникает к обрезку трубы.
Весна.

Нечто похожее на помесь синицы и воробья скачет около ног, кося взглядом и фиксируя каждое мое движение, склевывая, склевывая что-то невидимое. Ближе, ближе, хвать – отскочил, хвать – отскочил Крылья воробья и цвет воробья, а спина синицы. Приходим к выводу, что это все-таки синица, только неизвестная нам. Незнакомка, подпрыгнув, делает кульбит – какой-то мошке не повезло. До сих пор я никогда не видел, как птица ловит мошек. Когда постоянно бежишь – видеть затруднительно.

Пара резких движений, и ставшее пищей – проглочено. А рядом уже прыгает самая настоящая синица. Три прыжка, и они вдвоем уносятся так же резко, как и клевали корм. Я оборачиваюсь, чтобы увидеть, но поздно. Следы в воздухе тают быстрее, чем я могу заметить. Однако за спиной на траве сидит воробей и прямо на глазах хватает клювом за стебель одуванчика, переламывая его пополам. Одуванчик валится, как подрубленный великан, а воробей-дровосек выныривает из-под цветка и, чирикнув, срывается на ближайшее дерево. Птицам дороги не нужны.

Я – не натуралист. Ты – не птица. Но весна – время свободы, когда поворачиваешь с удобной дороги в поле, чтобы упасть в траву или дойти до леса. Когда больше чем когда-либо есть шанс вернуться к настоящему. Время полей, время неба.

А, может быть, бездорожье весной – это и есть дорога, которую мы выбираем?!

© Тень Цитадели. May 12 2009


Дарующий жизнь.

Солнце стоит в зените и жарит неимоверно. Хочется найти тень и отдохнуть, но нужно двигаться, идти дальше. Голова болтается. В поле зрения попадают щеголеватые сапоги – Сильвестр. Его я подобрал вчера, посреди поля, он вышел наперерез. "Может, глотнешь? У меня запасник тут был". Рядом с сапогами появляется фляга холодная даже на вид. Я молча огибаю препятствие. Нет силы кроме моего желания. Нет против меня оружия, кроме меня самого.

Около пятидесяти фигур оборванного вида делают вслед первый шаг. Сегодня я не умру. И надеюсь, что завтра тоже. Я собираю попутчиков, и до города остается совсем немного. Они придут. Колонна станет гораздо больше...

Девушка у околицы. Глаза полные слез... Мужчина в поле, составив ладонь козырьком, провожает нас взглядом... Салютующий солдат, проходящий мимо... Общая картина размывается, разбивается на островки.

Никто не встанет супротив. Не будет другой борьбы, кроме битвы воли человека и жажды человека. Достаточно будет проигравших, но еще больше победителей. Тракт впереди вымирает, на всякий случай, а впереди встают стены Большого города. Моя тень от почти севшего солнца медленно ползет к воротам, но все же быстрее меня. Из ворот начинают выходить они. Кто-то в золоте, кто-то нет. Тлен. Не живые. Я падаю.

Традиционные средства останавливали их по одному, но было настоящее оружие. Люди пьют воду, нелюди пьют кровь. Это у нас общее – мы пьем. И когда я умру от жажды, идущие за мной умрут тоже. Растворятся. Они стремятся ко мне, как мотыльки, защищенные мной от солнца. Они идут со всех концов света, чтобы встать в хвост. Власть Пути сильнее любого существа. Власть моей жажды.

Стемнело. Сейчас, сейчас я встану...

© Тень Цитадели. May 18 2009


Взлет.

Григорий последним прошел на посадку. Он не любил самолеты, но фирма попала в нелегкое положение, и чтобы гарантировано подписать контракт, приходилось лететь лично. С обращенным внутрь взглядом мужчина протиснулся к креслу около иллюминатора, наглухо задвинул шторку, пристегнулся и закрыл глаза в ожидании ужаса.

Видимо, Григорий был такой не один, потому что сзади кто-то пошутил: "Не волнуйтесь, вчера упал Москва – Сочи, значит, мы должны долететь". Обессиливающая волна прошла по телу. Замигало табло: "Пристегните ремни", и страх тонкими ручейками начал проникать в разум человека.

Она не представляла жизнь без полета. Четкими, отточенными движениями бросать тело ввысь и, распластавши крылья, парить, наслаждаясь. Она любила это ощущение, когда тело, срываясь в пике, взрезает воздух, и он расступается под напором клюва. Сегодня высота манила к себе особенно – выше, выше...

Самолет выруливал на взлетную полосу. Григорий тонул в своем воображении: вот взрывается правый мотор, грозовой фронт, отказ автопилота, потеря управления, пике... Кошмар обволакивал со всех сторон.

Она давно желала остановить крылья, которые механически несли тело к туче. Птица с недоумением закричала. Рвануться сил не было, только крылья вверх-вниз, вверх-вниз. Паутина чужого липкого страха держала крепко и безудержно тащила вперед. Туда, где скоро будет правый мотор.

– Простите, Вы часто летаете?
Григорий вздрогнул от прикосновения и посмотрел на соседку. В смешливые, но слегка напуганные карие глаза. Кошмар растворялся, коснувшись зарождающегося внутри чувства. Гоша и самолет шли на взлет, а где-то вдали радостно кричала парящая птица.

Они всегда рядом – перекрестки страха, перекрестки любви.

© Тень Цитадели. May 25 2009


Грезы эпохи.

Обхаживание инвесторов подходило к концу. Кофе с коньяком был выпит, закончилось дефиле сотрудниц с высоким бюстом, одетых в мини-юбки, и пора было приступать к презентации проекта нового микрорайона. Эффектным жестом шеф сдернул покрывало с макета, и взглядам присутствовавших открылся живописный зеленый уголок. На двух холмах стояли березовая и сосновые рощи. Между ними протекала речка, впадающая в небольшое озеро.

– Вот, что мы имеем! – провозгласил шеф. – Дикая природа, вакханалия неупорядоченности, травмоопасные склоны, повышенные риски, связанные с водой, илистое негигиеничное дно и вероятность сползания пород к руслу.
Шеф сделал театральную паузу.

– Но! Мы выкупили этот участок и рады предложить вам участие в грандиозном, конечно, в первую очередь, по прибыли, а, во-вторую – по значению – проекте.
Шеф сдернул покрывало с макета на соседнем столе.

– Вот он – микрорайон "Грезы эпохи". Реку убираем в трубу. Озеро осушаем. Деревья выкорчевываем. Холмы равняем. Здесь, на месте соснового бора, лицом квартала станут высокие монолитно-кирпичные башни. Здесь, на месте березовой рощи, поставим квартал "Березняк" из домов не столько высоких, сколько многоподъездных. В обоих кварталах предусмотрена вся необходимая инфраструктура: больницы, школы, детские сады, магазины. А жемчужиной проекта будет построенный на месте озера развлекательно-спортивный центр с бассейнами – "Ключи природы", к которому, деля кварталы пополам, проляжет широкий проспект, соединяющий микрорайон с центром города.

Шеф смущенно пожал плечами.
– Вот как назвать проспект, предложений пока нет.
Один из инвесторов улыбнулся.
– Назовите "Лесная тропка" – стильно и в духе времени.

© Тень Цитадели. May 27 2009


Zero.

"Дорога... начинается с одного шага"

Дом за спиной излучал множество огней и звуков. Джон стоял на пороге, курил и смотрел на вечерний проспект, преображенный ночью в красочное шоу. К обочине подкатила яркая машина с открытым верхом. Хозяин выскочил и взлетел по ступенькам. А машина осталась, манила к себе округлыми хищными формами, звала: "Садись. Я сама скорость. Выжми газ, и мы рванем по дорогам навстречу неизвестности". Джон затянулся в последний раз и выбросил сигарету. Он уже не подросток. Такая неизвестность закончится через час, от силы – полтора. Либо брошенной машиной и неудовлетворенностью, либо, если идти до конца, то наручниками и болящими суставами. Определенно, неизвестностью здесь и не пахло.

Карманы пиджака оттягивали двести пятьдесят тысяч – приятный груз при заработках в полторы-две. Пора было домой, но мандраж не отпускал. Когда он в девятый раз ставил "черную", удивление крупье можно было почувствовать. Тот был хоть и профессионал, но – новенький и еще не знал Джона. И его счастливые числа. Девятка. Сегодня была девятка.

Каждую субботу Джон приходил в казино и приносил пятьдесят долларов. Каждый раз он ставил, как придется, и если выигрывал – продолжал играть до утра. Неизвестность притягивала его с детства, не страшила, а тянула к себе до приятной дрожи. Когда он выигрывал крупные суммы, тогда мог пощекотать себе нервы дольше. Он желал выиграть не деньги, а несколько минут. Выиграть несколько минут чистой неизвестности после ставки.

Сегодня сумма была слишком большой, чтобы ее можно было игнорировать. Слишком. Надо ехать домой. Теперь можно решить все накопившиеся бытовые проблемы и... и набрать новые. Джон еще раз посмотрел на проспект, вдохнул, развернулся и твердо шагнул в услужливо разъехавшиеся двери. У него было двести пятьдесят тысяч.

© Тень Цитадели. Jun 02 2009


Один на один.

Для моих товарищей это был уже третий совместный поход. Для меня – первый. Накануне в туристическом магазине я забрал рюкзак, бодро свернутый продавцом в верхний клапан, и, потрясенный удобством предложенной сумочки, радостно поехал домой. Сбор был, конечно, ночью. Три пары обуви, куча одежды на смену. Утром, кое-как застегнувшись, попрощался с родителями – меня проводили как на фронт – полубегом рванул на конкретный поезд, чтобы ехать вместе с остальными.

Сбросив с себя в полупустом вагоне ношу, услышал первый вопрос:
– А где клапан потерял?
Недоверчиво осмотрев рюкзак и успокоившись, я заверил собравшихся, что ничего не терял.
– Тогда где он? – уточнил ведущий.
– Кто?
– Клапан?
– Какой клапан?

Половина товарищей уже откровенно смеялась. Другие все еще пытались прояснить вопрос. Им удалось. Оказывается, клапан – та удобная сумочка, в которую упаковали рюкзак. Тут "легла" вторая половина.
– Ну, ты даешь! – выдохнул ведущий. – Ладно, пойдем перекладываться.
Выяснилось, что мне нужно еще нести уйму провизии. Я все сложил. Сверху. Рюкзак стал тяжелый.

Что я помню из того похода? Дорогу помню гребнями. Вверх-вниз. Помню, как спустившись в нижнюю точку, я поднял голову и сквозь затекающий в глаза пот увидел головы идущих предпоследними девушек. Они исчезали за очередным гребнем, будто тонули в солнечном мареве. Помню дорогу от обессиливания до отчаяния и рывок от отчаяния до прострации. И график: час идем, десять минут отдыхаем. И свое падение на очередной остановке, когда я возился с лямками, пытаясь отстегнуться, прозвучало: "Вперед, надевайте рюкзаки, десять минут уже прошли".
Больше не помню ничего. Такое вот путе – шествие.

Со временем, многое изменилось, но не бойтесь: как бы медленно Вы не шли, Вы не останетесь с дорогой один на один. Я – замыкающий. Я – последний.

© Тень Цитадели. Jun 04 2009


Сквозь призму.
Миниатюра, навеянная миниатюрами Нэнси

Страна фанателых, где висит надпись: "Выхода нет", а Незваные звезды затекают через неосторожно приоткрытую форточку с единственной целью: забрать Его в место, где потом не найти. И пламенеющему зверю в холодном доме снова не хватает горячего свинца, и мрачно надвигаются чужие сны из разбитой крылом бутылки...

А Он все спит в этой недосягаемой и не видимой им Тьме, которую по ошибке назвали Весной, хотя именно в этот период твое сердце заходится в танце Искренности. И ты берешь ладонью с выжженными Искрами новыми дорожками Ключ. Сейчас Ты рванешься за Порог огненным языком, навстречу злой воде с неба...

И образовавшийся сквозняк затреплет, пытаясь унести надпись на полу: "Я вернусь!.."

© Тень Цитадели. Apr 20 2009


Первое не–...
Миниатюра

К Ристалищу N 11 на тему "Рыцарь в жизни Дамы".
Написано от первого до третьего лица – женского.

Он ей сразу понравился. Чем-то неуловимым. Может быть, своим здоровым видом. "Вам очень идет цвет лица", – приветливо сказала она, а, может, быть и не сказала, но подумала. Теперь это уже не важно. Тем более что не всегда важно уметь говорить.

Он гармонично вошел в ее жизнь. И Она полюбила. Ах, эти Его мягкие прикосновения, его желание выполнить ее причуды, его умение насмешить – все вызывало большее, чем симпатию. Он никогда ничего не требовал для себя. И далеко не отходил, будто боялся ее потерять. Он сопровождал ее и в самых умных, и в самых бессмысленных начинаниях. Про себя она могла бы назвать Его верным Рыцарем, но пока не торопилась.
Однажды, когда пришло время учиться ходить, она попыталась встать и оперлась на Его выставленную лапу.

***

Просматривая свое детское видео, я сознаю, что понимание и восприятие мужчины начало закладываться именно тогда, когда я еще не умела говорить и ходить. Тогда, когда в первый раз доверчиво попробовала опереться на кажущуюся надежным опору. И с тех пор я уверенна: Рыцарь должен быть со мной мягким и нежным, но он не может быть плюшевым!

© Тень Цитадели. Apr 17 2009


Музы-паззл.
II место в Ристалище N 10

Достаточно охудожествленная инсталяция одной отдельно взятой жизни.

Ремарка.
Вдохновение не приходит украдкой, не крадется в ночи, не падает, как топор. Оно надвигается, как волна, накатывая и накрывая с головой. Не имеет значение, был ли ты готов плавать – ты плывешь. Либо, используя доставшую тебя силу, ты летишь на гребне, либо, подчиняясь ее мощи, тебя волочет как щепку. Вне зависимости от вашего рода деятельности и наклонностей Вы неоднократно были в этом неудобном положении, в положении – щепки вдохновения...

Снег таял стремительно, превращаясь в воду буквально на глазах. Деревья швырялись с веток мокрыми комьями по плечам и шапкам. Шлеп-шлеп. Как-кап. Я давно не катал снег в шары, тем более в такие большие. Говорят, что, несмотря на размер, из окон квартир их не видно. Белое на белом – сливается. Поэтому взгляду предстает смешная картина: человек приседает на корточки, расставляет руки, покачивается, потом опускает руки вниз и пытается приподняться. Иногда это не получается. Временами человек падает на колени или зависает в воздухе в полускрюченном состоянии. Все это в некоей целенаправленной борьбе.

Что складывается в результате? Три шарика помещенных один на другой, пара длинных веточек, торчащих из второго, ледянка на третьем и несколько вдавленных мелких веточек. Получается снеговик в кепке. Сколько в нем от вдохновения, а сколько от техники? Не знаю. Но если бы тебя не было – снеговика бы не было тоже. Сколько ему отпущено – час, два, больше? Не важно. Важно, что он есть. Важно, что он был, и ты будешь его помнить. Ты – моя дочь! Вдохновительница, Муза, Богиня снеговиков.

На полях.
Музы. Кто только не примеривал это платье. Герцогини и простолюдинки, королевы и рабыни. Какие творения получались, если встречались мастер и муза, достойные друг друга. Какие творения не получались в обратном случае. Музы – мучительные узы для не оправдавших доверие. Музы-ка сфер для оправдавших...

Первое мое цельное воспоминание относится, ориентировочно, к третьему с половиной году. Папа провожает в коридоре какого-то дядю, а я, пользуясь отсутствием контроля или просто потеряв его, увлеченно вывожу на обоях закорючку. Это воспоминание, как пятнышко на пустом белесом листе сказочного времени детства. Сказочного, а потому недоступного. Следующее, относится уже к шестилетнему возрасту и походам в музыкальную школу. Этот лист уже весь в цветных островках. Учитель сольфеджио, концерты в детских садах, первый оставшийся на всю жизнь шрам, полученный на дороге от музшколы к дому. Далее будет все менее цветасто, но все еще живо.

Последние страницы – уже систематизированные механические записи, убористым почерком. Ушло что-то, что-то важное из воспоминаний. Не из жизни, потому что времена студенчества, я еще помню, были достаточно яркими. А воспоминания остались строгие: да так и было. Но не так. И только обращаясь туда, на самые первые страницы, понимаешь разницу. Мы ходим по улицам и светимся детством изнутри постоянно. Остальное – только временно. Когда я вспоминаю что-нибудь из детства, становится не по себе, и хочется изменить... нет, не жизнь, но хоть что-то! И я беру в руки авторучку. Она абсолютно беспощадна, Мнема – моя Муза Памяти.

На полях.
Исследователи пишут, что история муз спускается к подземному миру, а не поднимается в небеса, как могло бы казаться. Но потомство муз служит им напоминанием о корнях. Все мы, начиная снизу и стремясь вверх, к свету, стараемся сделать вид, что внизу ничего не было. И так приятно вдохновенно покрутить пальцем в ладошке. А потом в очередной раз срезать когти и прокалывать курс крыльеукрепителя...

Да, было время: "Ты не отличал еще тогда От разрывов – горные обвалы". Время было, и в нем жила песня. Молоко не обсохло. Зелень еще вилась, но мурашки исправно бегали, когда "над тобою, как над близким, наклонялись горные хребты". Что главное в песне? Музыка или слова? Вечный спор в юности. Я не понимал, песню-музыку, а воспринимал только пеFсню слово. Музыку я был готов слушать отдельно. Но слушал только Его.

После смерти Высоцкого ходило множество историй, потом писали книги, но нигде не поминалась его связь с Аойдой. Их взаимоотношения остались не раскрытыми. Хотя совершенно ясно, что "первобытная", пробирающая смесь голоса, стиха и гитары не могла обойтись без первобытной Музы Песни. И не обошлась.
Память, опыт и песня – три первоназванные музы. И для пришествия каждой из них нужно иметь опыт, память и не растерять душу.

Из словарика: ложь – фантазия. Вдохновенная ложь – полет фантазии.

Отражение.
Что тебе нужно? Ты так и не рассказал, а ведь я много раз спрашивал. Давай еще раз. Чего бы ты хотел от жизни? Нет, погоди, не частИ. Спокойно, не суетись. Подумай. Определись один раз. Чего ты хочешь в перспективе? Денег? Власти? Любви? Счастья? Покоя? Приключений? Знаний? Что влечет тебя наиболее сильно? На что ты хочешь, чтобы ушла твоя жизнь? Устроим справедливый размен. Ты говоришь – я делаю. Я могу все. Верь. Могу все, что захочешь ты.
И мучительно выдавливаемый ответ: "Я не знаю". А изнутри кто-то шепчет, что виновата Муза Непостоянства.

Отрочество проходило под знаком астрономии. Вкопанная на даче труба для привинчивания телескопа, странные вытянутые образования в кратерах луны, искусственные спутники и, наконец, попытки расшифровать радиошумы. Это непонятное "пиканье" раздражало. Пришлось кооперироваться с соседом, у которого был "кассетник". Записи, перезаписи, замедление и ускорение, обратный ход.
Теперь, я думаю, что Урания посмеялась надо мной. И отвернулась. К шестнадцати годам страсть к звездам улетучилась, проявляясь только легким недомоганием в виде любви к фантастике. Урания, не передумаешь?

Эпитафия от музы.
Его не посещало вдохновение. Все от начала времен всегда подчинялось расчетам. Математика жизни отличалась от алгебры, потому что в ней присутствовала и химия, и физика – да много чего присутствовало. Присутствовало, но поддавалось прогнозу. Вход, обработка, выход, пограничные условия, предельные значения, смена состояния.
Вдохновение – магия, проясняющая мозг, засоренный чувствами. Чувство, поднимающее "гомо сапиенса" над остальными чувствами, чтобы человек мог сосредоточиться на цели. Он отказался от вдохновения за ненадобностью. Безэмоциональность, холодность мышления, пересчет вариантов – истинный путь разумного. Он отказался от чувств. Они от него – нет!
Они – победили! Он творил. И он – жив.

Если выбирать предметы, которые пользовались у меня популярностью в средней школе, то, несомненно, выделится История. Из-за нее в восьмом классе встал нелегкий выбор: идти в математический класс или в гуманитарный. И выбор был сделан. Но как бы то ни было, это тот предмет, где оценку я получал "автоматом", если такое было предусмотрено. Что в школе, что в институте. Сначала за сценарии к театрализованным сценам. Потом за развернутые доклады с тщательно "нарываемым" изюмом.

Прошла ли эта тяга? Кажется, еще не все потеряно. Клио, проиграв борьбу, продолжает одним глазом отслеживать мою судьбу, а вот Каллиопа, удовлетворившись победой, похоже, окончательно потеряла меня на четвертом курсе во время преферанса. А как она меня дрессировала – вспоминать страшно! Чего только стоят пятнадцать тетрадок со всеми задачами из "не тонкого" Демидовича! И заметьте – с решенными задачами и решенными летом.

"Ты помнишь, как все начиналось...", а потом начались пьянки-гулянки. В смысле одного преферанса хватило, чтобы перестать хватать звезды и доучиться по накатанной. Последним траурным маршем была резолюция после диплома: "рекомендуется к поступлению в аспирантуру". Спасибо – дураков нет. Мы расстались друзьями, зато навсегда.

На полях
Когда мы замыкаемся по углам или начинаем ходить одними проторенными тропами, когда бытовая серость закрашивает мир, а на весах цинизма жизнь перестает сходить с отметки "ноль", когда мы в тайне чего-то ждем, скрывая ото всех – ты появляешься, готовая милосердно спустить курок. Ты не обещаешь, что страдания кончатся, ты обещаешь новую жизнь, полную страданий. Мы можем пробовать сопротивляться, отбиваться, пытаться увернуться и даже уничтожить тебя. Мы многое можем, пока не щелкнет курок вдохновения...

Мне было десять, когда в каком-то фильме я услышал стихотворение, которое меня впечатлило. Оно начиналось со строчек: "между прошлым и будущим шла волна". Я никак не мог внутренне успокоиться и в результате остальное дописал сам. Дописал и сообразил, что можно что-нибудь и целиком написать. Не сложно. Так родился "Пушкин":
"Пушкин наш поэт – он гений.
Не подвластен никому.
Речью пламенной своею
Зажигал сердца людей он".

Какая мама не похвалит своего сына? И меня похвалили. В тайне я месяц маялся ещ с двумя Творениями, а, закончив, снова принес, чтобы оценили. Мама, на мой взгляд, отнеслась более прохладно, чем в первый. И тогда я сформулировал вопрос точнее: "Ты говоришь – хорошо. Так же хорошо, как и Пушкин?". Я не забуду эти глаза и разыгравшуюся пантомиму. Через минуту мама отреагировала: "Ну, ты даешь! Откуда это берется – сравнивать себя с Пушкиным?!".

А ведь у меня и мысли такой не было. Однако в итоге закрепилось следующее: первое стихотворение – самое лучшее, с ним ничего из последующего сравнить невозможно. Эврет посмеивалась, отворачиваясь, а я гордился. Я и сейчас горжусь, что в таком возрасте написал лучшее!

На полях.
Что может быть лучше, чем защита смехом? Что сильнее удара смеха? Что скроет твои истинные намерения лучше, чем смех? Лицемерие, Игра, Смех – Комедия...

Шут отгородился смехом ото всех. Шестнадцать лет. Подростковый цирк или призвание? Протест или элемент выживания? Скрытность или "легкий" взгляд на вещи? Это все из дня сегодняшнего. А тогда Талия правила бал. И правила его десять долгих лет. И сейчас мне иногда кажется – сниму серьезную маску, а там ржет конь. И просыпаюсь в поту оттого, что забыл ее надеть. Очень смешно. И очевидно, что Талия ошиблась. Во всяком случае, остается уповать только на чужие ошибки. Свои я сделал.

На полях.
Стерто.

Вы помните Айсидору Дункан? В смысле, знаете? Не лично, нет. Знаете про нее? Конечно, знаете. А я познакомился с ней совершенно случайно. И ведать не ведал. Закрываешь, видите ли, глаза и отпускаешь свое тело. Не в полет, прошу заметить. А просто – отпускаешь! Пусть ходит, прыгает, садится, ложится. Пусть. Когда есть музыка – движения упорядочиваются. Сами. И эти вроде бы хаотичные движения полупомешанного становятся экзотическим танцем. Хотя насколько экзотическим? Ровно настолько, насколько готово твое тело. Настолько, насколько ты готов отпустить контроль.

Контроль. Все под контролем. Как часто я это пропагандировал. Как тяжело мне было от этого отказаться. Получилось. Вы спросите, а при чем тут музы? Ну, как же?! Ведь Айсидору считали воплощением Терпсихоры. И на занятиях я нашел свою любовь. Теперь все древние музы без надобности. Когда есть своя, остальные служат на подхвате. Чур, не проводить параллелей с золотой рыбкой! Не на посылках, а на подхвате! И это не волшебство искажения терминов – это волшебство любви.

Из стертого с полей.
Муза. Как ею стать? Живым побуждением к творчеству. Самим своим существованием, теребя чужое пространство мыслечувств. Как ею остаться? Бездеятельностью, порождающей деятельность, направленную к выбранной мирозданием цели. Стоит ли овчинка выделки? Как стать? Как остаться? Не мучайтесь – нужно просто быть!

Полигимния и Мельпомена пока обходят меня стороной. Стоп! Не совсем так, если речь заходит об Эрато, я вспоминаю о части пантомимы Полигимнии – о молчании. А трагедии – есть признак зрелости, и они не уйдут.
Многие считают, что в нашей реальной жизни нет места подвигу, в смысле Музе. Я думаю так же. В нашей жизни для них места нет. У них своя жизнь. Но если постараться, то можно соединить две в одну. Однако тогда жизнь будет уже не Ваша, а – ваша. Это не вопрос терминов – это вопрос принадлежности. На дворе "рынок" все-таки.

© Тень Цитадели. Feb 18 2009


Рецензии к "Музам-паззл"

Лотадан : Совершенно отдельная история. На мой взгляд выпад выбивается из общего ряда, это шедевр, но .... юмора НЕТ, потому и не десятка.
Dalahan : Прошу меня простить. Опять я диссонирую с общественным мнением. Всем выше эта работа очень нравится. А мне не очень. Нет, ну, не так, чтобы совсем. Работа сильная, глубокая. Умная. Но... прошу простить ... нудноватая.
Nadya : Ещё одна очень интересная работа. Поучительно, интересно, познавательно. А юмор...
Тень : Юмора здесь конечно больше, чем в третьей работе, но меньше чем в первой, т.е. практически нет. Плюс нудновато. В точку Господин Критик! НЕ хватило как раз легкости, все достаточно тяжеловесно... Но есть попытка "углУбить".
Нэнси : Глубоко, но...
Smoky : Прошу прощения у автора, но я мы тут честно. Вы старались, я видела. Но все же вам не хватает до муЗственности порыва, полета, взлета, чего-то волшебно-привлекательного.
Amanita : Мнение судьи :
О, это чудное мгновенье –
Я рассыпаюсь на куски!
Куда девалось вдохновенье?
Его никак мне не найти.
Я паззлом озорным нарежу
Мой образ чистый, заводной.
Кто соберет меня – тот сможет
Терзать бумагу день-деньской.


Памятка.
Миниатюра

Обычно лето и осень мы переживаем спокойно, но приходит зима и начинается она – война. Но, как известно, погода может вносить существенные корректировки в планы захватчиков, и в этот раз время смещается на окончание осени. Это будет настоящая осенняя война.

Ожидаемые нападения все равно происходят неожиданно, исподволь. Сначала тайные агенты готовят почву для интервенции. Проникая внутрь, они совращают слабых духом и обращают их в свою веру. Затем мобильной силовой группировкой захватывается плацдарм, и начинается открытое вооруженное противостояние.

В такой момент, главное, не поддаться панике и не применить весь доступный арсенал. Некоторые горе-военачальники так и делают. Шарахнут по своим и чужим без разбора и ожидают результата – заслуженной победы. А результат один – развалины. У грамотных полководцев война превращается в позиционную, с минимальными разрушениями от собственных усилий. Производится блокада плацдарма. При отсутствии поставок, отрезанный от остального мира враг не выдерживает и сдается. Ворча и огрызаясь, он уходит, скорее всего, до следующей зимы или осени.

Другое дело, если Вы к войне не готовы. Вооруженные силы истощены экономическим кризисом. В провинциях регулярные восстания. Тогда осенняя война превращается в затяжную, изматывающую обе стороны кампанию. Регулярно в такой войне теряются сотни жизней.

Опасность близко! Помните: враг хитер и коварен, он прячется под масками, он лицемерит и постоянно совершенствуется. Его нападения вероломны и полем битвы он назначает нашу территорию. Вам не помогут союзники и друзья, только собственные готовые к отражению агрессии силы. Готовьтесь! Идет новая волна вирусной атаки! Грипп снова планирует Эпидемию!

© Тень Цитадели. Nov 04 2008


Эйфоризация.
Миниатюра

Как бывает? Живешь, живешь – бац! – и что-нибудь хорошее происходит. Радоваться начинаешь. Ну, там – делал, делал и получилось; решал, решал задачу и решил. Смотришь в программу, а сегодня фильм твой любимый и время подходящее – 23.55. Можно успеть вернуться с работы и посмотреть. Родные уже спать будут, а ты сам все еще на взводе, отходишь.

Или вот на модную тему. Открываешь поисковик, а там "финансовый кризис", "обвал на рынках", "банк продан за пять тысяч", "рубль подешевел почти на пятьдесят копеек за один день". Идиотская улыбка сама выползает на лицо. На прошлой неделе купил мебель и стиральную машину. Денег нет, и долго не будет. В мире что-то происходит, но тебя уже вроде бы не касается. Радость?! А как же! Сидишь – обмякаешь, чувствуешь, что народ снова кинули. Но ты, эпизодически из плана выпал. То есть и тебя кинут, но потом. От того на душе и тепло. Потирая руки, показываешь пространству фигу.

А бывает и по-другому. Идешь домой ночью по улице, а сбоку по носу кастетом и под колени чем-то тяжелым. И топчутся на тебе. А в больнице на следующий день очнешься и радуешься, что упал, как учили. Хотя, конечно, радуешься, что живой, но соседям по палате это знать необязательно. Или гуляешь днем, видишь: ребенок с мамашей стоят у дерева. Ребенок плачет, мама утешает. Шарик улетел и зацепился метрах в трех от земли. Делать нечего, со вздохом ставишь бутылку пива и бодро лезешь вверх. Тянешься правой рукой, тянешься – есть! – схватился. "Эге-гей, малыш, уже спускаюсь!", и тут ветка под левой рукой ломается. Хрясь – и летишь вертикально головой вниз и тем же носом об асфальт. Садишься, головой мотаешь, видишь широко раскрытые глаза паренька, и тебя разбирает истерический смех – шарик ты так и не выпустил.

Бывает по-разному, но общее только одно: радоваться в этих случаях нечему. Но когда нечему, начинаешь радоваться без причин.

© Тень Цитадели. Oct 30 2008


Звонки.
Миниатюра

– Привет.
– Привет.
– Чего скажешь?
– А чего сказать?
– Встретимся когда?
– А ты что, хочешь?
– Ну, это тебе надо думать. Хочешь ли ты?
– Я не знаю.
– Ну, смотри. Неделя еще есть.
– Хорошо.
– А как вообще, твое "ничего"?
– Ничего.
– Пока, тогда.
– Давай.
...
– Привет.
– Привет.
– Чего скажешь?
– Я рад. Конечно, тебя слышать! Но зачем звонить каждый день.
– Если ты недоволен, могу не звонить.
– Да нет, Петь, хочешь – звони.
– Как дела тогда?
– Нормально. Проблему вчерашнюю вроде решил.
– Хорошо. А встречаться не надумал?
– Нет еще.
– Если не хочешь, так и скажи. Федорову я позвонил. Он готов только четвертого, пятого или шестого. В другие дни не может.
– Я учту.
– Ну, все тогда, чего сообразишь, звони.
– Счастливо.
– Пока.
...
– Привет.
– Привет.
– Давно не созванивались.
– Да, давненько.
– Как в отпуск съездили.
– Здорово. Понравилось. Хороший отдых получился. Лет как пять уже не было подобного. Но второй раз уже не поедешь. Скучновато будет. Двенадцать дней, а дальше – дожидались отлета.
– Рассказали бы, что ли, поподробнее.
– Да, не вопрос! Время только выкроим.
– Кстати, насчет времени, ты планируешь чего?
– Я?
– Собираться будем?
– А-а, не знаю еще. Петька каждый день на телефоне. Интересуется. Федорова уже подписал.
– Ага, я с ним, пожалуй, созвонюсь. Там еще рабочий вопросик утрясти надо. А Семен?
– Я не звонил никому.
– Понятно.
– Если чего наклевываться будет – сообщу.
– Спасибо.
– Да не за что. Ну, давай?
– Давай. Жду звонка.
...
– Hi.
– Привет, Сема.
– Как жизнь?
– Идет.
– Мне жена сказала, что мне чего-то там передать надо тебе. Они с Аней договорились. То ли луковицы, то ли семена.
– Я в курсе. Пока не знаю когда. Я тебе для Насти тоже передам. Пакетик. Аня уже приготовила, стоит в коридоре. Одежда вроде.
– Надумаешь пересечься – звони.
– Хорошо. Тут Влад появлялся.
– Чего хотел?
– Да, так. Отпуском интересовался...
– Понятно.
– До встречи.
– Бывай.
...
– Привет.
– Привет и тебе, Петя.
– О, я слышу, вы сегодня бодры, веселы.
– Да, я просто нашел древний способ, "как разобраться с делами". Взял большой гвоздь...
– Ха-ха. А что по данному поводу сказало начальство.
– Не присутствовал.
– Ну, что, с датой определился?
– Я подумал, лучше после, чем во время.
– Хорошо. Федорову я сам позвоню. А где будет?
– Встретимся, разберемся.
– В своем репертуаре. Ладно, как всегда – придется все решать Пете.
– А кто у нас завсегдатай? Давай предложения. Рассмотрю.
– Точнее – назначай?!
– Конечно!
– Тогда, на набережной заведение знаешь?
– Нет.
– Рассказываю...
...
SMS-ки по вышеозначенному списку:
"Если все готовы, то в 19.00, по адресу... опоздания приветствуются".

Ответные.
Семен: "Мне все равно, когда скажешь".
Влад: "Выйду в 18.00".
Петя: "У меня там дельце будет. Буду в 19.30".

– Ну, что, поедешь?
– Да, решил – надо. Давно не встречались. Посидим.
– Удачи.
– Спасибо, Аня. Сначала вроде бы не думал даже. В этот раз желания не было. Само получилось. Петька опять же.
– Ладно, иди, опоздаешь, как обычно.
– Пока.
– Пока.
...
– Ну что, первый тост за именинника. Да, Ваня, здоровья тебе, семья чтобы крепкая и друзей верных!..

© Тень Цитадели. Oct 10 2008


Осень.
на основе миниатюр Хоровода N 2

Перифраз. Осень. Город.

Что-то общее есть у этих двух понятий. Осень, начинается после лета, лето после весны и весна после зимы. Город отстраивается вслед за деревней, деревня возникает вслед за природным существованием племен, за пещерами, стойбищами, а они вслед за... Было там что-то до. Но за временем безвременья истлело, рассыпалось, переродилось.

И носится в воздухе, что придет зима. Не сразу, сначала город-осень должен окончательно победить лето. Накрыть еще местами зеленеющие газоны асфальтом. Заменить парки - площадями и большими экранами. Заменить деревья яркой иллюминацией на стенах. Ведь под веселыми картинками так тяжело разглядеть цвет бетона. Да и будет ли желание вглядываться? А от осени со свинцовым небом и бесконечным дождем, чем иногда грешит и весна, отгородиться силовыми полями и вечно ненатуральным голубым небом, чтобы даже не пришел в голову вопрос, а так ли бесконечен дождь. Закапсулироваться, уйти в себя и неотвратимо выродиться. Замерзнуть. Но это будет еще не зима. Только поздняя осень. А пока город смеется рычанием экскаваторов и гудением асфальтных катков.

Чувства и эмоции, робко возникшие в стародавние времена, окрепшие, оформившиеся в деревне. Чувства, ставшие больше жизни, в городе обесцениваются и отмирают. Облетают с нас увядшими листьями, и мы идем по ним ногами, не замечая. По привычке. Даже не видя, что где-то тут лежат и наши чувства. Спеша к невидимым горизонтам, обходя лужи. Тщательно, огибая слезы, наделавшие столько грязи. Нам жалко время. А душа пустеет с каждым шагом и вновь выигранной минутой. И крепчает в ней северный ветер. Когда-нибудь мы остановимся и окончательно вольемся в ландшафт города. Смешно растопыренными связями, почерневшим разумом и полусгнившей жизнью, закуклившейся внутри в ожидании неизбежного. И лучших времен. Бывшие великанами, мокрые коряги осеннего города.

Холодно ли вам?

© Тень Цитадели. Oct 13 2008


Необычный дождь.

Капли дождя бесчисленные, летящие сверху, накрывающие собой землю, стучащие по подоконникам, шуршащие за окном, кажущиеся такими одинаковыми в своей безликой массовости. Их слишком много, чтобы замечать различия, а, может, они слишком малы для человеческого глаза. Да и кому придет в голову вглядываться в капли дождя.

Но совсем другое дело, когда речь заходит об осеннем дожде. Разнообразие форм этих капель придает черты абстракции миру. Среди них нет гладких и привычных, каждая неповторима в своей угловатости, каждая стремится выделиться из потока и продемонстрировать свою уникальность. Стервенеющий ветер в холодном порыве развешивает их в пространстве, помогая увидеть каждую в отдельности до соприкосновения с твердью.

Настоящий осенний дождь редко проходит ливнем, он ценит каждую секунду существования и частички, из которых состоит. Тяжелому падению он предпочитает чувство полета, чувство воссоединения с воздушными стихиями. Заигрывая с ветром, он забывает, что земля жаждет прикоснуться к нему. А лужи, которые образуются в результате, любимы детьми, да и взрослые не прочь поддать ногой и поднять фонтан планирующих брызг.

Но форма капель, не идет ни в какое сравнение с цветом. Да, именно цвет определяет наши ощущения от осеннего дождя. Вспомните, как светло становится на душе, когда во время обычного дождя показывается солнце. Как преображается хмарь, как вода начинает играть красками, и даже, если не возникает радуги, капли в лучах света преображаются, обретая цвет! Осенью по-другому. Цвет правит бал постоянно.

Желто-красно-зелено-коричневые капли, подолгу цветами кружащиеся в небе в прощальном танце, из которых можно при должном умении составить впечатляющий букет, привлекают нас цветом. Заинтересовывают своей формой. И успокаивают звучанием. Любим мы или грустим, но нам нравится ходить, ощущая кожей шуршание резных капель. Капель листопада, самого красочного из дождей.

© Тень Цитадели. Oct 18 2008


Осенние тени.

Волк бежал по опавшим листьям, стремительно, огибая стволы деревьев. Казалось, лесные братья расступаются, освобождая дорогу. Замешкаешься, и поджарое тело пройдет сквозь кору, сквозь сердцевину, проскочит, не заметив преграды, и рванется дальше, дальше. Там впереди ждет дом, стая, ждет она.

Волк приподнял голову и завыл. Чуть позже остановился и в недоумении зарычал. Вой стаи в ответ. Его не было. Серый принюхался. Дневка была еще далеко, но его должны услышать. Он задрал морду к небу и призывно завыл снова. Странно, похоже, стая покинула свою территорию. Но что бы не случилось – найдутся. Бег через лес возобновился.

Он уходил показать, что уже не щенок. Он доказал. Волк облизнулся. Когда собака преследует зверя, она забывает, что есть сила, с которой в лесу нужно считаться, иначе сама станешь добычей. Отец учил хорошо. Перезимую в стае последний раз, а весной настанет пора уходить. С ней. Но что это? Волк повел носом и сбавил темп. Пахло огнем, кровью и человеком.

Четвероногий охотник слился с землей, стал тенью. Бесшумным и невидимым подобрался к поляне. Горели костры, а в центре, около одного из них лежали отец, мать, братья и сестры, щенки. Лежала она. На толстом ковре из листьев лежать было приятно. Вокруг ходили двуногие, разговаривали, смеялись, а стая не шевелилась. Волк прижал уши и начал отползать в спасительную чащу. Один двуногий подошел к ней, вздернул за хвост над землей, и в темноте блеснула сталь.

В глазах помутилось. Тело само ринулось в атаку. Из укрытия в чужое пространство. Стремительно. Люди вскрикивая, отшатывались, уступая дорогу, те, кто не успевал – он бежал сквозь. Вцепиться в горло тому с полоской стали. Двуногий обернулся, когда смерть выпрыгнула из сплетения теней. Кровь врага. Волк взвыл, когда в левый бок вошла первая стрела. Извернувшись, перекусил оперение, но от костров летели следующие...

Лежать на цветных листьях было приятно. Он очень любил возиться с отцом в этих сброшенных деревьями нарядах. Прошел целый год. Но ему не разонравилось. Только почему-то в этот раз красных листьев было гораздо больше.
Наверху вокруг собирались двуногие, и кто-то сказал: это мог быть последний волк Британии. А из леса раздался многоголосый вой, стая ждала своего сына.

© Тень Цитадели. Oct 22 2008


Бочка.

У кого на даче есть водопровод, тот знает, что где-то в середине осени надо сливать воду. Иначе во время ночных заморозков трубы могут лопнуть. А у меня есть система сбора воды в бочки. С крыши, по водостокам. И под дом не льет, и для полива прогревается. Смысл сливать из них воду в октябре, когда самые дожди? Никакого. Поэтому, обычно, я жду до предела. Так было и в этот раз.

Заморозки ударили во вторник вместе с ударным трудом на работе. Пришлось отложить. В субботу я ехал туда на пару часиков: слить воду и сделать еще пару мелочей. Зашел в сарай, взял два ведра подошел к бочке. Черпать было нечего. Лед. Я потрогал, надавил – твердый. Ударил кулаком – никакого эффекта. Задумавшись, бросил ведра и сходил за молотком. Вытянув руку как можно дальше, чтобы не обдало всплеском, я стукнул по поверхности – появилась небольшая ямка. Подошел, размахнулся и ударил со всего размаха. Яма стала больше, но вылетевшей ледяной крошкой ощутимо прошлось по лицу. Расстегнув куртку и прикрывая рукавом лицо, еще немного помолотил, окончательно изуродовав внешний вид катка, но не добился никакого прогресса. Руки замерзли, пришлось одеть перчатки.

"Ладно, не хочешь по-хорошему, будет по-плохому", – вернувшись из сарая с ломом, сказал я. Бить, правда, не вполне удобно – на уровне пояса, ну да это ж лом. Эхма, по-молодецки и с оптимизмом. Лом вошел сантиметров на пять и застрял. Не давая себе опомниться, выдергиваю и бью, бью. С третьего раза раздался "чмок", вылетел небольшой фонтанчик – инструмент ушел в воду. Вот и все. Радостно я повел ломом вбок, пытаясь взломать ледяной пласт. Поднажал...

Через пятнадцать минут изрядно пропотевший, я превратил круг чуть более полуметра в решето. После каждой пробоины – неудачная проба сломать корку. Наконец, когда в голову стали лезть пораженческие мысли, центр развалился. Толщина льдины составила около двадцати сантиметров. А впереди была следующая бочка. И тридцать пять ведер воды, отнесенных подальше в огород... И путешествие к станции в начинающих леденеть от пролитой на них воды, штанах. И день рождение дочери, на которое я опаздывал.

С тех пор я уверен, что начало ноября – это уже конец осени.

© Тень Цитадели. Oct 26 2008


Утром.

Я сижу ранним дождливым утром на кухне и плачу. Недопитый остывающий чай, недоеденный бутерброд. Серость прямо из окна перетекает с подоконника на стол и поднимается туманом к потолку, где сливается с не горящими лампами. Капли бегут по стеклу и стекают с подбородка. Осень.

Если бы ты зашла, то обязательно бы спросила: почему я плачу? А я не знал бы, что ответить. Мы вместе пять лет. В этой жизни. Много это или мало? Будут или были другие жизни? Кто-то покрутит пальцем у виска. Кто-то скажет, что мало. У меня нет ответа. Но сейчас я бесконечно рад прошедшим годам и тем, что впереди. Через пару дверей и коридор, я чувствую твое ровное дыхание. Спи спокойно, любимая. Мои слезы не потревожат тебя. Когда придет пора тебе вставать, я буду ехать на работу, смотреть на мокрое стекло автобуса и думать о нас.

Серость охватывает со всех сторон, просачивается сквозь щели, но не в силах проникнуть в душу. Единственное, что роднит меня с ней – это капли, рисующие извилистые дорожки. Осенние слезы. Слезы радости. И пусть скажут, что для такого поведения нет причин. Пусть пожмут плечами и навесят ярлык "эйфория". Я согласен. И мне нравится думать, что природа, тоже плачет от ощущения счастья без причины. Что мы с ней оба подвержены щемящей осенней эйфории.

А за окном, заслоняя облетевшие деревья парка, до сих пор стоят две яркие желто-красные вишни.

© Тень Цитадели. Oct 31 2008


Дорсопатия.

Говорят, что борьба идет постоянно. Стоит одному из противников ослабнуть, как тут же следует нападение. Туда – в слабое место. И это – Стратегия.

У меня бои начинаются осенью, что, как я слышал, исключением не является. Поводом к началу служат разные ситуации. В этот раз я сладко потянулся, не вставая из кресла. Прохрустев, позвоночник принял необходимое положение. Но, когда руки опустились, одна из них подниматься отказалась и голова забыла, как ей поворачиваться и наклоняться вправо. Вернее, поднять руку стало можно только целенаправленно, контролируя траекторию. Забываешь, одно неловкое движение – и следует выстрел, оговорился – прострел. Правую половину тела сводит в спазме.

Ерунда. С тех пор как в очередной подростковой битве шея была потянута, она каждый год сбоит осенью. Руке я значения не придал. Минула неделя. Мелкая неприятность превратилась в затяжное противостояние. Под лопаткой мягко пульсировало, выводя меня из состояния равновесия, начиная раздражать. Прошла первая бессонная ночь. Потом вторая. На работе заметили изменившийся цвет лица и посоветовали чудо-мазь, снимающую боли. Действительно чудо, вечером намазал, и не пульсирует – только жжет как паяльником. Ночь не спал из-за жжения.

Когда еще через день, я проговорился, что симптомы уже почти две недели, как – цвет лица изменился еще у пары сотрудников. В соединенном усилии они смогли выжать меня к неврологу. Врач смеялась вместе со мной, когда я рассказывал историю болезни, а потом также весело прописала неделю уколов, две недели таблеток, пару типов физиотерапии и массаж. Конфликт не был погашен и закончен замирением сторон. Из одиночных стычек он перерос в полноценные боевые действия. В ход пошло тяжелое вооружение и бронетехника в лице мануального терапевта.

Через две недели напряженных боев, я был как новенький. Через две недели и один день полыхнуло вновь. Ветер перемен – сквозняк. Как новенький был враг, а я был как старенький, совсем как старенький. И с пониманием того, что Осенняя война закончится только с приходом зимы, но будет повторяться из года в год.

© Тень Цитадели. Nov 05 2008


Осень – струнный оркестр.

Майору ВВС и настоящему Человеку, А.К. посвящается.

Сегодня будет твое выступление. Конечно, ты пел и все те семь лет, что прошли с последнего концерта, который я посещал. Ты пел, но где-то, кому-то – не мне. Хотя и тогда не ты пел их, а они пели тобой.

Ты – человек, для которого осень жизни наступила неожиданно, умеющий летать, но лишенный неба, с будущим, развалившимся на глазах. Ты пропустил момент, когда черенок оторвался от ветки, и лишь фиксировал этапы падения. Пируэт – и остаешься без работы, с мечтой, но без неба. Пируэт – и оказывается, что деньги больше любви: теряешь семью, жену и детей, но не любовь к ним. Тебя уносит в слякотную темноту, бьет об асфальт, кувыркает по грязи: подвалы, вокзалы, случайные друзья. Для листьев – это конец, смерть и разложение, для человека – водка, клеймо "без определенного места жительства" и начало конца.

Но рожденный для полета нашел в себе силы с самого дна вновь подняться в небо. Подняться единственным оставшимся способом – начал писать стихи и петь их под гитару. Когда слушаешь любую из твоих песен, погружаешься в состояние теплой, светлой грусти, в настроение осеннего блюза. И бьется на задворках мысль, что, пройдя через такие испытания, невозможно не сгнить заживо.

Возможно. Ты смог продлить осень в самой красивой ее поре – поре листопада, смог продолжать лететь над не прилипающей грязью и петь свои песни вопреки обстоятельствам. Я буду вслушиваться в них, но внимать главной осенней песне – твоей жизни. Пусть она не кончается. Я верю, что в некоторых случаях за осенью может сразу прийти весна.

А пока... сегодня ты будешь петь, и я еду слушать "осень – струнный оркестр, где солист – контрабас".

© Тень Цитадели. Nov 08 2008


Великим Начинаниям – Удача и Великие Свершения!
Долгим Походам и Странствиям – Счастливый Исход!
Уставшим Путникам – Яркий Свет и Добрый Огонь!

Библиотека   Хранилище Преданий   Тень Цитадели, Личный Помощник ТС   Кавалер Ордена "За Мастерство" в номинации "Проза", Топазовая III ст
 

© Орден рыцарей ВнеЗемелья. 2000-2022. Все права защищены. Любое коммерческое использование информации, представленной на этом сайте, без согласия правообладателей запрещено и преследуется в соответствии с законами об авторских правах и международными соглашениями.

Мир ВнеЗемелья, (c) c 2006 ВнеЗемелье это – вне Земли...
  Original Idea © с 2000. ISNik
  Design & Support © с 2000. Smoky


MWB - Баннерная сеть по непознанному
 
Баннерная сеть сайтов по непознанному

Яндекс Цитирования