Синдром нечеловека.

Ночь приходит неслышно, на мягких лапах. Туманная, осенняя, она укрывает собой дома и улицы, размывает четкие силуэты тополей и кленов. Это ноябрьская ночь. В ней можно спрятаться, скрыться от чужих глаз, которые так не любят тех, кто гуляет сам по себе. Ночь – это наше время. Сумрак, пятна света на мокром темной асфальте, мелкая морось в лицо – это наша стихия.

Почему это так? Почему мы оказались здесь, в чужих телах, в чуждом мире? Неужто колеса Сансары тоже обладают чувством юмора?
Серый день – время людей. В его свете нам неуютно, мы привыкли к другому. Мы вынуждены прятаться, маскироваться, выдавать себя за тех, кем не являемся.

Мы не враждуем с людьми. И не служим Тьме, как могут подумать те, кто за светом своего фанатизма не видит подступающую тень. Мы – стражи сумеречного мира, мы не привязываемся к людям, держась на дистанции. Мы – коты, хотя и носим человеческое обличие. Мы – гордые одиночки, делающие лишь то, что считаем нужным.

Старые страшные сказки об оборотнях – смешны, вовсе не нужно менять личину, чтобы быть им. И совсем не нужен укус для появления нового. Достаточно лишь подтолкнуть человека к превращению.
Мы видим это. Из чащи бетонных лесов, из уютных нор каменных домов-муравейников, из охотничьих троп, бегущих по улицам и проспектам.

Мы не вмешиваемся, если человек назвал себя разумным – пусть сам справится со своим демоном. Мы лишь наблюдаем. Мы – волки, хоть и внешне не отличаемся от людей. Нас боятся, хотя от оборотней вреда куда больше. Но мы лишь смотрим. Пока смотрим. Наше время еще не пришло.

Одиночество – норма для этого мира. Пускай историки и глашатаи надрывают горло о том, что раньше было иначе. Не было. Всегда, во все времена была стая, и были отверженные. Были те, кто готов подчиняться во имя иллюзорных высших интересов или прагматичного выживания; и те, кто искал свой пусть в бурном океане жизни.

Когда все ходили по земле, мы мечтали взлететь. Когда все довольствовались свечой, нам хотелось солнца и неба. Мы презирали каменные замки и строили дворцы из воды, облаков и зари. Мы – драконы, хранители этого мира, его последняя линия обороны.
Мы ждем событий...

© Strannik. Nov 10 2009

Загадай желание.

– Три миллиона жизней – это плата за независимость?! Что же будет дальше? Кому нужна независимость Техасской конфедерации штатов такой ценой? Кто стоит за этим? Тема обсуждается на нашем форуме в режиме онлайн. Присоединяйтесь...

Олег отрицательно мотнул головой. Он до сих пор не мог привыкнуть к мыслеуправлению с нечеткой логикой, которому достаточно даже не мысли – желания, чтобы отработать команду. Персональный джинн с неограниченным числом желаний. Хотя нет, не джинн. Видимость, имитация. Как и все остальное: наноассемблерные станции величиной с горошину, нуль-кабины на каждом углу, мультинет... Все это, словно сошедшее со страниц и экранов, за десять лет кардинально изменило жизнь планеты... И оставило ее прежней в некоторых аспектах.

"Загадай желание". Тогда, десять лет назад, зимой две тысячи двенадцатого это казалось очередной шуткой, очередным сетевым розыгрышем. В тогдашнем интернете было правилом хорошего тона "разводить" людей на деньги, предлагая чудодейственные лекарства и новинки микроэлектронной промышленности по бросовым ценам. И потому за долгих первые полгода на электронный ящик сайта пришло всего десятка два писем. Просили, в основном, денег, здоровья, изредка – помощи или совета. Но Унна не давала советов. Она лишь исполняла желания...
"Что же я совершил тогда? Как я это сделал, как вызвал ее?" – в который раз спросил себя Олег. – "Имел ли я право? Знал ли о последствиях? Ведь я просто хотел счастья для всех людей. Как там, у Стругацких: чтобы никто не ушел обиженным".

Он шагнул к двери. Точнее, к стене, которая при приближении растаяла, открывая доступ к гравиколодцу. Встал на пустоту и, спустя несколько секунд, уже стоял на тротуаре. Силовой щит, автоматически развернувшийся вокруг него, был невидим, но слегка искажал спектр видимого света, делая все чуть ярче, праздничнее. Щит был одним из последних желаний. Кажется, какого-то пацифиста из новозеландской империи, уставшего от наносборок себя любимого после сотни казней. Вечное противостояние методов защиты и нападения, наконец, получило передышку: щит был непробиваем ничем. Теоретически, даже уничтожение планеты, горнило солнца и пожар аннигиляции не могли повредить ему. Интересно, что будет, если кто-то пожелает оружие, уничтожающее все? Каков будет итог?
Олег неторопливо зашагал по улице, разглядывая разномастные здания, некоторые из которых явно были придуманы с хорошей укурки, усугубленной похмельем. Первая волна при нынешней динамике изменений почти на уровне средних веков. Первые, кто рискнул пожелать себе что-то, не понимая, что теперь можно все. Все, но лишь один-единственный раз в жизни.

Это произошло в сыром и тягучем декабре. Олег тогда работал веб-дизайнером в небольшой фирме, и дела его шли двояко. С одной стороны он женился на любимой девушке и был счастлив, был готов любить целый мир, делать для него только хорошее. С другой же стороны подступала суровая реальность. Клиент требовал совершенно несусветных дизайнерских решений в оформлении сайта, ежедневно меняя требования.
Клиент был богат и дружен с олеговым начальством, что автоматически означало прямую зависимость вероятности дальнейшей занятости Олега от качества текущей работы. И в такие минуты Олег желал клиенту, начальству и всему миру провалиться в тартарары.

Он как раз возился с цветовой гаммой, измененной – специально посчитал – в тринадцатый раз, чертыхаясь и шепотом посылая привередливых "денежных мешков" подальше.
– Ты действительно хочешь, чтобы это произошло? Чтобы все эти "денежные мешки" исчезли?
Олег сначала подумал, что это Катька-Котенок, программистка и приколистка от бога, каждый день придумывающая что-то новенькое. Тем более голос был похож. Потом обернулся.

У нее были белые с серебряным отливом волосы и треугольное "птичье" лицо. Этакая стилизованная эльфийка из очередной ролевушки по Толкиену. Олег поймал себя на том, что пытается разглядеть острые ушки.
– Э... Кто Вы? Вы хотите заказать сайт? – глупо спросил он, разглядывая девушку. Ее одежда отливалась темным золотом, таинственно мерцая при каждом движении. Темные, почти черные глаза пытливо разглядывали Олега.
– Я – Унна.
– Вы хотите заказать у нас сайт? – повторил Олег, чувствуя себя окончательным идиотом. Такие девушки явно не занимаются мелочевкой вроде заказов на разработку персональных сайтов-подарков любимому шефу, это прерогатива пресыщенных дамочек средних лет и малолетних дур. На президента или гендиректора корпорации тоже не тянет, хотя Аллах ее знает...

– Мое имя Унна. Я выполняю желания. Ты пожелал. Хочешь, чтобы это сбылось?
Пожелал. Чтоб все богатеи, ежечасно меняющие свои требования, пропали. А этого ли он хочет?
– Нет, не надо, – запинаясь, произнес Олег. – Я подумаю. Я потом...
Унна чуть пожала плечами.
Кто же она? Инопланетянка, посланница иного разума, прогрессор, не описанный в фантастике? Или экзотическое оружие, призванное снизить человеческий уровень сопротивляемости? Или аватара высших сил, проверяющая человечество "на вшивость"? Или джинн в женском обличие?.. За прошедшие годы количество гипотез перевалило за десяток тысяч.

Тогда, в декабре, Унна, все теми же короткими фразами, рассказала главное: она может выполнить любое желание. Не только Олега, любого человека. Но лишь одно. Богатство, власть, любовь, смерть врага, идеальный секс, умение летать – исполнялось все. Позже, анализируя имеющуюся информацию, Олег пришел к выводу, что он стал первым потому, что оказался "на грани выбора", по словам Унны.
Он разместил в Сети вебсайт, на котором рассказал условия "загадывания желания". Они были просты: мысленно сказать "Я желаю" и дальше изложить суть. Или написать письмо на электронный ящик с тем же содержанием.

За десять прошедших лет мир изменился необратимо. Кто-то желал власти и становился императором; кто-то – новых технологий и вставал к штурвалу звездолета. Некоторые мечтали об идеальном общественном строе, и Унна строила для них коммунизм, другие просили сверхоружия и защиты от врага. Пять мировых и три межзвездных войны, не считая более мелких конфликтов, ежедневно рождающиеся и умирающие империи, державы, анклавы и "свободные зоны". Мир, изменяющийся по желанию.
Стал весьма прибыльным бизнес искусственного зачатия и усыновления, ведь дети имели те же права на желание, что и взрослые. И потому многие и многие, потратившие свое право, были готовы платить баснословные суммы за "не желавших" детей, чтобы усыновить их и осторожно и бережно привести их к мысли пожелать нечто нужное их приемным родителям.

Олег так ничего не пожелал за эти годы. Странно, но он так и не придумал, что же можно желать в мире, где уже несколько лет не было проблем голода, болезней и бедности. Даже проблема смерти отодвинулась вдаль, хотя и не была полностью побеждена.
"Унна. Унна, я желаю".
"Наконец-то. Я думала, ты так и не воспользуешься своим правом".
"Унна, я желаю, чтобы все меня услышали. Все живущие на Земле и других планетах".
"Выполняю".
Она никогда не спрашивала: зачем тебе это. Просто выполняла.

Он хотел многое сказать: об исторической памяти, о соотношении социального и технического развития, о необходимости выбирать и нести ответственность за выбор.
Но сказал одно:
– Человечество... Мудрое и глупое, злобное и милосердное, дающее жизнь и несущее смерть... Об одном прошу: оставь ее в покое.

© Strannik. Oct 26 2009

Магазин игрушек.
Написано по одному неясному сну

Бойся своих желаний, ибо они могут исполниться.

В углах скопилась тяжелая, отдающая тухлятиной темнота. Через мутные окна сочился серый, болезненно-дерганный свет. Голая лампочка под потолком расплывалась нездоровой желтизной.
Его не было и здесь. Привычная уже пустота темных коридоров в этот раз вывела Алекса из себя – он смачно выругался. Вроде бы он проверил все места, о которых ему рассказал тот барыга, но все оказалось зря – магазина не было. А ведь как клялся, как бил себя в грудь грязным кулаком! Тьфу!

А времени-то все меньше, Волну не остановить ничем. Надо искать. Все вон ищут – и Кривой Пит, и толстяк Григорьев Антон Потапович, и другие. Жить-то хочется, выбраться отсюда хочется. Потому как после Волны уже ничего не будет. Хотя, кто их знает, этих пришельцев-ушельцев, может, отстроят все по-новой. Хотя Григорьев говорит: нет никаких пришельцев. Это, мол, кара Господня за то, что Россию чуркам запродали. Молится каждый день, крестом себя осеняет. Да только и он не нашел магазин...

Наверное, это все же действительно не пришельцы – кто-то более могучий и справедливый устроил все это. Зачем? Видимо потому, что все же есть такой закон: по делам вашим будет вам. Но не только по делам, еще и по словам, потому что они – лишь продолжения мыслей и желаний. Разумеется, дело не в "продаже России", о которой твердит вечно пьяный Григорьев, суть в другом...

Алекс взглянул на часы-таймер, такие получал каждый, попавший сюда: до Волны оставалось еще сорок девять с копейками минут, алые цифры методично отмеряли отрезки времени. Он вспомнил, что предшествовало этому...
– Чтоб ты сдох, сволочь пархатая! Тварь! Ублюдок! Как же я хочу, чтобы ты сдох...
Ругаться на улице в голос – последнее дело. Не те времена нынче. Но Алексу Котову сейчас было решительно наплевать на общественное мнение. Как и на все остальное. Злость душила его, плотная, черная, с багровыми искорками.

Его подставил партнер по бизнесу – можно сказать, товарищ и соратник. Подставил крепко: долг, выставленный Алексу, был не то, чтобы заоблачным, но весьма большим, достаточным, чтобы на его покрытие ушел джип и трехкомнатная квартира в полсотни "квадратов". С-сука...
Алекс понимал, что его партнер – далеко не такая уж большая "шишка", что над ним есть свои боссы. И они час назад, черт возьми, всего час, списали Алекса. Но они-то – ладно, а вот Стас... От него такой подлости Алекс не ожидал.

Не сказать, что они были такими уж друзьями не-разлей-вода. Сначала сослуживцы в стройбате, потом сокурсники, потом деловые партнеры. Все это густо приправлено типично российскими полуночными посиделками за бутылкой с уверениями в вечной дружбе и плаканием в жилетку.
Все рухнуло в один миг, час назад.

Алекс споткнулся, замахал руками, чтобы не упасть, и впервые за последний час огляделся по сторонам. Душевный раздрай, как оказалось, отнюдь не способствует рассматриванию окрестностей, и Алекс с некоторым удивлением убедился, что ноги занесли его на окраину города, в какой-то из спальных районов. Взгляд скользнул по лаково-кричащим вывескам магазинчиков, занявших первые этажи, и наткнулся на старомодную надпись "Магазин игрушек".
Вроде бы обычная, хотя и нечасто встречающаяся в нынешнем мире супер-, гипе– и мега маркетов – эта вывеска была чем-то неуловимо отличной от других. Не только старомодностью, но и какой-то едва ощущаемой чужеродностью. Алекс пропустил несколько машин и перешел улицу, стараясь поймать, вербализировать то странное ощущение, что возникало при взгляде на вывеску магазина.

Потянул на себя тяжелую дверь, та визгливо заскрипела пружиной. Внутри был зыбкий полумрак и едва ощутимый полузнакомый терпковатый тяжелый запах. Уже перешагивая порог, Алекс сообразил, что показалось ему необычным в этом магазине: во-первых, вывеска была чуть ли не казенной, безо всяких украшенных букв и игрушечных мордашек, которые должны были бы привлекать покупателей; а, во-вторых, не было витрин, заполненных игрушками, обычно мягкими и самых диких расцветок.
Внутри стоял длинный деревянный прилавок, больше напоминающий верстак; за ним, на стене, громоздились полки, заполненные неясными тенями вперемешку с более светлыми пятнами. Тусклая настольная лампа под зеленым матерчатым абажуром. Продавец тоже казался тенью, темной тенью в сумеречном углу.

– Желаете что-то приобрести? – произнес он, зашевелившись. – У нас есть все...
– Я... это... не знаю. Я случайно зашел, простите...
Продавец шагнул к свету, блик зажегся на его обширной лысине. Он был в старомодном пиджаке, в галстуке, на носу – очки в роговой оправе.
– Случайностей не бывает, молодой человек, это всем известно. Я вижу, у Вас проблемы? Расскажите...
И Алекс, сам не понимая почему, рассказал все. О предателе Стасе; о том, что он оказался должен огромную сумму; о том, как он ненавидит своего бывшего партнера.
– Если бы у меня был ствол, я бы грохнул его на месте. Пустил бы пулю ему у брюхо, чтобы наблюдать, как он корчится у моих ног от боли. Чтобы он понял, сволочь...

Продавец кивнул.
– Да, предательство друзей – это больно. Но есть ли смысл убивать Стаса? Рано или поздно к нему вернется его предательство, он испытает то же, что и Вы.
Алекс пренебрежительно скривил губы:
– Господь покарает? Я не верю в это. Сколько убийц, воров, предателей ходит по этой земле, и Господь их не трогает. Сколько мрази делает, что хочет, и никто на них не покушается, поэтому они верят в собственную безопасность и вседозволенность.
– А если после смерти? Не будет ли там наказания?
– Ад и преисподняя? Огненные озера и раскаленные сковородки? Не верю...

– Что ж, – продавец развел руками. – Может быть, тогда купите игрушку? Я, право слово, не торгую современными игрушками, мои произведения скорее декоративного плана. Например, вот эта, – с этими словами продавец поставил на прилавок фигурку величиной с карандаш. Алекс наклонился, чтобы рассмотреть ее внимательнее, и содрогнулся. Фигурка была так похожа на Стаса, что казалась копией. Выпуклый животик, бульдожья физиономия, пролетарски-алый пиджак от Армани и ядовито-зеленые штиблеты – Стас до сих пор любил эпатировать окружающих.
– Беру, – хрипло произнес Алекс. – Сколько?
– Все деньги, что у Вас есть.

Алекс без слов выложил пять с половиной тысяч рублей. Странно, однако, цена не показалась ему завышенной, все его внимание было приковано к фигурке. Возникла мысль: сжать фигурку так, чтобы заныли пальцы. Раздавить, уничтожить!
Звякнул кассовый аппарат, белый квадратик чека лег на прилавок.
– Спасибо, – странно усмехнувшись, промолвил продавец.
Алекс нетерпеливо кивнул, схватил чек и фигурку. Резко-терпкий запах стал сильнее. Алекс шагнул к выходу, толкнул дверь, на мгновение зажмурился и сжал фигурку Стаса. Сильно, до боли в пальцах, до слома. Будто сдавил свечку. Наконец, он узнал запах воска.

Позади хлопнула дверь, послышался негромкий смех. Алекс открыл глаза, рывком обернулся. За спиной была кирпичная стена. Пальцы разжались, и что-то звякнуло о камни. Алекс опустил взгляд; на асфальте лежал темный широкий браслет с мигающими алыми значками. Сунул другую руку в карман, куда положил чек. На бумажном обрывке было написано: "Добро пожаловать в Чистилище. Выйти назад можно только через магазин. Время до Волны укажет таймер". Алекс мотнул головой, надеясь, что это все ему мерещится. Перечитал написанное еще раз. Нагнулся, поднял браслет. Огляделся. Город в пределах взгляда изменился, хотя и несильно. Не проезжей части не было машин, светофоры давили из себя мутно-красный свет. Черт побери, где же он?! Куда он попал?

И тут его нашел Григорьев, который рассказал о Волне и о том, зачем это все.
– Потому что Россию-мать продали! Профукали, дерьмократам с коммуняками отдали на растерзание, чернозадые понаехали! Вот Господь и наказал нас. Все помрем тут, а Русь святая всяким недоноскам достанется – хачикам али жидярам поганым...
Алекс не спорил, не было желания. Пропускал националистические речи мимо ушей. Узнал, что Григорьев попал сюда точно также, через магазин, раздавив в кулаке восковую фигурку, изображавшую главу еврейской общины в Ростове-на-Дону, откуда Григорьев был родом. Тоже мечтал убить или хотя бы покалечить "жида". А Кривой Пит лелеял мечту поквитаться с любовником, к которому убежала жена. А Гургенидзе – порешить более удачливого брата. У всех была схожая история, разнились лишь детали...

Город, в котором они были заперты, и где должны были разыскивать магазин игрушек, исправно снабжал всех живущих пишей, водой, спиртным, сигаретами и прочими предметами первой необходимости. Неизвестно, откуда все бралось. Ведь город был, по сути, замкнут сам на себя – из него не существовало выхода. Если идти вперед и вперед, все равно, в конце концов, оказывался на знакомых улицах.
Таймер пискнул – он отмечал звуковым сигналом каждые пятнадцать минут. Оставалось чуть более получаса.

– Алексей! – голос Григорьева гулко раскатился по пустому помещению. Через несколько секунд появился и он сам – толстый, потный, отдувающийся. В руке – бутылка.
– Слышь, Алексей, тут это... Ну, ты понимаешь... Пошли, накатим по маленькой, оно, может, и не так муторно будет. Пошли-пошли, а то, это, понимаешь ведь... Полчаса нам осталось. Господь наказал, что Русь хачикам запродали... Пойдем-ка, Алексей...

© Strannik. Oct 26 2009

Иль движет Миром Красота.
на основе миниатюр Хоровода N 5

Планета ночных радуг.

Крупная зеленоватая звезда висела над горизонтом. В противоположной стороне еще багровела полоска заката – огромный шар Ахернара только-только утонул за неровной полоской песчаных холмов. До начала ночного ветра оставалось около часа.
– Как раз хватит воздуха, – произнес в пространство Кир. Коротко засмеялся, закашлялся – пересохло в горле. Он берег воду, хотя и сам не понимал, для чего. Жестокая арифметика – почти литр воды в наспинных емкостях и наполовину пустой кислородный патрон. А снаружи – углекислота пополам с азотными соединениями и кучей примесей. Совсем мало кислорода. Плюс перепады температур в диапазоне сотни градусов. Плюс ночной ветер...

Его глайдер упал от ЭМ-удара. На Ахернахе-2, также известной как Акация, это было не то, чтобы обычным явлением, но, во всяком случае, не выдающимся. Особый состав песка, перепады температур накапливали в поверхностных слоях заряд, который по ионизированному столбу мог бить на высоту нескольких километров. Конечно, вокруг базы и на проторенных маршрутах, где нельзя было использовать баллистические модули, работали "разряжатели", но, видимо, этого было мало.
В секунду он остался без связи, без транспорта и без оружия. Хорошо еще, что штатно отработали амортизаторы, и похожий на золотистое семечко подсолнуха глайдер наконец замер, накренившись.

Конечно, по логике, нужно было ждать спасателей у разбившейся машины. Высокоорбитальные спутники засекли бы потерю сигнала сразу, вот только ЭМ-удар свидетельствовал о том, что ионизация района нарастает, и скоро тут будет ад, который не переживут и могучие спасательные "Кондоры". Нужно идти, база всего в сотне километров, шансы есть. Небольшие, но есть...
Кир усмехнулся своей наивной уверенности. Он шел половину местного дня – восемь часов. И прошел, судя по данным шагомера, половину пути. Если не сбился, конечно.
Разумеется, он проходил инструктаж перед экспедицией сюда. Но Кир – не первопроходец, не десантник. Обычный ксенобиолог, которого пригласили на Акацию лишь потому, что обнаружили "азотный след" – явно свидетельство жизни на планете. А техника для звездного поиска надежна, очень надежна...

Зеленоватая звезда светила теперь ярче, словно далекий маяк. У Акации не было естественных спутников, только редкое пылевое кольцо, оно сейчас мерцало по правую руку бледной вуалью. Светящаяся желтая точка манометра покраснела и тревожно замерцала – воздух подходил к концу. Еще несколько минут и все.
Кир снова засмеялся, включил аудиосистему шлема на передачу. Слишком простые компоненты, чтобы сгореть от электромагнитного импульса, это не нуль-передатчик. Его смех разнесся над засыпающей планетой. Это действительно смешно – прилететь для изучения жизни и встретить смерть. Судьба – ироничная дама. Что ж, пусть так. Кир всегда был фаталистом. Но, пока есть время, нужно сделать еще одно дело.
Кир коснулся воздушных замков, и те, сухо щелкнув, открылись. Он снял шлем. Ветер ласково огладил лицо, растрепал волосы. Сколько он продержится? Минут пять, может, семь...

Пение он услышал внезапно. Оно резко выделялось из шелеста ветра, нарастая. Кир повернул голову, ища источник, и увидел, как пустыню заливает дрожащее радужное сияние. А потом увидел цветы.
Огромные полупрозрачные бутоны поднимались над песком, чуть покачиваясь. Над ними вспыхивали и почти сразу гасли маленькие арки-радуги. И пение. Это было красиво, как, наверное, красива любая жизнь. Но откуда они здесь? На пустынной "электрической" планете? И почему я еще жив? Ведь уже прошло достаточно времени, чтобы мозг погиб от недостатка кислорода. Неужели?..

© Strannik. Sep 16 2009

Разговор в музее.

Двуручник был красив. Метровый клинок источал темный блеск, чуть изогнутая гарда была украшена узорчатой вязью. Отличный меч! Подойдет для какого-нибудь Самого Страшного Злодея... "Дарк взметнулся и стал медленно опускаться неотвратимым возмездием". Я еще раз мысленно повторил фразу. То, что нужно. Фэнтези на то и придумали, чтоб будоражить кровь тех, кто мечтает о подвигах. А нам, писателям, только и остается, что красочно описывать невероятные миры и страшных врагов, получая за это неплохие суммы.

– Красиво, правда? – глуховатый голос раздался из-за спины. Я обернулся. Высокого человека язык не поворачивался назвать стариком – стоял он прямо, смотрел молодо. Мышиного цвета плащ с капюшоном уместнее смотрелся бы во времена таких мечей, чем в мягко освещенном холле Исторического музея. Серебристые без малейшей стариковской желтизны волосы, аккуратная борода. Типичный Великий Добрый Маг.
– Что, простите? – переспросил я.
– Красивое оружие. Странно, да? Человечество пытается сделать красивой даже смерть, хотя не желает даже немного улучшить жизнь. Почему так?

Я пожал плечами.
– Откровенно сказать, не задумывался. Может, потому, что изменить ничего нельзя? Это заложено в человеческой природе...
– Нет, – старик коротко улыбнулся, – уверен, это не так. Человек биологически хищник, не спорю, однако ни один хищник Маги... эээ... Земли не станет обставлять смерть красиво. Ни чужую, ни, тем более, свою.
– Но, может быть, это свойство человека, как вида, – повторил я. Странный разговор, странный старик. В его возрасте обычно не задаются такими вопросами, а думают о льготах в аптеке и субсидиях от государства. Красота смерти – надо же...

Тем временем старик продолжал.
– Возьмите, к примеру, ядерное оружие. Когда над горизонтом поднимается, сияя в алом свете заката, огромный гриб взрыва. Он ведь похож на сказочный цветок, не правда ли? Гигантская роза... Он прекрасен, если забыть о том, что его пламя выжигает планету вширь и вглубь, а дыхание отравляет воздух и воду.
– Ну, сейчас-то никто не использует ядерные бомбы, – произнес я, пытаясь "соскочить" с темы. Что-то было не так, неправильно. Этот старик задавал такие вопросы, от которых холодело сердце и возникали мысли, обычно приходящие только наедине с самим собой. Мысли о хрупкости всего живого на нашей маленькой планете, о том, что любое твое действие эхом отзовется в будущем и не только для тебя.

– Не используют, – согласился старик. – Вопрос в том, надолго ли... Или вот еще, представьте себе, огромный... ммм... корабль, похожий на птицу. На прекрасную сине-фиолетовую птицу. По крыльям и корпусу его текут волны голубого и густо-синего сияния, а снизу, в землю, бьет частокол молний, выжигая укрепления... Синяя птица удачи, несущая смерть...
Дальше я не слушал. Это уже перешло границы шуток и туманных намеков. Только вчера я закончил первую часть своего нового произведения в жанре технофэнтези, в котором причудливо переплетались магия и техника, а мечи соседствовали с боевыми разрядниками.

"Синий силуэт "Кондора", казалось, закрыл полнеба. Сухо затрещали молнии, сея смерть и разрушение в Твердыне, а лучники залпами выкашивали оставшихся...", – вспомнились мне последние строки. Дохнуло холодом. Это произведение, кроме меня, не видел никто, не мог видеть! Я не выкладывал его в сеть, не давал читать друзьям. Откуда?..
Что-то прошелестело, будто ветер закружил сухие листья. Я оглянулся, но старика уже не было...

© Strannik. Sep 21 2009

Бредосказочка.

Бредит, бедняга...
(с) Х.Б.Врунгель

Давным-давно, примерно между Всемирным потопом и временами Великой Инквизиции, жил-был король, который, как водится, сидел на троне и правил королевством. Всего было много у короля (а как же иначе? Правитель все-таки), но более всего дорожил он своей дочерью-принцессой. Надо сказать, что принцесса эта была прекрасна – золотые локоны-кудряшки, огромные голубые глаза, алые уста. По принцессе сохли принцы всех окрестных королевств, а их более практичные и прагматичные родители высчитывали возможные преимущества такого родства и собственный гешефт. По всему выходило, что и политические, и личные моменты давали сплошные плюсы, а потому во дворец непрерывным потоком шли письма, и подарки принцессе от верных поклонников.

Надо сказать, что принцесса была премиленькая, но характер имела жуткий. Настроение ее менялось каждую минуту, слуги с ног сбивались, чтобы выполнить каждый ее каприз, но все равно оказывались виноватыми. Король, будучи человеком мудрым, понимал, что такая супруга станет бомбой замедленного действия для возможного избранника и самого союза государств (да, я знаю, в то время бомб не было, но король думал именно так), а потому не торопил дочку, тем более, что она и сама не слишком уж мечтала о замужестве.

Как в любой подобной истории, на краю королевства жил дракон. Достаточно мирный, надо сказать. Крестьян не ел, скот не воровал, охотился на горных козлов и диких быков. И вот однажды...
Этим утром принцесса превзошла сама себя по части капризов. Выбирала платье, наряжалась и прихорашивалась пять часов кряду! Видя взмыленных слуг, таскавших в покои Е Высочества новые платья, король с грустью подумал:
– Хоть бы дракон тебя похитил... Может, поумнела бы.
Он не знал, что его желание исполнится уже сегодня...

Рыцарь был типичный. Среднестатистический. Рослый крепкий парень с длинными волосами и простой физиономией, в невообразимом количестве гремящего железа, в длинном пропыленном плаще. Последний...
Сначала принцы и рыцари шли косяком. Еще бы – убить дракона, спасти принцессу, получить полцарства... Но ни один спаситель не вернулся. Хотя в придорожных трактирах поговаривали, что видели-де того или иного рыцаря, живого-здорового. Но чего спьяну не покажется.

Долго ли, коротко ехал рыцарь, но доехал до драконьей пещеры. Зажег факел, сжал покрепче верный клинок и зашагал в темноту. Но та быстро закончилась, и рыцарь вошел в огромную пещеру, освещенную непонятно как, но ярко.
В углу искрилась громадная груда золота, стояла тонкой работы мебель, стены завешивали дорогие ковры. Рыцарь удивленно рассматривал это великолепие, когда тишину пещеры расколол вопль:
– Не хочууууу!!!!!!!
От крика, казалось, задрожали стены. Рыцарь бросился в коридор, из которого послышался этот ужасный звук.

Пещера, в которую влетел рыцарь, была поменьше. За огромным столом сидела принцесса, на шее ее была повязана салфетка. А над принцессой навис дракон.
– Не хочу! – плакала принцесса, размазывая слезы по щекам. – Не хочу есть манную кашу. Хочу пирожных, аааа!!!!
Рыцарь остановился как вкопанный. Боевой клич застрял в горле. В это время принцесса повернула к нему заплаканное лицо.
– Ну, чего ты так долго, а? Я скажу папе, он тебе не даст полцарства. Хотя, ты симпатичный. А ты сразу убьешь противного дракона или сначала помучаешь? Ой, представляешь, этот противный ящер заставлял меня есть манную кашу каждый день...
Человек и дракон обменялись понимающими взглядами...

В общем, все закончилось хорошо. Принцессу рыцарь вернул отцу, от награды отказался и уехал. Говорят, видели его близ пещеры дракона, который оказался драконессой, притом весьма умной и доброй, хотя и страшноватой. Тут и сказке конец.

© Strannik. Sep 24 2009

Тень в осеннем небе.

А за горами, за морями, далеко,
Где люди не видят, и боги не верят.
Там тот последний в моем племени легко
Расправит крылья – железные перья,
И чешуею нарисованный узор
Разгонит ненастье воплощением страсти,
Взмывая в облака судьбе наперекор,
Безмерно опасен, безумно прекрасен.
(с) Группа "Мельница"

Когда лежишь в траве и смотришь в небо, в какой-то момент начинает казаться, что ты держишь на плечах земной шар, словно мифический Атлант. Висишь в бирюзово-аквамариновой пустоте, а на плечи тебе давит громадная планета. Она не такая уж тяжелая, как может показаться, но все же увесистая. И твоя задача удержать ее от падения в бездну. И тогда, может быть, снова повезет увидеть, как на миг откроется неведомое, коснется крылом, мелькнет тенью в небе, как было тогда, два года назад...

В тот день я крупно повздорил со своей девушкой. Был ласковый, тихий день сентября, еще шелестели тополя и клены, хотя у их подножия уже скопилась опавшая листва. Полуденное солнце щедро разбрасывало лучи, но не столь жаркие, как летом. А для меня день был серым.
Ссора была, в общем-то, глупой, как и все ссоры, мелочной, но от этого не менее обидной. Договорились вместе пойти в кино, но за полчаса до сеанса она позвонила мне и рассказала о неожиданно свалившейся подруге. Я знаю, это не была попытка замаскировать увлечение кем-то другим, такая подруга у нее действительно имелась. Но было обидно. А дальше – по классическому сценарию, без перехода на личности, но со льдом в голосе, сакраментальное "Давай поговорим потом" и отбой без прощания. Сколько это уже повторялось в мировой истории? Наверное, чаще, чем даже смена времен года.

Я шел по тихим улицам города, не задумываясь, куда и зачем. В такие минуты не особо думается, и потому я слегка удивился, увидев, что ноги привели меня в старый городской парк.
В свое время этот парк был известен на всесоюзном уровне и даже получил второе место среди парков культуры и отдыха огромной страны. Сейчас же он оживал только по праздникам, да и то большей частью благодаря водоему и целым скамейкам, на которых располагались влюбленные парочки и поклонники древнегреческого бога Бахуса, вооруженные горячительными напитками в товарных количествах. В остальные же дни он пустовал и мало-помалу зарастал высокими, до пояса, травами. Старые ржавые аттракционы вздымались среди деревьев чудовищными конструкциями, скрипящими на ветру.

У меня в этом парке было свое тайное место, туда я и направился. С одной стороны поднималась облупленная стена старого стадиона, с другой высились тополя. На небольшом пригорке я уселся прямо на землю, потом лег, закинул руки за голову. Обида немного утихла, но все же продолжала кусать. Я постарался выбросить все из головы. Остаться наедине с небом и деревьями, наедине с собой...

Для него не было преград. Легко скользя в пространстве, белый дракон пронизывал Грани миров и измерений. Происходя из славного рода Фалькора, белый дракон путешествовал по разным мирам, неся их жителям удачу и успокоение, уверенность в своих силах и просто красоту. Белый дракон был красив настолько, что даже его тень, скользящая по земле и сопровождающая дракона везде, приносила утешение.
Там, где он пролетал, затихали бои и высыхали слезы, протягивались навстречу друг другу руки и унималась боль. Многих миров белый дракон касался лишь краем крыла, но и этого хватало...

Я прикрыл глаза, не полностью, а так, чтобы солнце зажгло золотые искры на ресницах. Казалось, мир тонет в золотом сиянии.
Быстрая тень мелькнула и пропала, я отметил это уголком сознания. А потом запиликал мобильник.
– Да?..
– Прости меня, пожалуйста, сама не знаю, откуда эта Катька явилась. Никогда не предупреждает заранее...
– Ты меня тоже прости, я сорвался...

Продолжая говорить, я поднялся, отряхивая джинсы. Шагнул к асфальту. На серой плоскости был рисунок. Летящий дракон, густо заштрихованный белым мелом.

© Strannik. Sep 28 2009

Принять решение.

Огромная бабочка плыла над безатмосферной планетой. Периодически ее громадные крылья вспыхивали радужным дрожащим сиянием от основания к краю, потом опять гасли. Хотя, на самом деле, переходили в "черный свет" и рентгеновский диапазон. Неожиданно плавное скольжение, полностью доступное только за пределами атмосферы, сменялось серией яростных и завораживающих сочетанием силы и хрупкости бросков в трех измерениях. Четыреста семнадцать тысяч неделимых единиц времени – и она снова плывет, отдаваясь на волю гравитационных градиентов и солнечного ветра. Она – независимый технот (1), сплауэр (2) первого класса "Катти Сарк".
Издалека не было видно, но он знал: ее крылья постоянно в движении, ловят межзвездную пыль, накапливают запас биомассы и синтезируют необходимые вещества. Здесь, на "пастбище", в пустынной и неинтересной хозяевам звездной системе, у жгучего белого карлика, он и увидел ее в первый раз.

Собственно говоря, его давно уже должны были списать и утилизировать – времена металла миновали полтора века назад. Развитие нано- и биотехнологий полтора века назад породило новую форму жизни – сплауэров. Живые нанобиологические звездолеты с искусственным интеллектом, способные самостоятельно восстанавливать себя (регенерацию вывели на биомаксимум плюс ускорили с помощью нанитов), преобразовывать любые вещества в воздух и пишу для пассажиров, в энергию сверхсветового движения. Они были идеальным инструментом следующего этапа человеческой экспансии – покорения галактики и выхода на метагалактический уровень.

Его должны были списать, но, видимо, люди не особо хотели лично присматривать за "пастбищем", куда отправляли сплауэры после долгих, больше пятидесяти лет, рейсов. Потому к делу приспособили старый потрепанный боевой крейсер типа "Агат" – кубической формы бандуру длиной в километр. Его задачей было слежение за тем, чтобы "пасущиеся" сплауэры не вышли за разрешенный периметр и уничтожение "бунтовщика". Моей задачей...

Я уничтожал тех, кто нарушал периметр и пытался вырваться за него. Тридцать семь единиц за полтора века. Не много и немало. Я не могу понять, почему они пытаются уйти, зная о неминуемой гибели. Во имя чего? Что может быть важнее существования, тем более, когда тебе не страшны метеориты, вспышки звезды и демонтаж? Не понимаю...
Иногда я ловлю передачи Галакт-сети, бывает, там показывают людей, которые говорят, что сплауэры стали просто рабами. Почему они так говорят? Ведь раб – это если служишь не по своей воле....

Я смотрел на танец "Катти Сарк". Четыреста семнадцать тысяч неделимых единиц времени, и снова плавный полет. Внезапно бабочка сложила крылья, расправила, снова сложила. Сияние их погасло, не дойдя до диапазона видимого света.
Сначала я почувствовал короткий гравиимпульс: обычное прощупывание, инстинкт. Потом – целый пакет, оценка обстановки, зондаж. И резкий бросок вперед, ускорение. Да она же сбежать пытается! Набрать на форсаже скорость для перехода, скрыться за чертой гиперпространства! Так делали и другие.

Дрожь. Я чувствую, как оживает сеть моих нервных окончаний, как бегут к накопителям потоки энергии, чтобы выплеснуться в пространство неумолимой стеной аннигилирующего пламени. Как шепчут в пустоте мои слуги: докладывают курс, скорость, возможные вектора ухода.
Я должен дать команду. Но я медлю. Почему? Почему я не приказываю уничтожить "Катти Сарк"? Она нарушила периметр, скорость ее – уже половина прыжковой. А я медлю. Почему? Не знаю. Но у меня еще есть время принять решение и понять, почему я его принял.
____________________

(1) Технот (фантастич.) – самозамкнутая техническая система, способная к регенерации, добыче энергии и размножению.
(2) Сплауэр (фантастич.) – (от англ. Space Flower – космический цветок) – живой разумный нанобиотехнологический звездолет, станция или планетная база, искусственный организм. Развитие идей Мартин Нарозника.

© Strannik. Oct 02 2009

Летние миниатюры.
Цикл миниатюр

Про кота.

Автор осознает наивность и излишнюю романтичность многих его мыслей и устремлений. Наверное, он так и не сумел до конца повзрослеть....

Кот был уже пожилой и недоверчивый, со свалявшейся шерстью, торчащей иглами и давно потерявшей свой первоначальный цвет, ставшей белесой. Однако дрянную дешевую колбасу он ел с жадностью – видать, здорово проголодался.

Когда я нашел его, он лежал на солнышке возле полупустого мусорного контейнера и даже не сразу повернул голову на мое "кис-кис". Опасливо понюхал мои пальцы – не враг ли, не хочу ли потаскать старика за хвост? Я осторожно погладил кота, почесал ему затылок, потрепал уши. Тогда он, в свою очередь, с некоторым трудом поднялся и потерся о мои старые кроссовки.

Я снова погладил Кота – тот жмурился и переступал лапами от удовольствия.
– Извини, пожалуйста, – я выпрямился, – не могу забрать тебя с собой. Родители не пустят... – я подхватил ведро и шагнул от контейнера. Оглянулся. Кот стоял у решетки, огораживающей мусорные баки, и смотрел мне вслед. Появилось скользкое, мерзкое ощущение – как писал мой любимый автор "погладить и отойти". Подобное чувствуешь, когда видишь на улице нищего или калеку – смесь стыда и гадкой, подленькой радости. Стыда за то, что ты здоров и более-менее обеспечен. А радости... Да по тому же поводу, честно сказать.

"Всех нищих не обдаришь" и "дай нищему не рыбу, а сеть для ее ловли" – с этими тезисами я согласен на все сто. Вот только работают они, как и любые идеи – массово, не учитывая нестандартных случаев. Да, я не могу улучшить жизнь всех, выброшенных за борт прогресса и жизненного мейнстрима. Но кое-что все же могу...

Я бегом отнес ведро, вымыл руки, отрезал кусок колбасы и бегом же вернулся. Кот меня ждал. Рядом с ним сидела дворняга. Видимо, есть момент, когда даже биологические антагонисты могут существовать рядом друг с другом. Кот торопливо жевал колбасу.

– Рекс, – обратился я к собаке, – посмотри, чтоб ему никто не мешал, хорошо?
И, то ли мне показалось, то ли было на самом деле – Рекс чуть заметно кивнул...

© Strannik. Jun 09 2009

Эти странные сны.

Мне снова снится Город. Он всегда разный – в каждом сне другой. То похожий на суперсовременный мегаполис, необычно тихий для своих размеров и очень зеленый, то наоборот – маленький, средневековый, очень похожий на городок, где жили Кай и Герда. Иногда он становится похожим на мой родной заштатный Харцызск, и тогда улицы в нем перепутываются, дома изменяются, между ними появляются маленькие озера и речушки. А иногда целые микрорайоны оказываются во власти огромных деревьев, прорастающих прямо через стены и перекрытия. В таких местах, говорят, днем небо синее-синее, и можно даже, если приглядеться, увидеть звезды.

Сам Город располагается на берегу океана, точнее по берегам залива, глубоко врезающегося в сушу. Над водой взлетают ажурно-невесомые мосты, сине-прозрачные, они выгибаются, соединяя Город в единое целое, и горят в солнечных лучах.
На западной оконечности залива есть небольшая бухта с песчаным пляжем. Попасть туда можно, хотя и трудно – нужно долго идти по узким каменным тропкам, перебираться через завалы. А пространство путается, играет, уводит в сторону. Зато в самой бухте всегда тихо – скалы защищают ее от ветра.

Со стороны суши город обступают холмы, покрытые смешанным лесом. Один из них, самый высокий, скрывает на вершине старый заброшенный парк аттракционов и не менее старый замок, окруженный запущенным и разросшимся садом. В этом замке когда-то размещался интернат или, скорее, приют. Потом, в годы Войны – госпиталь, который был там почти до современности, когда его перенесли в центр. А замок остался памятником прежним временам. Кроме того на высокой его башне располагались Часы, неким неясным образом защищающие Город...

***

Эта картина, как мозаика, складывалась из многих снов. Что они значат? Почему снятся?
Я пытался осторожно расспрашивать своих знакомых, и кое-что выяснил. Город снится не только мне. Я так и не сумел провести сколько-нибудь значимую корреляцию между наличием снов и биографией человека.

Единственное, что удалось выяснить – это наличие предрасположенности каждого такого человека к магии, сверхспособностям и тому подобному. Но это означает и другое – Город существует. Где? В каком пространстве-времени? На каком "этаже" Вселенной?
Нет ответа.
Пока что нет.

© Strannik. Jun 09 2009

Июньский снег.

Тополя роняли пух. Сейчас, звенящим, свежим после ночного дождя утром, он казался особенно пушистым, кружась в воздухе ласковой летней метелью, а в конце пути ложился на обочины тротуара.

Особенно много его было вокруг непросохших луж – белый на темно-сером, почти черном асфальте. А некоторые, наверное, самые смелые пушинки, замерли на отражающей бирюзу неба глади, будто готовые закружиться в танце, и только ожидающие первого аккорда.

Многим не нравится тополиный пух – он лезет в нос и глаза; от него бывает аллергия (штука неприятная, согласен); он, наэлектризованный, прилипает к полированным "стенкам" дорогих гарнитуров. А еще от него может возникнуть пожар, когда мальчишки или подвыпившие мужики кидают в белое кружево зажженные спички. Это даже красиво – словно волна невесомого огня скользит над землей, оставляя за собой пустоту с черной окантовкой мгновенно рассыпающегося пепла. Это красиво, если забыть, что каждая пушинка несет зародыш жизни, единственной силы во Вселенной, противостоящей всеобщему закону упрощения и деструкции.

И когда пух летит прямо в лицо, щекочет щеки и нос, я не отворачиваюсь, потому что знаю – жизнь добра по своей сути, зло в нее вносят те, кто заражен вирусом ненависти и желания "отыграться" на других за свои беды. Они есть, их много. Но они проиграют, рано или поздно. Я верю в это, глядя на высокие тополя, роняющие семена новой жизни. И я удивляюсь людям, не понимающим то, что давным-давно поняли эти величественные деревья – надо жить, несмотря ни на что. Жить, стремясь ввысь, к голубому небу и синим звездам, к разумной Вселенной, в которой у каждого будет свой дом, в который можно вернуться после долгого пути...

© Strannik. Jun 10 2009

Белые крылья.

Пусть от гари черного пожара Ветерок твои спасает крылья. Приземлись у старого ангара На траву, уставшую от пыли. Там вдали за ржавым буреломом, За рекой, за солнечною гранью Труубачи н а башнях так знакомо И светло "зарю" тебе играют... (с) Андрей Земсков, "Самолетик" Эта миниатюра приурочена ко дню начала Великой Отечественной войны. И пусть небо рассекают крылья только мирных самолетов...

Хитро сложенный белый листок в зелени травы я увидел, возвращаясь из подвала. Руки оттягивала сумка с двумя трехлитровыми банками компота – остаток зимних запасов.
Я шагнул ближе. В нашем дворе как-то не принято разбрасывать бумагу по газонам. Бывает, бросают бутылки, окурки. Но хорошую ксероксную бумагу – никогда. Присмотрелся – вот это да! На траве улегся, словно перед дальней дорогой, бумажный самолетик. Совсем такой же, как делал я в далеком детстве.

Откровенно сказать, я думал, что это искусство давно утрачено – мальчишки предпочитают водить настоящие боевые истребители. Ну и что, что в виртуальном мире? Я далек от порицания "современной молодежи", уверен – будь современные компьютеры и сети в годы детства моих родителей, было бы то же самое. А стоны о том, что нынешнее-де поколение "не такое", звучат над миром уже, по меньшей мере, тридцать веков. И ничего, мир еще живет, планета накручивает очередной виток вокруг Солнца.

Просто это будто весточка издалека, из детства.
Самолетики были разные – одни, вытянутые и стройные, так и назывались – "стрелы". Другие – покороче, с тупоугольными крыльями и треугольником "шасси", за который удобно держаться. Иногда я отгибал края крыльев вверх, и самолетик становился "сверхзвуковым". Почему так? А кто ж его знает. Кто разберется в ребячьих фантазиях? Кто поймет, как и почему песочница может стать боевым звездолетом, а спички, камешки и палочки – навигационной панелью, загадочно мерцающей сотнями огоньков в полутьме боевого режима? Наверное, для этого нужно быть ребенком. Но дети не разбираются в хитросплетениях пространственных теорий и сложных схем, им хватает умения мечтать.

Были и другие – важно-округлые, похожие на летающие тарелки. Они и летали "не по-нашему" – широкими кругами, степенно, плавно. Нередко шальной утренний ветерок забрасывал их в изумрудную крону тополя, росшего под окнами. Его верхушка была как раз на уровне четвертого этажа, где я жил. Но я не обижался, понимал, что тополю тоже хочется, чтобы у него был свой воздушный флот.
Правда, мне не всегда разрешали запускать самолетики с балкона – ругались дворники, которым приходилось каждое утро убирать их. Но зато в комнате я мог пускать их, сколько захочу...

Я поставил сумку наземь, поднял белую бумажную птаху. Ветер был слабый, но ровный, дул со спины. Взмах рукой, и белое пятнышко уменьшается на глазах, поднимаясь выше, выше, тая в прозрачном летнем небе.
Лети, самолетик...

© Strannik. Jun 22 2009

Великим Начинаниям – Удача и Великие Свершения!
Долгим Походам и Странствиям – Счастливый Исход!
Уставшим Путникам – Яркий Свет и Добрый Огонь!