Белая лебедь.
II место в Ристалище N 8 (полная версия)

Пропасть (перм. сиб.) – еловая чаша, трущоба, непроходимый лес.

Голова Демьяныча с глухим стуков опустилась на стол. От удара он, видимо, слегка протрезвел, выпрямился и посмотрел на нас одним глазом. Глаз сверкнул.
– Ну, что... туристы... – последнее слово он смачно процедил сквозь зубы, от чего по коже пробежало несколько мурашек, – выпьем по одной? И я вам расскажу такую... ик! правди-и-ивую историю... – палец Демьяныча неуверенно поднялся над столом и, указывая куда-то в потолок, слегка заколебался.
– Честно говоря... поздно уже... – замямлил я, последнюю пару часов мечтая о покое, но меня перебил Федор.
– А, давай! – бодро отозвался он, разливая из большой бутыли мутноватую жидкость по граненым стаканам. – Чем больше выпьет – тем быстрее заснет, – шепнул он нам на ухо и подмигнул.

"Ага! А мы, значит, стойкие оловянные солдатики. После того, как эта жижа войдет в нас, мы отрубимся быстрее, чем Демьяныч икнет во второй раз!.." – Я с тоской глянул на свой любимый спальник, небрежно брошенный на пол и ожидавший момента, когда я его согрею. Зазвучали приглушенные стуки граненых стаканов, а затем красноречивое бульканье. Я с сомнением смотрел на муть в своей руке. Как же мне этого не хотелось... если бы кто только знал.
– Эээх! – Демьяныч со всего маху поставил стакан на стол и потянулся за соленым огурцом. Стакан выдержал такое обращение, даже не звякнув, видимо, был закален в регулярных боях с действительностью.

Я покрепче зажмурился и, с усилием открыв рот, одним махом залил туда содержимое, о крепости которого даже не хотелось думать. Внутри все полыхнуло огнем; ни вдохнуть, ни выдохнуть, как ни пытайся – воздух не проходит; глаза полезли из орбит, и мне стоило большого труда вернуть их обратно. Процессы в организме даже на полный желудок происходили быстро, и к тому времени, как я снова мог дышать, мир вокруг значительно преобразился.
Мрачная, закопченная сторожка лесника казалась теперь опрятнее и светлее, за столом сидел бодрый старичок в красной рубахе и смотрел на нас в оба глаза. Я моргнул – ничего не изменилось. Старик казался совершенно трезвым, словно последние пару часов не поглощал эту муть одну за одной. "И, кажется, он был в серой рубахе", – стукнулась о черепную коробку мысль и тут же разбилась.

Мои спутники, Федор и Роман, пребывали, видимо, в таком же состоянии, если судить по их глупым выражениям лица, при условии, что судить на тот момент я еще был способен. Мы переглянулись, обменявшись кривыми улыбками, и уставились на нашего хозяина.
Демьяныч довольно крякнул и заговорил:
– Ну, что, ребятки, теперь обещанная история и баиньки?
– Ну, так... Ага... Да... – невнятно пробубнили мы.

– Ну, так вот. Когда мой дед был еще молод, как вы, в здешней пропасти завелась одна лебедь.
– И-хде, не понял?.. – заплетающимся языком промямлил Федор.
– В пропасти, – повторил лесник.
– В какой пропасти? – не унимался парень, – мы никакой пропасти не видели, – он мотнул головой, да так, что чуть не слетел с лавки.
– Да, вон, дурень, глянь в окно, – Демьяныч махнул рукой в сторону.
– Там темно!.. – резонно заметил Федор.
– Дык... – усмехнулся лесник, – пропасть – вона, ежели от тропы в любую сторону на сотню шагов отойти, то в нее и попадешь.
– Как это?!
– А так, городской, да нежный! Пропастью здеся непроходимый лес называют, что елками утыкан, как еж, да буреломом с валежником украшен.
– Аааа... – счастливо улыбаясь, протянул Федор, – па-нят-на... Как тут все за-пу-у-уще-но...
– Ты не мешай мне лучше, а то я так до утра не расскажу, – насупился дед.
– Молчу-молчу, – кивнул парень, показывая, как закрывает рот на молнию.

– Так вот... – Демьяныч с хрустом откусил огурец и продолжил, – Завелась тут, значится, в пропасти, на Чудном озере, лебедь белая. Откуда она такая прилетела – не известно. Да только не лебедь это была, а чародейка, волшебница, значит, что белой птицей оборачивалась, да парней молодых заманивала. Не со зла, вроде. Поговаривали, что она себе суженного искала. Да только не каждый ей в мужья-то и годился, избранного ждала – нежного, ласкового, покладистого, чтобы душу ее лебединую понимал, да танцевать с нею научился. По-особому – по-лебединому.
– Ну, дела... – хмыкнул Роман, – Прям сказки на ночь.
– Сказки, не сказки, да только парней тогда не мало в округе пропало, – развел руками Демьяныч, – Даже деда моего она окрутила! Красивая девка была, глаза горят, стан гибкий, а танцевала – страсть! Дед мой говорил потом, что не сгодился ей – танцевать не умел, как ей надобно было. Вот она его и прогнала.
– А че ж другие пропали? – подал голос Федор.
– Дык... – Демьяныч прищурился, – танцы-то не простые были, по воде.
– По воде!?
– Ага, а ты думал?! – по сторожке разнесся хохот лесника, и от его смеха на душе стало как-то неуютно, – А Чудное озеро глубокое, вода в нем прозрачная, как девичья слеза. Ты попробуй сам по такой воде спляши!
– А как же они... – открыл я, было, рот.
– А так! – усмехнулся Демьяныч, – Она же чародейка, могла что угодно сотворить – и по воде запляшешь. Но, ежели ей танцор не понравится, она на него рукой махнет и чары снимет. А уж где это случится – около берега аль на середине – это уж как повезет. Вот парни и тонули один за одним, – развел руками лесник.

– А чего дальше было?
– А что было? Да, ничего, пропала она. Так вот несколько лет поискала себе мужа, поискала, да, видать, не нашла и улетела в другое место счастья пытать. Кстати, потом за этим озером стали замечать, что по ночам оно светится, словно Луна в нем утонула, а вода чудотворной силой налилась. Вот с тех пор его Чудным-то и кличут. Все болячки лечит, сил прибавляет, а еще способности дает особые – кто потом песни придумывает с утра до ночи, у кого голос прорезается, как у соловья, кто стихами разговаривать начинает. Чудное, одним словом...
– М-да... – протянул Федор, – Вот бы Ромке с той лебедью сплясать, он ж у нас мастер, – усмехнулся парень, – Ну, так как, мужики? Может, заглянем завтра с утреца? Для улучшения талантов.
– Может, и заглянем... – ответил я, сползая с лавки и, наконец-то, двигаясь к спальнику, – Ты это... Федь, Ромку в спальник закатай. А то он, похоже, давно дрыхнет за столом, – проговорил я и моментально отключился.

Солнце забралось на лицо и засвербело в носу. Я громко чихнул и проснулся. Мои друзья уже не спали, но продолжали валяться на полу, потягиваясь и позевывая.
– Сразу видать – горожане, – подразнил Демьяныч, заходя в комнату, – Нежатся усе, – ехидно добавил он. Лесник крепко стоял на ногах, но от него уже разило за версту. Я мысленно усмехнулся и приподнялся на локте.
Утро наступило прекрасное против всех моих ожиданий. Голова совершенно не болела, и тело, казалось, было наполнено силой и гибкость. Мы с ребятами скатали спальники и упаковали свои вещи.
– Давайте-ка умывайтесь – там во дворе бочка стоит, и айда позавтракать на дорожку, – кивнул Демьяныч, ставя на стол посуду и крынку свежего молока. Мы пошли во двор.

Умытые, мы вернулись в сторожку. На столе стояла большая сковородка с яичницей, рядом тарелка с вяленой олениной, пучок зеленого лука, миска домашнего творога, крынка парного молока и нарезанный большими ломтями черный душистый хлеб. От запахов тут же засосало под ложечкой, и мы набросились на еду, будто не ели несколько дней.
"Вот это еда! Настоящая", – подумал я, довольно поглаживая живот. Мои друзья тоже светились умиротворением после того, как на столе ничего не сталось.
– Ну, что, голубки, – ласково заговорил Демьяныч, – наелись?
– Ага! Спасибо большое! – отозвался Федор, а мы с Романом согласительно закивали.
– То-то, – крякнул лесник, – поди, не городская ваша химия.
– Это точно, Демьяныч, спасибо тебе за стол и за постой. Нам пора в дорогу.
– Да на здоровье!

Мы взяли свои вещи и вышли из дома. Лесник нас провожал.
– Слушай, Демьяныч, – вспомнил Федор, – а ты вчера байки травил про озеро, или правда все?
– Чистейшая правда, – дед даже обиделся слегка, – я же в этих местах вырос.
– А где это озеро?
– Да тут недалеко, по тропе когда пойдете, упретесь в развилку с деревом, его еще дьявольским кличут...
– Почему это?
– Да на трезубец оно похоже, – пояснил Демьяныч, – ветки так растут.
– Прикольно, – усмехнулся Федька.
– От дерева того две тропы в разные стороны уходют. Если отсюда на восток пойдете – придете к Чудному озеру, ежели на запад, то километров двадцать протопаете и в деревню выйдете. Вы по сторонам света ориентируетесь?
– А как же, – Федор даже обиделся.
– Ну, ясно дело – туристы, – хмыкнул лесник.
– Сейчас сориентируемся, – я достал компас, – так, посмотрим... налево по тропе – это запад, направо – восток. Значит, если нам в деревню, то идти по левой тропе.
– Ага, – засмеялся Демьяныч, разя на нас перегаром и сверкая одним глазом – второй он почему-то прищурил, – Вот, возьмите еды на дорогу, – лесник протянул нам довольно увесистый мешок.
– Да зачем так много? Мы ж до заката должны быть в деревне, – удивился я.
– В дороге всяко случается. Ну, бывайте, сынки.
– Спасибо, Демьяныч, – попрощались мы и затопали по узкой тропинке.

Солнце поднималось выше, лес по краям тропинки уже не казался мрачным, хотя вполне соответствовал местному названию "пропасть" – буквально за вторым-третьим деревом стволы сливались в единую стену. "Тут и, правда, в двух соснах заблудишься, – подумал я, косясь в сторону, – Точнее, в двух елях". Мы протопали час, может, полтора, когда словно из-под земли выросло то самое дерево.
– О, пришли, – радостно заметил Федор.
Действительно, мы подошли к дереву, перед которым тропа разделялась на две части, окружая ствол в виде небольшого замкнутого круга, и далее разбегалась в разные стороны. Дерево и, правда, выглядело странным, мне даже не удалось определить его породу. Большой ровный ствол без единой ветки уходил метров на пять в высоту, а затем разделялся на три части, точно трезубец. Растительности на нем почти не было – так, одинокие листочки.

– Ну? И куда пойдем? – поинтересовался Федор, – В деревню или таланты улучшать?
– Да, ладно тебе, – отмахнулся Роман, – мы же в деревню собирались, а оттуда уже на большую дорогу. Сколько можно по дебрям колесить?
– Конечно, – кивнул Федор, – мы помним, что тебе домой в тепло хочется. Ты же у нас душа нежная, походы не любишь, тебе бы только ногами дрыгать, да вальсы закручивать.
Ромка нахмурился, снял рюкзак и, ничего не говоря, сел у Дьявольского дерева, прислонившись к нему спиной.
– Ну, чего ты?! – толкнул я Федора под локоть, – В кои веки его на природу вытащили. Договорились в деревню, значит, в деревню. Так, Демьяныч сказал, что нам надо идти по левой тропе. Вставай Ромка, идем домой.

Мы шли по тропинке, уткнувшись в нее носом и почти не разговаривая. Разглядывать было особо нечего, никаких красот и пейзажей – лес, да лес кругом, если перефразировать известную песню. Часа через три впереди показался просвет, мы радостно ускорили шаг и... вышли на поляну, залитую солнцем и усыпанную цветами. Не то, чтобы я люблю цветы, но такие и в таком количестве заметить было просто невозможно – ровный ковер разнообразных соцветий и оттенков, который подходил прямо к воде, украшенной множеством распустившихся кувшинок, а сам берег был окружен негустым камышом. По середине небольшого озера плавало несколько белых лебедей. "Вот, где картины надо писать", – подумалось мне.

Мы молча разглядывали окрестности, несколько ошеломленные после сплошного мрачного елового леса, и даже Федор явно наслаждался увиденным.
– Привет, – раздался над ухом приятный голосок. Мы повернулись.
Перед нами стояла невысокая девушка, лет восемнадцати-двадцати, в белом длинном ситцевом платье в мелкий цветочек, которое очень сочеталось с благоухающей поляной. Светлые, почти белесые, волосы спадали ниже талии, а большие синие глаза светились чистотой и открытостью.
– Привет, – подал голос Федор.
– А что вы тут делаете? – спросила девушка, откидывая прядь за плечо.
– Да, вот, в деревню шли, – пояснил я.
– Ааа, понятно, – она приветливо улыбнулась.
– А Вы что тут делаете? – поинтересовался Федор, скидывая рюкзак.
– Я здесь живу, – ответила девушка и пошла к берегу.

– Ну, что мужики, – Федор повернулся к нам, – в деревню, похоже, мы до заката не успеем. Есть два варианта: вернуться к дереву и пройти еще немного до неизвестного нам привала или остановиться здесь на день и ночлег. Еды Демьяныч дня на три дал, место красивое, да и девушки есть, – он толкнул меня в бок и подмигнул.
– Да ладно тебе, – отмахнулся я, – Что скажешь, Ром?
– А я что, самый немощный по-вашему? Еще одну ночь в лесу не переживу? – нахмурился парень.
– Не заводись опять. Мы же мнение всех спрашиваем.
– Решили оставаться, значит, остаемся, – Роман быстро скинул рюкзак и стал распаковывать палатку.
– Вот это дело! Сейчас отдохнем в такой красоте, искупаемся... с такой красотой... – засмеялся Федор. Я только покачал головой – кто о чем, а Федор о девушках.

Мы удобно устроились недалеко от берега, разложили вещи, развели костер и приготовились пообедать. Девушка все это время сидела на берегу, поглаживая одной рукой цветы, и смотрела на воду. Когда чай закипел, Федор подошел к ней и пригласил с нами пообедать, а заодно и поужинать.
– Давайте уже познакомимся. Это – Роман, это – Евгений, а я – Федор. А как зовут Вас?
– Я – Поля.
– Полина, значит. Прекрасно, прошу Вас, Полина, отведать, как говорится, что нам Демьяныч послал. – Федор сделал галантный жест. Полина улыбнулась и взяла кусочек оленины.

День постепенно клонился к вечеру, а Федор все пытался найти подходы к этой немногословной и славной девушке.
– А почему у вас Роман все время молчит? – вдруг поинтересовалась Полина.
– Он у нас танцор, – усмехнулся Федор, – все пляшет, мы на природу его еле вытащили.
– Танцор? – в глазах девушки появился неподдельный интерес, – А что Вы танцуете?
– Он все танцует, – ответил за Романа Федор.
– Правда? Как интересно. А меня научите?
– Ну... – подал голос Ромка, – прямо здесь?
– Да! Здесь же так красиво – самое прекрасное место для танцев!
– Ну, не знаю... Трава... и кочки...
– Да Вы не волнуйтесь, у Вас обязательно получится! – Полина встала и протянула руки парню.
– Если Вы так хотите... – нехотя отозвался тот и поднялся с места, – только я не уверен...
– Нет-нет, – защебетала Полина, – Все будет хорошо, я способная ученица, – и, положив свои руки ему на плечи, она стала покачиваться в такт неслышной музыке, ожидая, когда ее партнер возьмет на себя права ведущего.
– Во, дела... – разочаровано протянул Федор, – тихий-тихий, а девушку увел.

Я усмехнулся. В душе я был рад за Романа, ведь в городе все красавицы доставались Федору, а Ромка красавиц только на своих конкурсах видел, да партнершу обнимал. И то в танце.
– Слушай, Жека, – заговорил Федор, крутя травинку в зубах, – я вот только никак не пойму...
– Чего?
– А как мы тут оказались? Ведь это, похоже, Чудное озеро.
– Да, похоже. Демьяныч сказал, что нам на запад надо от его сторожки, и получалось, что это левая тропа. Вроде так.
– Так, да не так. Ты сам подумай, – он взял палочку и стал чертить на земле возле костра сторожку, тропинку и развилку. Посмотрев на свой рисунок, он покачал головой. – Вот, и никак не получается, что это тропинка к деревне. Либо дед напутал, либо...
– М-да... а если не напутал?.. – я продолжил тропинку так, что она стала оббегать сторожку, разворачиваясь относительно сторон света на сто восемьдесят градусов. Федор оценил мой рисунок, потом пририсовал разветвление и посмотрел на меня.
– Значит, запутал...

Мы помолчали.
– Может, не со зла? – подумал Федор вслух.
– Не со зла, не со зла... – задумчиво протянул я, наблюдая за парой, вальсирующей на берегу в темноте и без музыки. – У них здорово получается.
– Странные... – Федор тоже посмотрел на Романа и Полину, – Пойдем лучше, искупнемся. А то зря, что ли, нас Демьяныч запутал?
– Пойдем, – кивнул я, быстро скидывая одежду.

Утром меня разбудил голодный дятел, пристроившийся на ближайшем дереве и с остервенением долбивший его кору. Эхо завтрака разносилось по округе и, отражаясь от стены леса, возвращалось обратно. Я высунулся наружу, надеясь найти что-нибудь, дабы кинуть в птицу – в конце концов, на другой стороне озера его ждет завтрак не хуже. С зажмуренными глазами я пошарил рукой около палатки, нашел шишку, приоткрыл один глаз, чтобы прицелится и... забыл, зачем вылез.

Полина и Роман продолжали двигаться в танце, который теперь мало напоминал классический вальс, а был чем-то тягучим и необычным, словно одно целое изгибалось и кружилось вокруг себя же. Но если бы это было все... Я смотрел на них в оба глаза и не верил им обоим. Пара кружилась где-то по середине озера и не в воде, а именно над ней! Обретя дар речи, я полез обратно в палатку.
– Федь, проснись, – стал я тормошить друга, – проснись, они до сих пор танцуют.
– И чего? – не открывая глаз, завозился Федор. – В конец концов, мы им не пастухи... Люди взрослые, могут танцевать хоть сутки напролет.
– Да проснись же ты! Они танцуют по воде! – я еще раз толкнул друга.
– Чего? Бредишь, что ли? Мы вроде вчера не пили...
– Вылези и сам посмотри, – рассердился я.
– Ладно, где там твои лебеди?.. – Федор недовольно расстегнул спальник и высунулся из палатки. Я продолжал сидеть внутри, но надолго моего терпения не хватило, и я тоже присоединился к Федору.

Пара продолжала танцевать, медленно приближаясь к берегу. Выйдя на него, ребята заметили наши удивленные лица. Смущенно улыбнувшись и не размыкая рук, они приблизились к палатке.
– Ну, да, мы не ложились... – лицо Романа светилось такой одухотворенностью и счастьем, что мы даже не нашлись, чем возразить.
– Не вопрос, мы же тебе не папочки, – первым вышел из оцепенения Федор, – пляшите на здоровье.
– Спасибо, ребята! – улыбнулся Ромка.
– Да не за что! Счастья вам.
Роман с Полиной звонко рассмеялись и, продолжая держаться за руки, побежали вокруг озера. Мы сидели на пороге палатки и молчали. Тишина становилась гнетущей.

– Ты думаешь о том же? – подал голос Федор.
– Нууу... – я не знал, что ответить.
– Значит, о том же.
– И что будем делать?
– Для начала позавтракаем, – деловитый Федор поднялся, натянул штаны и отправился делать завтрак. Я, искупавшись в прохладном и чистом озере, присоединился к нему.
– Ты бы тоже окунулся, Федь, а я пока тут все приготовлю, – предложил я.
– Нет уж, спасибо, Жека, – мотая головой, отозвался тот, – я хочу быть самим собой! Чур меня, чур! Кто-то же из нас должен остаться нормальным.
Я только усмехнулся в ответ, но как-то кривовато.

Мы позавтракали, так и не дождавшись Ромку и Полину, вальсировавших теперь на противоположной стороне озера. На все наши призывы они отвечали "да-да!", но было ясно, что они нас даже не слушают.
– Так что будем делать, Федь?
– Домой надо.
– Это понятно. И как?
– Собираемся и пошли отсюда поскорее, – Федор бросил наземь травинку, которую крутил в зубах и отправился собирать вещи.
– А Ромка?
– А что Ромка? Сейчас упакуемся, возьмем его под белы рученьки и пойдем в деревню.
Я скептически посмотрел на влюбленную пару. Внутри меня сидел червяк и точил сознание сомнениями. Я поднялся и пошел помогать Федору.

Когда все вещи были уложены, мы сами пошли на противоположный берег озера, понимая, что Ромку не дозовемся.
– Ром, надо идти, – позвал я, когда мы подошли к танцующей паре. А в ответ тишина. – Ромка, – опять позвал я. И снова тишина, будто нас тут не стояло. Тогда Федор подошел к Ромке вплотную, положил крепкие руки ему на плечи и резко развернул. Полина ойкнула, побледнела и отошла от нас подальше.
– Ромыч, – начал Федор ласково, но твердо, – Мы с Жекой все понимаем, но время идет, а нас ждет долгий пусть.
– Я не пойду, – спокойно ответил Роман.
– То есть как?!
– А вот так. Я остаюсь, – это было сказано очень тихо, но с такой решительностью, что Федор даже убрал руки с его плеч, – Вы идите, а я тут останусь.

Мы с Федором переглянулись. Ничего себе заявление! Оставить его одного в дремучем незнакомом лесу, даже не одного, а с какой-то полоумной чародейкой или, кто она там – гипнотизершей? И что мы родителям скажем, которые его на наше попечение из дома отпустили? Извините, Ваш сын решил жить в лесу с царевной-лебедь?!
Пока я все это переваривал, Роман развернулся к нам спиной и собрался, было, идти к своей подруге, но его остановил Федор, снова положив руку на плечо.
– Оставьте меня!!! – резко выкрикнул Роман и обернулся.
Мы опешили. Перед нами стояло существо в одежде нашего друга, ростом и отдельными чертами чем-то на него походившее. Но голова и общие очертания тела больше напоминали хищную птицу, с горящими бешеной яростью глазами и совершенно неприветливой маской, играющей мускулами на смутном подобии лица.

Видение длилось несколько секунд, после чего Роман снова стал самим собой, вот только глаза как-то странно поблескивали. Он улыбнулся нам и спокойно произнес:
– Вы не волнуйтесь, все будет хорошо, – повернулся и пошел к Полине.
Не успел он сделать и двух шагов, как опомнившийся Федор нанес ему удар по голове подвернувшейся под руку палкой. Тело Романа замерло и, обмякнув, словно тряпка, опустилось на землю. Полина, закричала, как дикая птица, и бросилась от нас со всех ног, а с воды, издавая такие же звуки, в воздух поднялись белые лебеди. Еще долго услужливое эхо доносило до нас их стенания.

***

Я смотрел на старую замусоленную тетрадь, которая лежала передо мной на письменном столе. На ней красовался стикер с надписью "Белая лебедь". Я улыбнулся.
С тех пор прошло много лет. Федор болтался по миру в поисках новых данных для своего географического общества, но больше, думаю, в поисках приключений. Ромка после того похода слегка тронулся умом и все чаще проводил время в лечебницах. Поэтому наши встречи с каждым годом становились все реже и короче. А я... Да, я стал писателем.

Это был мой первый рассказ, который напечатали в журнале. Редактору он понравился, и его издали, практически не корректируя. Я погладил рукой выцветшие страницы. Да, с него все и началось. Ночи без сна за столом, позже за компьютером; издания, переиздания, тиражи, известность... Только кому она нужна, известность, если ты просто не можешь не писать?! А уж напечатают тебя или нет – все равно. Главное, сам процесс.

Я снова провел рукой по пухлой тетрадке и криво усмехнулся. А ведь тогда мне так и не хватило смелости признаться, что рассказ имеет второе название – побоялся, что редактор сразу откажет. Перелистав страницы, я открыл последнюю. На ней мелкими печатными буквами было написано "Белая лебедь или... Три шутки сатаны".

© Smoky. Apr 07-08 2008

Рецензии к "Белой лебеди"

Дракон Рассвета : Высший балл, чуть почистить опечаточки.
Strannik : Хотя жутковато, конечно.
IvanDark : Сказка ничего. Пусть и немного мимо. Однако. Излишнее увлечение описательностью.
Второй абзац. Где "про стакан". Выкинуть бы эти строки – стало бы лучше. Далее. Первое появление "Лебеди". Не, ну, так просто – "я тут живу". И где-то рядом присела, и сидела. И ребята на это никак не реагировали. И палкой по голове. И не вернулся назад. Не простите – слишком много моментов, "шитых белыми нитками". Если переработать – будет супер.
Chunya : А по-моему очень красивая вещь получилась. Правда слегка не в тему.
Smoky : М-да... что-то авторы у нас добрые-добрые пошли... Одного загнали в вечную пропасть меж мирами, другому белое чудище в перьях подсунули. Внутреннее чудище , хоть снаружи и красавица. А это пострашнее будет. Интересно, а лесник ей кем приходится по замыслу автора – внуком или пращуром?
Фух, даже не знаю, как и оценивать. Оторопь берет от вещи – мистика, она зачастую похлеще кровавых ужастиков. Вот так у нас, оказываются, рождаются великие писатели, а вовсе не от дара природы и большой начитанности. Сознавайтесь, авторы, кто в подобный поход ходил?!
Пропасть жизни, если честно, не очевидна, не бросается в глаза. Что под пропастью понимал автор, хотелось бы знать? Разницу между демоническо-волшебным и обыденно-земным считать пропастью форм жизни можно, но, на мой взгляд, слишком притянуто за уши. Разницу во взглядах и жизненных позициях героев-людей? Но тогда мы каждую секунду в это множество пропастей падаем, поскольку каждый наш шаг, каждое общение – это пропасть, мы все слишком разные.
А если посмотреть на эпиграф автора, то про чащу тут вообще два слова, хотя само действо происходит несомненно в ней. В общем и целом, мне кажется, что тема Ристалища в этом Выпаде не очевидна, хотя сама вещь занятная и притягивающая внимание.
Лотадан : Хорошая сказочка, если бы она оставалась сказочкой. Мне не понравилось поведение этих ребят на озере. Видя, что их друг танцует на воде со странной колдуньей, они почему-то почти не удивляются этому и думают только о том, как бы скорее забрать его домой. Логика хромает. Но...
Тень : Мнение судьи : Тяжелое ощущение оставляет произведение. Потому что в отличие от Края, где все "банально", присутствует темная интрига. Не все еще прозрачно, и мы видим только краешек пропасти жизни, а ее – пропасть. Вопреки высказанным мнениям – абсолютно адекватное поведение героев. И Она там живет, и "рвать" надо с места происшествия, а не удивляться. Нормальная реакция зрелых парней. Поудивляться и потом можно будет.
Вердикт: Достойно большего. Достойно быть лучшим.

Критик Ордена, Dalahan Dalyet : Нет, ну я просто "отдыхаю"! И это еще хотели назвать "Три шутки Сатаны". (Во всем опять виноваты мужчины!). Ой, мама дорогая! Колдунья, с поехавшей крышей, по чем зря мужиков в озере переводит (прошу заметить, абсолютно бесцельно!) вот уже сколько времени (там уже все дно костями застелено), а управу на нее никто найти не может!!!
Дайте мне ее телефончик – я с ней сам разберусь...

Край мира.
(полная версия)

День клонился к вечеру, и усталое солнце приближалось к горе Трамонто, чтобы уйти за ней в свое Царство Грез до тех пор, пока не наступит время восхода. Маленькая пичуга, мотавшаяся целый день за насекомыми, присела на скалистый уступ, который выдавался над небольшим, переливающимся разноцветными искрами водопадом. Она негромко пискнула, здороваясь, и скосила черную бусинку на сидевшего рядом человека.
Человек в ответ улыбнулся. Птичка кивнула головкой и защебетала в полный голос, выдавая необычные переливистые трели, которые, не смотря на малый размер певуньи, были слышны, наверное, даже солнцу.

О чем пела птичка? Это было понятно всем, даже человеку: день сложился нелегким, суетливым, но прекрасным в своей обыденной теплоте и радости жизни; пичуга наелась досыта и была вполне довольна собой и своими уже подросшими птенцами, которые вот-вот начнут самостоятельную жизнь. Все просто. Ничего нового человек не узнал от маленькой птицы с ярко-оранжевым брюшком, черными крыльями и зеленым гордым хохолком, которую все называли каноро.

Полностью отчитавшись о своем дне, каноро пискнула на прощанье и, вспорхнув, быстро исчезла в зарослях на противоположной стороне реки. Вода в реке была прозрачная и ледяная, купаться в ней могли лишь самые стойкие и мужественные, поскольку слабый человек не выдержит холода и его, безвольного и окоченевшего, унесет за Край. Все знали это, и все же каждый год находились безумцы, пытавшиеся доказать другим, что они способны выдержать испытание. Обычно, они не возвращались. Да, и как можно вернуться из-за Края?..

Йони – так звали человека – еще раз окинул взглядом окрестности. Он любил это тихое место, до которого ему приходилось добраться несколько часов, продираясь через заросли боярки. Но оно того стоило – сюда почти никто не забредал даже в поисках добычи, а, значит, он мог спокойно размышлять, строить догадки, подводить итоги тому, что успел узнать, вплоть до самой поры звезд. Но не сегодня.
Сегодня великий день, праздник его народа – Большой Бамбук. Он проводится каждый год в конце жаркой терции, когда созревает урожай и наступает пора юношам стать мужчинами, девушкам – выбрать мужей, а старикам, что дожили до сих пор – прибавить еще одну насечку на своем и без того испещренном отметинами Камне Анно.

Большой Бамбук, несомненно, самое яркое событие народа Сиело, которое проводится на поляне, где растет старинный и почитаемый всеми бамбук. Как говорят старики, он был посажен богами в этом мире самым первым, от его корней произошли все растения, от листьев – животные, и из плодов боги сделали человека. Так говорят старики. Поэтому все самое важное, что происходит в Сиело, происходит на этой поляне, возле Большого Бамбука. А что может быть важнее собранного урожая, ритуала возмужания и выбора девушками своих супругов?

Праздник всегда получается красочным, незабываемым событием. К нему готовятся заранее, соблюдая необходимые ритуалы, сочиняют новые песни, разучивают танцы, юноши тренируются, чтобы пройти все испытания, которые для них приготовят Анзиани – старые и мудрые. Ритуалы каждый год новые, поэтому юноши никогда не знают, что их ждет.
Девушки на празднике должны преподнести своим избранникам венки цветущей филы. С этим подарком мужчина может свататься к родителям девушки уже на следующий день, если они, конечно, не имеют ничего против выбора дочери, и если... Если венок будет благоухать так же, как и в ночь Большого Бамбука. А поникший венок означает только одно – девушка сделала неправильный выбор и ей придется ждать следующего Большого Бамбука.

А потом... потом, когда все устанут веселиться, Анзиани, окруженные молодыми поколениями, садятся в круг у священного бамбука и начинают рассказывать старинные легенды, поучительные истории, послания богов – все, что накопилось за долгие века существования народа Сиело, все, что было сохранено, все, что будет передано далее. Из уст в уста.
И так каждый год. Каждый год день песен, веселья, соблазнительных плясок, благоухающих венков, поучительных историй... И ничего о Крае. Никогда Анзиани не рассказывают о нем, эта тема – табу. О нем нельзя говорить, о нем нельзя спрашивать, к нему даже нельзя приближаться. Всякий, замеченный в его окрестностях подвергается публичному порицанию, а иногда даже наказанию.

Все, что могут рассказать Анзиани – это устройство мира Сиело, стоящего на Большом Бамбуке, корни которого уходят в Туман небытия. Каждые утро светило возвращается из Царства Грез и появляется над скалой Левата, каждый вечер уходит обратно за гору Трамонто. Сиело – это мир покоя и благоденствия, пропитанного трудом его жителей, мир, созданный богами среди пустоты, мир, где есть все, что нужно человеку. Так говорят Анзиани.

Однако Йони еще в детстве эти рассказы казались неполными, он чувствовал, что Анзиани знают намного больше, чем говорят простым жителям. Но их тайные знания мог услышать только другой Анзиани, вступивший в Круг на место ушедшего за Край. Еще мальчиком Йони был уверен – когда мудрейшие остаются одни, они непременно говорят о Крае. Однажды он даже пытался подслушать их разговор, за что был хорошо выпорот на виду у других мальчишек. В назидание.
Пока рос, Йони частенько тайком пробирался к Краю, но не видел там ничего, кроме скалистого обрыва, заканчивающегося в густом Тумане небытия. Ничего. Ни света, ни тьмы, ни отблеска, ни тени – сплошное густое молоко, которое в дождливую терцию поднималось выше, к самой кромке, а в жаркую – опускалось ниже, давая возможность распуститься краинкам – цветам невесты.

Эти цветы, маленькие, белые и необычайно душистые, тайком собирали молодые мужчины и дарили своим девушкам. Считалось верхом смелости и величайшим проявление любви добыть такой цветок в тайне от Анзиани и подарить возлюбленной. А старики называли это безрассудством, ибо знали, сколько молодых и сильных исчезли за Краем ради милой улыбки.
Когда-то Йони, будучи влюбленным, тоже спускался по скалистому Краю, чтобы сорвать краинку для своей девушки. Он добыл цветок, и девушка на празднике даже преподнесла ему венок из душистой филы, но ее родители оказались против выбора дочери, поскольку считали его безнадежным фантазером и бесплодным искателем ответов, которые не надо искать – все давно уже ясно и понятно. На следующем празднике Большого Бамбука девушка преподнесла венок другому молодому человеку, и ее родители приняли выбор.

С тех пор прошло уже много праздников, боль в груди Йони немного поутихла. После ухода его родителей за Край он покинул родную деревню. В другом месте его приняли спокойно, махнув рукой на причуды, ведь он был хорошим охотником. А хороший охотник всегда в цене.
Бродя по окрестностям в поисках добычи, Йони частенько подбирался к Краю и подолгу наблюдал за ним. Но со времен его детства там ничего не изменилось – Край, как и прежде, утопал в Тумане небытия, который не пропускал ни света, ни тьмы, ни отблеска, ни тени.

Тогда Йони стал присматриваться к растениям и животным. Он заметил, что появилось несколько новых цветов на лугах и один неизвестный ему ранее кустарник, необычайно колючий, который царапал руки, ноги и разрывал одежду, если пытаться пробраться сквозь его заросли. Однажды дорогу Йони переползла незнакомая змея, зеленная, с черной полосой вокруг головы, а еще через год попались неизвестные птицы. Одну ему удалось поймать в силки, и он отнес ее к Анзиани.
Но мудрейшие только пожали плечами и посоветовали Йони не вмешиваться в дела богов, ибо если боги пожелали создать новую птицу или цветок, то эти создания надо принимать, как должное: больше новых видов – больше пропитания.

Время шло, но сомнения Йони в глубине души росли. Он чаще стал наведываться к Краю, ложился на скальные выступы и смотрел в Туман небытия, надеясь, все еще надеясь, найти там ответы. И вот однажды судьба вознаградила его за терпение.
День был солнечным и горячим, как всегда бывает в эту пору середины жаркой триады. Но у Края, куда пришел Йони, царила прохлада, воздух пах свежестью цветения. Охотник лег на каменную площадку, подложил руки под голову и стал наблюдать за туманом, плотно клубившимся немного ниже выступа.

И вдруг краем глаза он заметил какой-то отблеск, Йони перевел взгляд на скалу. Сначала он ничего не увидел. Но через какое-то время что-то снова зашевелилось и блеснуло в скупых лучах, едва освещавших каменные отвесы. Сердце замерло. Что это? Человек ждал.
Между острых камней Края земли ползла маленькая серая змейка. Она очень аккуратно подбирала опору для своего гибкого тела, тщательно прощупывая камни, как бы убеждаясь, что они ее выдержат. Йони терпеливо ждал, когда змейка поднимется к самому выступу, на котором он лежал. Человек замер и, кажется, даже не дышал, боясь спугнуть гибкое создание.

Наконец маленькая серая головка появилась над скалой, повисела так немного, разглядывая окрестности, и убедившись, что ей ничего не угрожает, затянула свой хвост на землю. Солнце тут же приласкало уставшую гостью и согрело ее своим теплом. Змейка устроилась поудобнее невдалеке от человека и замерла, поглощая солнечные лучи каждой клеточкой своего холодного тела.
Йони никогда раньше не видел такой змеи. Маленькое, серебристо-серое создание с гладкими чешуйками, которые переливались на солнце, а за головой на шее – черная продолговатая капля. И что больше всего радовало Йони – она не вылезла из земли, не упала с ветвей Большого Бамбука – она пришла из-за Края!

И тогда он решился. Человек вернулся в деревню и взял всю веревку, которая лежала в его доме. Он сплел ее в дождливую терцию для силков, но теперь она была нужна ему для другого. Йони вернулся к Краю, связал концы всех мотков веревки своим особым самозатягивающимся узлом, и у него получилась одна – длинная и крепкая. Один конец он обмотал вокруг ствола толстого дерева, росшего неподалеку, а другой – вокруг свого тела. Подошел к самому Краю и еще раз посмотрел на Туман небытия.
Сердце бешено колотилось, он вспомнил, что однажды уже испытывал подобный страх – когда доставал цветок для своей девушки. Но сейчас к страху примешивалось новое, незнакомое чувство, похожее на восторг.

Йони сбросил свободную веревку вниз и аккуратно спустился на небольшой уступ ниже уровня земли, огляделся, нашел глазами следующий выступ, где могла поместиться его нога. Человек крепко держался руками за камни, веревка надежно страховала его, но сердце все равно бешено колотилось, ведь он спускался все ниже и ниже, туда, где никогда раньше не был, туда, куда Анзиани запрещали ходить.
Вскоре густой туман небытия полностью окутал его. Невозможно было понять, где верх, где низ, если бы не отвесная скала, по которой карабкался Йони. Только она давала хоть какую-то ориентацию в пространстве. Но потом там, где спускался человек, скала стала гладкой, и невозможно было найти подходящей опоры для ног и рук. Йони перебрался на веревку.

Спускаться по ней было не просто, тело постоянно крутилось вокруг веревки и билось о камни. Тогда человек развернулся лицом к скале и уперся в нее ногами. Дело пошло веселее. Сколько времени прошло с тех пор, как Йони покинул землю, он не понимал, может, час, может, несколько часов.
И вдруг густое млеко внизу стало рассеиваться. Человек остановился. Какие-то неясные очертания, бледные разноцветные пятна пробивались сквозь Туман небытия. Йони спустился еще пониже и огляделся.

Да, там точно что-то есть, возможно, это обратная сторона мира, о которой ничего не говорили мудрейшие, другая сторона Бамбука, и сейчас Йони приближается к ней вверх тормашками. Человек набрал побольше воздуха в грудь и ускорил спуск. Мысли сменяли одна другую, догадки и предположения так и роились в его голове, и он даже не заметил момента, когда Туман небытия полностью рассеялся. Человек посмотрел вокруг.

Далеко внизу Йони увидел широкий каньон, по одной стороне которого он спускался, а другая сторона, намного ниже, переходила в большую ярко-зеленую долину, уходящую куда-то в голубоватую даль, видимо, к своему Краю. По дну каньона протекала ровная, ярко-синяя река, в которую справа от Йони из Тумана небытия обрушивался водопад. Над местом его падения клубилось большое облако из капель воды, переливавших на солнце всеми цветами радуги.
Йони замер от восторга. Простая красота, открывшаяся ему, завораживала и манила к себе. Где-то далеко на зеленой равнине человек заметил красные крыши крошечных домиков, а чуть левее бродили миниатюрные животные. Таких охотник никогда не видел. Долина была исчерчена желтоватыми тропинками, которые петляли и извивались, соединяя собой и дома, и большой лес справа, и несколько озер слева, и голубоватую даль.

И над всем этим светило... солнце. Да, такое же теплое и ласковое, что и над миром Сиело.
По реке внизу плавало несколько лодок, а в них копошились маленькие человечки. Они что-то кидали в воду, видимо, сети, потом с гулкими стонами, едва долетавшими до Йони, затаскивали обратно в лодки.
"Они похожи на нас! – пронеслась восторженная мысль, – Но как это возможно?!" Йони был поражен до глубины души, ему хотелось получше рассмотреть долину, понаблюдать за ее жителями, но усталость давала о себе знать – а ему еще надо было вернуться домой. Он с большим трудом подняться по веревке наверх, обессиленный выбрался из-за Края и упал на землю Сиело.

С тех пор прошла пара десятин дней, на протяжении которых Йони пытался понять, что же он увидел и каков мир на самом деле. Он бродил по лесам в поисках добычи, но все его мысли были заняты увиденным. И сегодня он решился – на празднике Большого Бамбука он должен все рассказать Анзиани и всем жителям Сиело. Он должен.
Праздник прошел как всегда весело и красочно. Все юноши прошли испытания и после ритуала посвящения получили статус мужчин. Девушки, порхая в танце, под вздохи девочек, которым еще не пришла пора выбирать себе женихов, преподнесли своим избранниками венки из цветущих фил. Вокруг царила радость, душевная теплота и полная гармония душ.

И вот пришло время Анзиани. Глубокие старики, испещренные морщинами с выцветшими от времени глазами расселись вокруг древнего бамбука. Молодые устроились сзади, окружив мудрейших несколькими рядами. Все притихли. Йони, собравшись с духом, поднялся, приблизился к бамбуку и, глядя в ошарашенные лица собравшихся, заговорил.
Сначала речь его была сбивчивой и угловатой. Но постепенно многолетняя замкнутость и молчаливость отступили, давая дорогу природному красноречию, которым некогда он покорил сердце своей возлюбленной. Он говорил, и с каждым словом его глаза светились все ярче. Охотник рассказывал о том, что увидел там, за Краем, о красоте тех мест, о похожести и в то же время о различиях, которые успел заметить.

Все молчали, даже мудрейшие не издавали ни звука. Но как только Йони предложил пойти с ним, спуститься в тот мир, узнать его, пообщаться с людьми... его тут же грубо прервали. Старший Анзиани даже поднялся с места. Обычная землистая бледность его кожи сменилась красноватыми пятнами, всегда спокойный, он почти кричал и размахивал своей большой клюкой, на которую ранее с трудом опирался.
Йони оторопел, он практически не слышал, что ему говорят. До его сознания доносились отдельные слова и, как плеть, били по сердцу, оставляя на нем глубокие, кровоточащие раны. Ведь он всего лишь хотел рассказать жителям Сиело о том, о чем они никогда не слышали, подарить им мир, в котором никто из них никогда не был...

Йони не помнил, как добрался до Края, не помнил, как спускался... Светало, и серость красок постепенно сменялась на яркие и сочные. Охотник присел на берегу реки и опустил голову на руки. На душе было тяжело, как тогда... когда ему сказали, что он не будет женихом своей возлюбленной.
Мимо проплывала лодка, сидевший в ней человек окликнул охотника на каком-то странном языке. Йони не сразу понял, что ему говорят. Отдельные слова были похожи на слова из его родного мира, но звучали они несколько странно, да и речь больше напоминала скороговорку, сопровождающуюся красноречивыми жестами. Йони кивнул, и лодка причалила к берегу.

***

С той поры прошла еще одна жаркая терция. Йони жил в деревушке неподалеку от реки, иногда помогал местным жителям, которые называли себя итальяно, со скотиной, но чаще охотился в ближайших лесах на разного зверя, добычу приносил хозяевам, за что имел у них еду и кров. Со временем он стал лучше понимать их речь и поэтому по вечерам, когда работа была закончена, с большим удовольствием слушал рассказы о жизни. Здесь его считали слегка не от мира сего, полагая, что он просто упал с неба и при падении повредился головой. Но это не смущало Йони, ведь отчасти они были правы, а он сам все еще искал ответы.

Однажды в дом, где жил Йони, пришел путешественник, как он себя называл – собиратель поверий и легенд, чтобы пополнить свою коллекцию новыми яркими сказками. От него Йони узнал, что давным-давно на здешние места спустился огромный огнедышащий дракон. Он был столь велик, что от его горячего дыхания содрогалась земля, а там, где он ставил лапы, она уходила в бездну.
Дракон гулял по долинам и горам несколько дней, земля вокруг полыхала, дрожь била ее так, что невозможно было устоять на ногах. А когда дракон улетел, от местного хребта, некогда зеленого и красивого, осталась только высокая отвесная скала, которая стеной поднималась из глубокого ущелья и терялась в плотном кольце облаков. Со временем земля поостыла, каньон постепенно наполнился водой из ближайших рек, окружив скалу красивым голубым кольцом.

Время шло, одна терция сменяла другую. Йони, найдя ответы на многие свои вопросы, понемногу заскучал. Ему постоянно снилось небо Сиело. Теперь он понимал, что это одно и тоже небо, но что-то в его красках не хватало, какая-то тонкая грань неумолимо отличала даже воздух. Привыкшему к спокойной и размеренной жизни Сиело, Йони было трудно приспособиться к говорливым и импульсивным итальяно. И однажды он решил вернуться домой.
Перебравшись на другой берег, Йони без труда нашел место, где спускался. На земле лежал большой моток веревки, которую когда-то он собственноручно сплел. Один ее конец слегка растрепался, долгое время обтираясь о скалу, а другой... другой был аккуратно обрезан острым ножом. Охотник присел на камень и с грустью посмотрел наверх, туда, где клубились густые облака.

Йони еще несколько раз возвращался к этому месту, в тайне надеясь, что с Края Сиело спустится новая дорожка домой. Но ничего не менялось, и только моток его веревки, уже изрядно потрепанный временем, лежал у скалы. А потом и он исчез, видимо, забрал кто-то из рыбаков – в хозяйстве все сгодится, даже старая и никому ненужная веревка.

© Smoky. Apr 04-05 2008

Рецензии к "Краю мира"

Дракон Рассвета : Красиво и лирично. Грустно. Портят рассказ досадные огрехи:
1. Я понимаю, что другой мир, и все такое... Но все же... Имя героя, на мой взгляд, неудачно. Оно не просто вызывает ассоциацию, оно в точности повторяет: "ЙОНИ в древнеиндийской мифологии и различных течениях индуизма символ божественной производящей силы. Культ йони по-видимому, восходит к древнейшему периоду индийской истории, находя себе параллели во многих других культурных традициях (античность, даосизм и т. д.). В рамках индийской культуры поклонение йони наиболее отчетливо прослеживается в мифологии и обрядности шиваизма и связанных с ним сект, где йони почитается в соединении с соответствующим мужским символом - лингой (творческим началом) как природная энергия, содействующая его проявлению; указанная пара символизирует Шиву и его супругу Парвати, а объектом поклонения чаще всего является каменное изображение, где Йони служит основанием поднимающегося из нее фаллоса (линги). Согласно преданию культ йони впервые возник в Ассаме (куда упала соответствующая часть тела Парвати, разрезанного Вишну на куски) и оттуда распространился по Индии".
2. мелкие неувязки-непонятки-пропуски-перепутаница: "Каждый год песен, веселья, соблазнительных плясок, благоухающих венков, поучительных историй" – получается, что весь год веселье; "потом с гулкими стонами, едва долетавшими до Йони" – вряд ли их можно было услышать, если "Где-то далеко, на зеленой равнине, человек заметил красные крыши крошечных домиков, а чуть левее бродили миниатюрные животные, а в них копошились маленькие человечки".
Очень понравилось, что здесь тема показана дважды – как обрыв и пропасть непонимания, запретов.
Strannik : Немного банально – разные миры и запрет на переход между ними. Но написано красиво.
IvanDark : Как-то скучновато, с огрехами... Но старались писать красиво. Кстати, терция – это 1/60 секунды... вроде бы?
Smoky : Ой, куда углубился Дракон... Вот придет автор после Ристалища и все скажет, конечно, но мне имя бросилось в глаза, как банальный "Иной". Собственно, вот эта очевидность и простота снижают впечатление от вещи. Все слишком прозрачно. С первых же трех абзацев понятна пропасть и куда она ведет. Идея края мира не нова. Это, мягко говоря. Вещь вроде бы наполнена описаниями, но при этом ощущение скуки захватывает все сильнее и сильнее.
Не понятно только, к чему автор ПРИвел героя. К вечному ожиданию, что кто-то сбросит веревку? Если за столько веков (или тысячелетий) нашелся только один такой любопытный, то пройдет еще не один век прежде, чем родится еще один любознательный. Боюсь, что герой просто не дождется. Да и дожидаться имеет смысл только для того, чтобы подробно рассказать об увиденном. Но его изначально не желали слушать, и надежды, что кто-то из его племени услышит – никакой, на мой взгляд. То есть, героя поставили в позицию "ненужного, чужого везде" – он и ни дома, и ни в новом мире не может найти покоя. Вечная пропасть. Хотя, допускаю, что автор именно этого и добивался. Добрый, однако...
Грустно, печально и... скучно, да простит меня автор.
Лотадан : С этим выпадом у меня какая-то странная история. Вроде все в порядке, нормальная история, написано красиво, даже философский подтекст есть, но не нравится она мне. Может, веревка слишком длинная, а на столе рек быть не могло, а может еще что-то.
Тень : Мнение судьи : Считаю, крайне необоснованным, последнее место данного Выпада. Лирика чистой воды. С учетом темы и без юмора. Да, с юмором читается легче. Но кто сказал, что будет легко? Единственная реальная претензия, выдвинутая к тексту (кроме считанных технических ошибок) – "скучно", "банально", "прозрачно". Написана жизнь. А кто смотрел на свою жизнь? Конечно, для нас, может быть, она, наша жизнь – и яркая, как комета, и согревающая, как солнце, и очень-очень захватывающая интересная... Но, если задуматься, только в частных проявлениях. А в целом?! Процесс довольно банальный, скучный и, смешно сказать, "прозрачный". И герой, брошенный в Вечную пропасть жизни, т.е. читайте мы с вами, это страшно. И еще страшнее оттого, что воспринимается нами "банально". Нет у Иного другой судьбы, кроме одиночества. Плюс – высокое качество текста.
Вердикт: "настоящая лирика", думать и думать. И... помнить! Достойно много большего.

Критик Ордена, Dalahan Dalyet : Гимн человеческой (мужской) глупости! Человек (мужчина) из кожи вон рвется в иной, манящий его, мир. Но только для того, что бы не найдя в итоге в нем ничего особенного, с тем же рвением начать пытаться вернуться назад. Мало того. Другие идиоты (предположительно тоже мужчины) обрезают веревку!
Гениально! Самое сладкое удовольствие – это подложить свинью другому!

Великим Начинаниям – Удача и Великие Свершения!
Долгим Походам и Странствиям – Счастливый Исход!
Уставшим Путникам – Яркий Свет и Добрый Огонь!