Зарисовки.

"Иногда мне кажется, что все это уже где-то есть
(и я там тоже есть).
И там все совершенно такое же, как здесь, но со знаком плюс"
(Е. Летов)

1.
Вы когда-нибудь ловили себя на мысли, что хотите запереться в маленькой клетке и не показываться людям? Это когда открываешь глаза и – пуф! – все становится совсем другим, а, может, это вы становитесь другими, или другие становятся вами. Чем меньше клетка – тем лучше. Чем шире мир – тем больнее упасть.

2.
Если бы все было таким, каким мы это представляем, все было бы намного лучше. Я помню, как он встречал меня с гитарой на плече и сигаретой в зубах. А потом мы целый день проводили вместе, мы цеплялись друг за друга, потому что знали – скоро и мы упадем. Тянули друг друга все ниже в эту бездну и благодарили за это, ведь нам казалось, мы могли бы удержаться так на плаву. Пили пиво и общались с людьми, видели маски и лица, и тень проплывающих облаков. Днем раньше он плакал, уткнувшись мне в плечо, и клялся, что я его единственный друг, а к вечеру он разбил гитару об человека, который так странно на меня посмотрел. До сих пор помню эти мертвые глаза.
Destroy.

3.
Мы были совсем детьми – когда нашли наше озеро. Ты сидела и смотрела, как откуда-то из его недр поднимались жирные пузыри и разрывали бензиновую пленку на его поверхности. Помнишь его? Ты никогда мне не улыбалась, пока не стало все равно. Три попытки суицида, не подаренные стихи, ненависть. Прости.
Insania.

4.
Никогда не думал, что жизнь пролетит так незаметно, не успев начаться. Если бы я умел говорить (а еще лучше – писать), то ты бы поняла. Я проснулся на скамейке, грязной скамейке. Пахло гнилью и чебуреками. Наверное, это все началось именно тогда. Хочу обратно в постель, куда ты приносила по утрам свои огородные чудеса – ты так заботилась о единственном внуке, которого учила играть в "дурака" и готовить пюре. Помню, я на тебя всегда кричал, а ты только улыбалась – ведь я был почти сумасшедшим. Говорила, что драться с отцом нехорошо, что выпивать – плохо и все беды из-за меня. Прости, я не научился готовить.

5.
Что, если вдруг взять и обо всем забыть? Иногда бывает так необходимо увидеть солнце, но с неба капают только брызги, сырые брызги, смеются обрывки полуистрепанных туч, а ты идешь по мокрому асфальту и вдыхаешь тупое безразличие, которым окружен каждый в этом мире склок и мракобесий... По ночам бывает слышен шорох пробежавшей между гаражами крысы или гул где-то там, вдали, куда уходит дорожка из оранжевых фонарей. Я никогда не замечаю, как становится светло, и очередные серые тени выползают из сырых подъездов на дневной свет.
Свет... Мы всегда смотрели в эти ярко-желтые брызги на своих стенах и не понимали его. Веселые неудачники, шли мы по мостовым и чувствовали, как солнце щекочет спину... А теперь совсем темно.
Spectrum.

6.
Чем меньше шансы выжить, тем меньше ценишь саму жизнь. И даже не сам процесс, а факт ее существования. Сам же процесс сводится к тому, чтобы пытаться дожить до завтра, попутно жалуясь на то, что вчера все было намного лучше. Так или иначе, осень пришла. Я почти забыл эти холодные камни под ногами и серый воздух вокруг. Знаешь ли, брат, непросто выносить эти взгляды, проклятья и дружеские улыбки. Мне противно, когда вы протягиваете руку, чтобы поднять меня из грязи, в которую минуту назад вдавили. А там, в пепельных небесах, летают грустные ангелы, один за другим растворяясь в вышине...
Безразличный вздох... Шорох ветра над головой... Проклятье, я опять потерял перчатку...

7.
Привычное дело – произносить слова, смысл которых непонятен даже тебе, да и открывается, в сущности, не всякому. Этот самый невсякий порой задумчиво поглядит на тебя, прищелкнет языком и выдаст что-нибудь этакое, вроде глубокого "ага" и крепкого русского словца. В сущности же, он и сам не понимает, насколько далеко зашел в самопознании и мироощущении.
Мироощущении. Мироотчуждении. От-чуж-де-нии...
Утро пришло незаметно.

8.
Стало принято неправду называть, ну, просто самой наиправдивейшей правдой, а правду так, вообще – величайшей из истин. Если же у тебя нет совсем ничего – ни этой правды, ни неправды, ни истины даже – то не о чем и беспокоиться, ведь ты уже абсолютно живой.
Ни звонков телефона, ни мелких писем, ни прогнивших мыслей...
Очень страшно засыпать.

9.
Чьи-то мелкие склоки заставляют их бросать все – бросать, бежать, скрываться – нет, не в надежде, скорее, в отчаянии, что все будет иначе. Если же кто-либо проглядел свою возможность убежать, спрятаться и сойти с ума – говорят, что грош ему цена или что-то в этом духе. Систематический мазохизм здесь зовут благородством... А в чем тут подлость, в чем благородство? Мне ли бояться... "Когда я умер, не было никого, кто бы это опроверг"...
Если же взглянуть с другой стороны, зачем оно кому-то, это ничтожное, мелкое эго, не поднимающееся выше того, чем являлось с самого начала даже в глазах владельца? Я докурил, сплюнул и пошел дальше. В пыли дорог просматривались очертания чужих сапог.
Так и было.

10.
Поражает людская способность находить что-то в ничем и не видеть того, что лежит под самым носом. Я люблю.

11.
Замри. Эта тяжесть никогда не проходит. Еще вчера мы все были живы, а сегодня все уже пройдено, проглажено этаким утюгом из насмешек и вызовов. Что я видел? Молча и полусонно бывало вчера. А сегодня мы учимся думать. Тебе никогда не понять.

12.
Иногда кажется, что стоит выпрыгнуть в окно – и полетишь к солнцу, ведь оно так красиво отражается в лужах там, внизу. Наверное, поэтому я заказал эту решетку. Я помню, как стоял на карнизе в чем мать родила, и меня пронизывал холодный ветер. Волосы растрепались и слезы капали. Я решил еще раз когда-нибудь поймать этот ветер в охапку, вдохнуть его порывы – ведь это так помогает забыться... Открой глаза, улыбнись мне – ведь только тебя я пустил в эту клетку, полную того, что было, и того, чего не было... Нет, я не пойду на улицу. Да, я спать. Да, мне опять страшно. Побудь со мной.

© ZoomKnight. Apr 21 2008

Кровавые слезы.

"...боль зелеными кустами украшает райский сад..."

Он шел по мокрому январскому проспекту, не спеша закуривая одну сигарету за другой. Грязь. Солнце поднималось все выше, из-за чего машины и дома были видны все хуже и хуже. Их контуры расплывались в лучах светила, и создавалось впечатление, будто всю улицу окутывает густой туман.
Он достал солнечные очки и принялся одевать их, одновременно пытаясь закинуть гитару в черном чехле, увешанном цепями, за спину. Становилось все противнее. Солнце уже стояло высоко, но не в зените. А то, что на Его глазах теперь были солнцезащитные очки, еще сильнее успокаивало. По крайней мере, перспектива шататься по городу вслепую Его не очень-то прельщала.
На нем была черная кожаная куртка с широким замком от правого бедра до левого плеча, сплошь усыпанная заклепками, широкие кожаные штаны и кожаные ботинки с острым носком, подкованные железом. Длинные черные волосы закрывали Его лицо, и отчасти поэтому, а отчасти из-за его необычно острого взгляда люди, лишь подняв на него глаза, поспешно отводили взгляд, а дети порой заходились рыданиями.

Он остановился у перекрестка и, прислонившись к светофору, закурил. Так, без движения, лишь изредка выдыхая серый дым, он простоял около трети часа, пока к нему не подошла девушка в длинном плаще. Острые грани ее загорелого лица с тонким носиком, на котором устроились очки в красивой черной оправе, обрамляли черные волосы, а в изящных пальцах с черными ноготками сверкал мобильный телефон.
Он медленно отделился от столба и направился к ней.
– Привет !
– Привет, Ленин, – ответил Он с улыбкой.
– Еще кто-нибудь придет ?
– Неа, Эльвин переезжает на новую хату, а Оле зачем-то понадобилось остаться дома.
– Даже Оля не придет !?
– Ну, я ж не виноват, что у нее появились дела, – ответил Он. – Пошли.
– А куда ?
– Да прям в Европейский. Там есть клевый отдел всяких средневековых цацек.
– Он же восточный...
– Не, тот, что рядом с ним. Кстати, сколько у тебя лаве?
– Рублей пятьдесят так, плюс еще рублей сорок могу оторвать от тела, – ответила Ленин. Они громко рассмеялись.
– Значит, рублей на триста мы можем рассчитывать?
– Ну, типа того. Как тебе это, – спросила она, взяв с прилавка, к которому они только что подошли, бронзовый кубок.
– Не, он нафиг не нужен Аньке. А я бы вот проперся.
– Ты всегда со всего "прешься", – начала передразнивать его Ленин, но гулкий, словно загробный Его смех прервал слова девушки.
– А вот как насчет этого ключа ?
– На кой он ей ?
– А почему нет ?
– А почему да ?
– А почему нет ?
– Смотри, – Он схватил с витрины жалобно звякнувший подвешенным к нему колоколом позолоченный медный канделябр для пяти свечек.
– Подозрительно дешево, – засмеялась Ленин.
– А нам больше и не надо, – с мрачной улыбкой заметил Он.

Упаковав вещь в пакет, они вышли на улицу и пошли к остановке с сигаретами в зубах. Солнце поднималось все выше, и потому у Него начинала зудеть кожа лица и ладоней.
– Давай пойдем в тени, – попросил молодой человек.
– Зачем, сейчас же зима, – хитро усмехнулась девушка.
– Больше так не шути, смертная, – с внезапной злостью прошипел Он.
– Да ладно тебе, смотри, какое прекрасное солнце, – не унималась та, – Да ладно, ладно, пошли, – со смехом замахала руками Ленин, увидев Его оскаленные клыки.

Дойдя до остановки и сев в автобус, они замолчали. И вновь заговорили, лишь когда добрались до старого дома на окраине города.
– Сначала к Оле. Она обещала упаковать эту фигню во что-нибудь красивое. И еще для этой цели у нее есть попсовый зеленый бант, – произнес Он.
– Ладно, – согласилась Его спутница, поднимаясь на восьмой этаж на обшарпанном лифте.
Дверь им открыла девушка лет семнадцати в красной рубашке и джинсах. Ее темные волосы едва доставали ей до подбородка, обрамляя круглое лицо и особенно подчеркивая глубокие голубые глаза.
– Привет. Нашли меня все-таки ?
– Как тебя не найти ? Твоя аура скоро мне по ночам мерещиться станет, – усмехнулся юноша, – Естественно, если я буду спать по ночам, – добавил Он, увидев, как странно покосилась на него Ленин.
– Ну, проходите.

В прихожей к Нему подбежал большой серый пудель и ткнулся носом в Его коленки. Он сел перед ним на корточки и заглянул в черные собачьи глаза.
– Зачем вы запретили ему пить кровь ? – Вдруг резко встал он, но тут же осекся, заметив, как в прихожую выходит женщина лет сорока.
– Мам, мы сейчас пойдем к Ане, у нее День Рождения, – сказала Оля, грозно взглянув на Него.
Женщина оглядела собравшихся, кивнула и вышла. Наскоро украсив подсвечник, Оля присоединилась к Нему и Ленину, стоявшим на улице и терпеливо ее дожидавшимся. Пройдя мимо каких-то армян, колдующих над капотом старенькой "копейки", они втроем прошли в подъезд дома напротив, поднялись на четвертый этаж и позвонили в дверь справа от лестницы. Из нее тут же высунулось живое и немного странное ("и довольно светлое" – с неудовольствием подумал Он) лицо шестнадцатилетней девушки. Пробормотав что-то вроде "Подждитеящас", она скользнула за дверь, но потом появилась вновь, уже целиком.
– ОНИ сегодня жутко злы, – прошептала она.
– Да? А мы как, пройдем или лучше вытащим тебя к Оле ?
– Давайте лучше к Оле. А то ОНИ и вправду злы, – Аня направилась в квартиру, а остальные остались в коридоре. После пятиминутного матерного крика из квартиры вылетела, собственно, Аня, в плаще, берцах с железными вставками и подкованной подошвой, шарфе цвета радуги и огромном красном берете, на котором красовалась медная звезда. С лязгом захлопнув ногой дверь, она побежала вниз по лестнице. Остальные последовали за ней. Только когда они вышли на улицу, Он заметил ее сжатые в тонкую линию губы и пылающую кроваво-красным ауру. Он закрыл глаза и отвернулся, сделав вид, что ничего не произошло.

Придя к Оле, компания расселась на полу и стала пить их любимый зеленый чай с кагором. Он, как всегда, предпочел красное вино. Они сидели молча, потом Он достал электрогитару, звучащую голосами мертвых, а потом Оля стала творить светлые заклинания, составленные накануне. Он вспомнил, что произошло накануне, и сжал зубы : знаки на его запястьях и пентаграмма на груди жгли огнем. Что ж, за все надо платить... Потом Аня ушла, а затем ушла и Ленин. И почти сразу после этого пришла Эльвин. Точнее, материализовалась на остановке, где Он и Оля встречали ее.
Эльвин была на голову ниже Его, носила короткие черные волосы и сзади косичку, покрашенную синей краской ; шею же и заднюю часть головы всегда брила наголо. Одета Эльвин была в черный плащ до земли, на котором красовался перевернутый серебряный крест, джинсы и берцы. Самым примечательным в ее облике были, пожалуй, глаза. Красные, с оранжевыми сполохами. Если, конечно, заглянуть под стекло затемненных очков. Но немногим счастливчикам это удавалось.

Все трое решили, что лучше будет не идти, а сразу материализоваться в подъезде. Так и поступили, и минут через пять уже сидели на полу в квартире Оли.
Он вертел в руках небольшой осиновый кол с выгравированным на нем христианским крестом.
– Орудие Христовых отродий ? И нафиг ?
– Смотри на это позитивно, – усмехнулась Эльвин, перевернув кол, а следовательно, и крест. Тут засмеялись оба вампира.
В окне напротив стояла Аня и говорила с Олей по телефону. Рядом стояла зеленая ароматическая свечка.
– Щас в комнате сидят какие-то буржуйские бабки и хавают, типа, за мое здоровье, – сказала она. Из ее глаз медленно выкатилась капля. Потом еще и еще.
– Можешь материализоваться у нас ? – Спросила ее Оля.
– Не знаю... У меня мало практики...
– Попробуй.
Рядом появилась Аня с телефоном в руках.
– Так зачем же вы все-таки запретили бедному животному пить кровь ? – Невозмутимо подняв голову, спросил Он.
Оля кинула на него злой взгляд и нехотя ответила :
– Я не хочу, чтобы он стал таким, как ты.
– Глупые люди, – сухо рассмеялся Он, – пес уже такой. Правда, Мартин ?

В кресле материализовалась фигура подростка лет двенадцати с торчащими изо рта клыками и зелеными глазами. Его черные крылья с перьями, способными конкурировать по опасности с острейшими лезвиями, закрывали его почти полностью. Мартин медленно поднял голов и произнес шепотом : "Воистину... Так...", а затем перевоплотился в пса и исчез.
Молодой вампир, не переставая вертеть в руках кол, с безразличным видом глянул на изумленную Олю, а потом вдруг неожиданно швырнул ей в сердце осиновое орудие. Кол с треском вошел в ребра и пробил сердце. Оля упала на пол. А Он медленно пополз по стене наверх и, лишь устроившись на потолке в углу комнаты, протянул ладонь вперед, и оружие вышло из плоти девушки и через мгновение оказалось в Его руке. Пока Он медленно облизывал кровь с поверхности кола, Оля встала и зло посмотрела на него.

– О, ты уже очнулась ? Ну, конечно, Ваш ничтожный Бог каждый раз вас спасает. И в этом ваша проблема, Светлые, – поднял голову вампир.
Эльвин в это время невозмутимо лежала на соседней стене и наблюдала за происходящим, Аня же, усевшись в углу, вообще ничего не замечала и лишь медленно потягивала зеленый чай, в который время от времени капали ее слезы. Олю это, похоже, не на шутку разозлило. Но так или иначе, у нее все равно не нашлось слов, чтобы выразить свое негодование. Наконец, она медленно повернулась к Ане и вынула из ее рук чашку.
– Почему твой чай такой красный ? И густой ? – с дрожью в голосе спросила Аню Светлая.
– Понимаешь, Оля... Я плакала...
– Ты...
– Извини...
– Но ты не можешь !..
– Она имеет полное право, – Он подал голос из своего угла на потолке.
– Замолчи, исчадье Ада ! Дьявольская тварь ! Это все из-за тебя ! Из-за тебя ! Аня, ты не можешь так просто предать Иисуса...
– Чтобы кого-то предать, нужно быть ему хоть немного верным. И быть хоть немного уверенным в Его правоте... А я... – из ее глаз вытекли еще две алые струйки.
– Но Господь заботится о нас, он любит нас всех в равной степени ! – Оля готова была устроить истерику.
– ОН любит нас ?! Да ОН нас использует ! Мы живем в клетке пустых догматов божественного существа : "Не убий", "Не предай"... В первую очередь я требую, чтобы не предавали МЕНЯ, чтобы ОНИ не убивали во мне любовь к жизни. Я предала ЕГО ? Нет, это ОН предал меня ! Предал всех нас, еще когда создавал Адама ! Ты же помнишь, как мучался Каин, когда его брат буквально выжимал из него соки жизни по крупицам ? Хвала Люциферу, мне не пришлось этого наблюдать. Потому что я человек. Пока человек...
– Нет, ты должна... Должна...

В ночном небе виднелись две фигуры. Одна из них была Его силуэтом. Он держал электрогитару в руках, медленно извлекая из нее торжествующие голоса мучеников: панков и готов, гиперборейцев и кельтов, поэтов и музыкантов, пьяниц и наркоманов, самую творческую сторону мира и самую грязную сторону общества. Он развернул пепельно-серые крылья, заслоняя полную луну прекрасными перьями, и слушал свою собеседницу, обнаженную девушку с черной кожей и черными кожистыми крыльями.
– Знаешь, Люцифер... В тот вечер, ну, помнишь, когда мне исполнялось шестнадцать, я впервые заплакала кровью. Это было... Так необычно...
– Ты лжешь, – раздался Его тихий, но властный и безразличный голос.
– Ну, хорошо... Тогда мне было все равно... – смутилась девушка, но Он перебил ее.
– Посмотри вниз. Что ОНИ сделали с миром ? Дрязги бесполезных перепалок Рая и Ада, которые христиане глупо считают средоточием Добра и Зла. Они заставили людей, этих глупцов, ошибок Господа, свято верить в четкую градацию Добра и Зла, ОНИ заставили людей ограничивать самих себя, придумывая законы и правила...
– Как это глупо...
– Мне пора лететь, – с этими словами Люцифер начал делать широкие взмахи крыльями, уносясь вдаль.
А в небе висела фигура девушки с украденной душой, брошенным в пучины ненависти сердцем и поглощенным Тьмой разумом. Из ее глаз капала кровь на мокрые дома и грязные проспекты, а люди не замечали и просто проходили мимо, уповая на свою свободу ограничивать свою жизнь.

© ZoomKnight. Jan 10-12 2006

Рецензии к "Кровавым слезам"

Kil Каморак : Просто класс. Неожиданно хорошо. Потрясающе написано, четкие образы, красивый, неизбитый сюжет. Но последний кусок – явные сопли. Будто читатель туп, и сам не разберется.
HobbitariuS : Чрезмерное увлечение Лукьяненко вредно для психики. А еще мне смешны готы. Итого : неудачный римейк сказки "в черном-черном городе, на черной-черной улице..."
ISNik : Большой рассказ. Уложенную в него серьезную мысль одной финальной фразой не раскроешь, увы...
Мари Шико : Скучный штампованный главный герой. Извините, автор, за личную оценку. Очень старалась избавиться от нее в предыдущих отзывах. Но что ж вы все пересмотрели "Дневного дозора" так ?.. Оттого пошлая атмосфера, пошлое внутритекстовое пространство. А языковые задатки неплохие, только пространство реализации выбрано неверно. Помимо этого мораль последнего абзаца чересчур навязчива. Ошибочность ее – отдельный разговор, мало касающийся литературного текста
Лотадан : Увы, мне было скучно.
Kathleenru : Хорошо прописаны герои и диалоги, но сюжет несколько размазан и нечеток. Плюс кровь почему-то оказалась не в вине, а в... чае.
Kan-Sen : Негатив. Только кажется, что готична.

Эврика !

Николай Иваныч Петров – а среди своих просто Лысый или Дядя-Коля-Лысач – очнулся. Было сыро и холодно. Оказалось, что Николай Иваныч лежит в грязном сугробе без шапки и пальто. Он постарался припомнить, что же произошло с ним. Ну, конечно ! Его же сбила машина ! Он же нарочно взял железный лом и пошел было объяснять этому недомерку правила дорожного движения, как вдруг...

Страшно. Николай ощутил... Точнее, он не ощущал обычной тяжести в сумке. Колбаса ! У него украли колбасу – последнее сокровище, оставшееся ему от покойных собутыльников ! Так что же все-таки произошло ? Он помнил, что упал на землю и сломал средний и указательный пальцы левой руки. Пока в голове Дяди-Коли-Лысача все прояснялось, в сердце его загоралась все более и более жгучая ненависть ко всем, ко всему миру и к самому себе.

А потом что же было ? Ах, да ! Точно ! Он же с горя утопиться хотел, но проплывавший мимо рыбак спас Дядю Колю. Вспомнив все это и подумав было даже, что старая добрая колбаса сейчас на дне морском, Николай решил пойти в близлежащий бар, но ноги его не слушались.

Что за чертовщина ?! А как же он попал сюда, в этот замызганный сугроб ? Вспомнил ! У рыбака оказалась бутылочка холодного чая, да и улов немалый. Только вот что-то от этого чая так в голову дало... Еще одна загадка...

"Эврика !!! – вдруг осенило Николая Петровича, – Я же свою колбасу-то сам съел ! – он снова упал в сугроб, – Эх, за такое точно меня следует убить ! Пойду вешаться, что ли..."
Встал. И пошел.

© ZoomKnight Feb 17 2004

Благословление Стихий. Часть I

Линг сидел за столом в Библиотеке, старательно изучая свитки, беспорядочно раскиданные перед ним.
Его черные волосы так и лезли в глаза, он, ненадолго отрываясь от чтения для того, чтобы смахнуть их быстрым небрежным взмахом руки, поглядывал то в окно, то на свой ужин и снова с головой погружался в изучение древних свитков.
Линг, хрупкий, худощавый с рождения, к двенадцати годам развил мускулатуру, благодаря своему отцу, мастеру кунг-фу. Но потом отец мальчика умер от неизвестной болезни, и Линга взяла на воспитание старая Тана-Тян, которую почитали ведьмой, но, как ни странно, уважали за это. У нее мальчик и заинтересовался магией. Старуха обучила его простеньким заклинаниям, таким, как Удача и Скорость, научила готовить зелья и распознавать травы в лесу.

Но когда Лингу было четырнадцать, старуха скончалась. Никто не видел, как, но наутро на кладбище появилась новая могила, в которой, скрестив руки на груди, лежала Тана-Тян, выглядевшая живой даже после смерти.
И Линг ушел в Белый Монастырь и стал жить среди монахов, часами упражняться и просиживать часами за чтением свитков.

"...Я смотрю на мишень и не думаю о луке, когда натягиваю тетиву, – гласит один из них, – Я помещаю все свое сознание в наконечник стрелы и продолжаю смотреть на мишень. В конце концов, она вырастает в моем сознании до неимоверных размеров, она занимает всю Вселенную..."
Что ж, вероятно, представить можно что угодно...
"...И я устремляюсь к мишени – на кончике стрелы. Я знаю, что я не могу промахнуться, и не промахиваюсь..."

Когда-нибудь и Линг станет таким. Его тело будет быстрее мысли, мысль быстрее света, совесть чище души, а душа легче воздуха. А владеть оружием он будет даже лучше, чем горные эльфы, про которых каждый раз рассказывают старики-монахи, сидя у камина. Не зря же он покинул отчий дом лишь для того, чтобы уединиться в этом монастыре и познать тайны магии и искусства боя, известные лишь одним монахам. Жаль, что Мастер заставляет Линга часами медитировать и просиживать полдня в Библиотеке. Но если без этого не постичь верхов, то Линг согласен выполнять все беспрекословно.

А, вот в этом свитке все гораздо интересней:
"...Внезапно Цзыюй заболел, и Цзысы пришел навестить его. Цзыюй сказал : "Поистине велик Творец ! Смотри, как он скрутил меня !" Спина его вздыбилась так, что внутренности оказались наверху, лицо ушло в живот, плечи поднялись выше темени, шейные позвонки торчали к небесам. Силы инь и янь в нем были спутаны..."
Хотя нет, ничего примечательного... Линг и раньше встречал горбатых людей. Сам он таким не будет, ведь он медитирует каждый день... Нет, все же есть в этом польза. Эх, сколько времени так прошло ? Пятнадцать, нет, шестнадцать лет... А завтра последнее Испытание, после которого Линг, наконец-то, сможет вернуться домой. Но это будет только завтра. Нужно готовиться, готовиться...

Перед сном Линг еще раз повторил на своей вечерней еде одно из самых трудных заклинаний – Благословение Стихий. Что ж, Стена Огня не получается, как и Ледяное дыхание, Смерч и Растворение... Значит, заклинание подействовало... Но что-то здесь не так... Ну-ка, Дыхание Тьмы...
– Вот проклятье ! – тихонько выругался Линг, когда его ужин пропал в тусклом фиолетовом свечении, – Никогда толком не могу произнести это заклятие ! Как там ?
Аш шинз лушшатс панг,
Теккор колтс конг,
Уэндолссот де уиссолз,
Чау Иуэллсс уонн.

– Ух ! Еще и на четырех языках ! Попробую перевести – все-таки какая-никакая, а подготовка... Ну-ка, посмотрим...
Пламя защитит,
В мороз нам жарко будет,
Ветер переправит нас,
А Вода сон вещает.

– Корявые строки, но хоть какое-то знание языка...
Линг с беспокойной душой лег спать. Он знал все на отлично, просто в то время, когда все Белые Монахи спали, Темные Странники совершенствовали Силу Зла.

Линг проснулся рано. Солнце еще только-только выглянуло из-за горизонта краем глаза, но, благодаря усилиям Монахов, над Монастырем небеса были озарены ярким светом. Это было потрясающее зрелище : на востоке через непроглядную тьму робко проглядывали первые лучи солнца, еще не способные разрезать ночной мрак, далее тьма плавно превращалась в переливающуюся радугу, от которой во все стороны лился огонь, освещавший все вокруг чудесным светом. Однажды Линг спросил Мастера, как творятся такие чудеса, на что так и не получил определенного ответа.
Может быть, та фраза означала всего лишь то, что ему подобное просто не по силам ? Но как же тогда Кодекс Мага ? Ведь пункт 1.1 гласит : Любой маг может выполнить любую вещь, какой бы невыполнимой она ни оказалась. В который раз размышляя над этой загадочной фразой, Линг направился в горы, где должно было проходить Испытание...

В горах Линга ждало ужасное и вместе с тем прекрасное зрелище : Мастер стоял в обществе четверых незнакомых людей, если их можно было так назвать, и, что самое удивительное, рядом с каждым из них, в том числе и с мастером, стояло одно из Легендарных Существ, которые, как думал Линг раньше, давно вымерли. Люди стояли молча и неподвижно, как статуи из Сада Камней.
Один из них, постоянно кутавшийся в длинный черный плащ, имел небольшой рост, в тени плаща светились кроваво-красным светом два глаза, а из-под полы плаща выставлялся длинный черный хвост, на конце оканчивающийся острым роговым выростом.
Второй, высокий и худой, вместо рук имел длинные серые щупальца, которые, как видно, даже не подчиняясь существу, ползали по голой скале, как громадные змеи.
Третий, коренастый и невысокий, с серой кожей, свиным рылом и длинными желтыми клыками, торчащими изо рта, все время посапывал и похрюкивал, косясь на магистра.
Четвертый был хрупкого телосложения, высокий и с длинными белыми волосами. За плечами его висели лук и колчан стрел.

Животные были еще удивительней хозяев. У ног человека в черном плаще ползал, спотыкаясь, дракончик размером чуть больше кошки. Из ноздрей его иногда вырывался веер искорок, которые дракончик разбрасывал во все стороны, усиленно мотая головой.
У ног существа с серыми щупальцами ползал отвратительный паук огромных размеров. Линг не мог даже подобрать в памяти название ему, и решил называть просто – Паук.
Орк, а существо со свиным рылом являлось как раз таковым, держал на поводке крысу размером с кота. Линг сразу же догадался, что это – одна из тех тварей, что по легенде пожирали запасы в деревнях, обрекая, таким образом, людей на голод.
Человек с длинными белыми волосами держал на привязи белого волка с красными глазами. Последний, как ни странно, мирно лежал у ног хозяина и спал.
А рядом с Мастером стоял единорог, один из еще выживших среди бесконечной войны Света и Тьмы.

Мастер повернул к Лингу голову и негромко произнес :
– Вот и настал день твоего Испытания, Линг. Эти луди – Черный Странник Панглон, что значит Сын Огня, вождь народа Медуз, Расеш, Орк Лагеш и эльф Муорэн. Они любезно предоставили тебе магических животных для Испытания.
Тут вперед выступил Панглонг и шипящим голосом произнес :
– Да, мы принес-с-сли с собой наш-ш-ших ж-ж-животных, но еще не получили плату.
Но лицо Мастера оставалось спокойным.
– Вот в этом и состоит твое Испытание, Линг. Ты должен заплатить им.
– Но мы согласны ждать только месяц, иначе мы сами возьмем то, что посчитаем нужным – теперь вперед вышел Лагеш.
– Я оставляю тебя одного, Линг – сказал Мастер, – и вот тебе волшебный единорог. "Используй его, как посчитаешь нужным. Он понятливый и добрый и сделает все для своего хозяина, пусть даже для этого ему придется умереть. Береги его. Он тебя не раз выручит," – эти слова слышал только Линг.
После этого Мастер ужел. Линг хотел было его окликнуть, но передумал.
– Вперед, в твой новый дом, – сказал Лингу Муоэрн, – Теперь ты будешь жить в Горах.
И странная компания отправилась к вершине горы.

Поднимаясь на вершину, компания остановилась. Из-за Линга. Он больше не мог дышать.
– Мы уже поднялись довольно высоко. Дышать становится трудно. Почему бы нам не прекратить этот бесполезный подъем и не вернуться назад ?
– Но зачем ? – удивился Муоэрн, – чем выше мы поднимаемся, тем чище и лучше воздух.
– Да, – сказал Лагеш хриплым голосом. При звуке голоса орка Лингу припомнилась старая скрипучая калитка дома, – И дышать им все противнее. Не лучше ли основать дом прямо здесь ?
– Да, пожалуй, это – наилучший вариант, – согласился Панглонг, – Да и наш должник дальше идти не может, – добавил он с издевкой.
Тут Линг увидел нечто такое, во что трудно было поверить : сперва из глаз Лагеша ударили два луча в скалу неподалеку, скала разверзлась в стороны, волосы эльфа развеялись на неизвестно откуда налетевшем ветре, из пасти Расеша вырвалась струя воды и ударила в трещину в скале, одновременно с этим плащ Панглонга вспыхнул пламенем, и из земли вырос дом, которому мог бы позавидовать сам старый Цзыга, что торговал рыбой и нажил приличное состояние уже в пятьдесят лет. Но пятьдесят лет – это мало по сравнению с бессмертием праведной души.

Спустя несколько мгновений, Линг удивленно и озадаченно произнес :
– Я повторил все заклинания, включая само Благословение Стихий, потерял свой ужин для подготовки к Испытанию, но Мастер, зная, что так и будет, дал мне четверых, умеющих колдовать еще получше меня, и мое Испытание состоит в том, чтобы сообразить, как бы им заплатить ?
Но Панглонг перебил его :
– Благословение Стихий, ты говоришь ? Это заклинание написано на языках древних жрецов Огня, Воды, Земли и Воздуха. Мы – последние из таковых и мечтаем лишь об одном : освободить из заточения Стихии. Если ты поможешь сделать это нам, это будет воистину достойной платой. Вот и ответы на все твои вопросы, Линг.
– А в заклинании, о котором ты говорил, – продолжил доселе молчавший Расеш, содержится лишь малая толика той мощи, которая содержится в объединении Стихий. Ибо Вода и Воздух дают Лед, а Земля и Огонь – Хаос, а объединение Льда, Хаоса и мудрости человека может привести к концу света.

В тот день Линг лег спать с беспокойной душой. Если объединение Стихий может положить начало концу света, то зачем Стихии, вообще, освобождать ? И что там говорилось про мудрость Человека ? И зачем жрецам Линг ? Размышляя над этими вопросами, Линг не заметил, как уснул.
На рассвете Линг со жрецами направился в долину в целях добычи хоть какого-то пропитания. Эту идею высказал Лагеш. Он сидел на крыльце дома и подтачивал свой топор. Только что проснувшийся Линг в это время спускался по лестнице.
– Как было хорошо в монастыре... Еду можно было брать в столовой и приносить прямо в комнату... – промямлил Линг сонно.
– Не знаю, как там, в монастыре, – ответил орк, – а тут тебе придется выходить на охоту. И тебе еще повезло, что ты со Жрецом Земли, ведь нет охотника лучше орка.
У Линга все внутри похолодело.
– Но... Разве... Орки питаются не...
– Людьми ? Нет... Так думают многие, но... Тьма исказила наши тела и душу. Да, порой нам хочется отведать человечины, но мы помним, что когда-то были людьми и уж никогда не прикоснулись бы к мясу человека и не осквернили бы людской труп. Для нас люди – это наши собратья. И мы верим и надеемся в душе, что когда-нибудь станем людьми вновь. Если бы я не был Жрецом, стать человеком было бы моим заветным желанием. Собираемся в лес, – больше из орка было не вытянуть ни слова.

Лес. Ливень. Лингу очень не нравился лес. Он казался полным опасностей и тайн. Компания шла по лесной тропке, протоптанной неизвестно кем и когда, что еще более пугало Линга, не говоря про непонятные шорохи повсюду и полное отсутствие птиц.
Они вышли на широкую поляну. Кругом стояли лишь камни замысловатой формы. Некоторые походили на людей, некоторые на животных.
"Сад Камней..." – вдруг вспыхнуло в голове у Линга.
Действительно, место соответствовало описаниям в свитках. Неожиданно в темноте показались черные фигуры с синими светящимися глазами. Орк положил руку на рукоять топора, глаза его горели, плащ Панглонга вспыхнул огнем, а Муоэрн достал лук.
Но вперед выступил Расеш, и прошипел что-то на неизвестном языке. Тут же его силуэт, и так едва видимый в полутьме, пропал. Вокруг послышался вой, посреди поляны зажегся кроваво-красный свет.
– Быстрее, – быстро сказал Панглонг, – Огонь пытается защитить нас, – там – наше единственно возможное спасение.
Отряд помчался к центру поляны. Вокруг камни оживали, превращаясь в ужасных чудовищ, тянувших к ним лапы.
– Древнее Зло пробудилось ! – вскричал Лагеш, – Мы все погибли !
С его словами огонь в центре поляны начал тускнеть и вскоре окончательно потух...
Линг было спросил :
– Что... – но Лагеш, выхватывая топор, оборвал его :
– Нет времени, потом объясним.

Линг, Панглонг, Лагеш и Муоэрн встали в круг и обнажили оружие. Линг было хотел воспользоваться Светлой Магией, но тут почувствовал Давление. Оно было в воздухе, в земле, в этих деревьях и в дожде, в непроглядной тьме и в рычании монстров. Оно поражало единственное спасение в этом Великом Сумраке – Веру, Душу и Волю. И Линг вытащил свой меч – ничем не примечательный, даже не магический, простой меч, который Линг взял на складе в Монастыре, когда уходил на Испытание.

Вот чудовища начали наступать. Со всех сторон к Отряду тянулись щупальца, мелькали когти и рога. Линг уже потерял счет убитым тварям, а монстры все наступали. Из отрубленных щупалец лилась густая грязно-зеленая кровь, которая пропитала здесь всю Землю. Это было проклятое место. Линг заметил, что ливень кончился только после того, как сквозь кромешную тьму стали пробиваться лучи солнца. Он глянул на небо : через лес перекинулась удивительной красоты радуга, но над горизонтом чернела точка. Линг было, позабыв обо всем, задумался, что бы это могло быть, но из раздумий его вывела резкая боль в левом плече. Линг инстинктивно махнул перед собой мечом, отвратительное щупальце упало к его ногам. И тут он услышал Голос. Он исходил из ниоткуда и в то же время отовсюду. Голос звучал в голове, в самом мозгу Линга :
– Держись, я иду !
– Кто, кто это сказал ? – закричал Линг, но не дождался ответа – еще один монстр пырнул его рогом в грудь.
В голове у Линга помутнело, но он, падая на землю, все же сконцентрировался ровно настолько, чтобы еще раз взглянуть в небо. Маленькая черная точка теперь превратилась в единорога, стремительно скачущего по радуге.
– Держись ! – опять прогремело в голове Линга, – Господи ! Эти слова произносил единорог ! А Линг даже позабыл о нем, отправив на луг пастись.
Последнее, что увидел Линг – это два голубых глаза над ним, а потом потерял сознание.

Линг очнулся. Пахло сыростью и землей. Первая же попытка встать отозвалась резкой болью в груди и плече. Он осмотрелся. Вокруг был лес, но уже не такой, как тогда. Тогда, когда... Линг припомнил тот злополучный день и поморщился. Эти твари, отвратительные щупальца, шипастые морды – все перемешалось в одном ужасном кошмаре.
Ему стало страшно. Где он ? Что со Жрецами ? И где единорог ? Ответ на один из вопросов Линг нашел сразу : Жрецы стояли неподалеку и, судя по всему, о чем-то ожесточенно спорили.

Тут лба Линга коснулось что-то теплое, мягкое и влажное. Над ним стоял единорог и изучал лицо Линга пристальным взглядом ярко-голубых глаз. Жрецы прервали свои дебаты и поспешили к Лингу. Тот заметил, что орк слегка прихрамывает, а у Муоэрна перевязана рука. Похоже, невредимым остался только Панглон, в облике которого Линг не нашел и следа ранений.
Приблизившись к нему, Жрецы не преминули осведомиться о его самочувствии. Не получив удовлетворяющего их ответа, они стали спрашивать, мол, что он помнит, что нет и прочую дребедень. Линг отвечал на расспросы нехотяи вяло, думая о своем.
Неожиданно к нему пришла идея :
– А ну-ка, положите мою руку ко мне на грудь ! – голос Линга предательски дрожал, сам Линг не чувствовал ни рук, ни ног.
– Он бредит, – послышался голос Жреца Огня, – яд подействовал слишком сильно.
– Надо исполнить его прозьбу, – ответил орк.
– Ну разве ты не видишь, что он в бреду ? – кажется, Панглон начинал выходить из себя.
– А вдруг нет ? – упрямо настоял на своем Жрец Земли.

На счастье Линга, орк оказался проворнее Темного и поспешил исполнить просьбу Линга. Его ладонь чуть заметно засветилась, и через минуту на месте ран красовались лишь два шрама. Линг тут же потерял сознание.
– Вот ведь что значит "Светлый", – прохрипел орк, – не мучайся себе, не ходи с повязками, не жди, пока раны сами затянутся.
– Бедный парень, – насмешливо-сочувственно продолжил Муоэрн, – опять ведь неделю проваляется в коме, восстанавливая то, что некоторые зовут "Маной"...

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...

© ZoomKnight Jun 17-26 2003

Великим Начинаниям – Удача и Великие Свершения!
Долгим Походам и Странствиям – Счастливый Исход!
Уставшим Путникам – Яркий Свет и Добрый Огонь!