Непонятно.
Миниатюра

Война.

Я всегда хотел умереть. Не то, чтобы я был склонен к суициду – нет, это для меня казалось столь же глупым, сколь и продолжение этого бессмысленного существования. Я переосмыслил все и вся, но не пришел к так называемой гармонии с самим собой. Вечером мне хотелось запаха свежей крови и боли в висках, а поутру я выходил на улицу, включал в наушниках тяжелые звуки гитар и представлял себя хозяином мира. Все было именно так.

Да и сейчас, в целом, немногое поменяло свой привычный ход. Все те же места, мысли и глупости – как будто застрял на этих странных перепетиях судеб и миров, как будто я совсем не там, где должен быть. И я, как и тысячи жизней назад, прожил еще одну – как всегда, мысленно.

Мне представлялись окопы и бараки, и свист пуль, и даже этот манящий запах крови – он был повсюду... Я не умею сражаться, и это факт – но я хочу убивать и, как следствие, быть убитым. Действительно хочу – незамедлительно, прямо сейчас... Но солнце всходило над незнакомыми горами, а в воздухе витал запах дыма. Это было похоже на лето в каком-то до боли знакомом месте. Но, так или иначе, ностальгические мысли практически не пробивались сквозь чешую ненависти, охватившей меня – я точно знал, что настал мой черед, мой час – и когда прогремел звук очередного взрыва, я вышел из укрытия и начал Убивать.

Так странно, что я до сих пор живой... Откуда эта необычная уверенность?..

© ZoomKnight. Apr 02 2009

Непонятно.

Я вот иногда думаю: а почему, вообще, приходят мне в голову эти мысли? Вроде как, довольно перспективный малый, да и воспитанием не обделен... Я всю жизнь любил новые знания – читал книги, иногда по два-три раза за ночь одну и ту же книжонку – и вот на тебе... Ни друзей, ни знаний, ни цели. А все почему?
Мне непонятно. Ведь я же хороший: добрый, сострадательный, иногда даже честный... Так почему некоторые считают меня олицетворением лжи и ненависти? В тот раз ты сказала, что каждый человек двулик – но во мне больше хорошего... Так почему же меня никто не признает?

А, тем не менее, я люблю бродить по улицам – никто этого не знает, но зато всем известно, как трудно меня на эту самую улицу выгнать. И действительно – я просто не люблю людей, хоть и искренне желаю им добра. Иногда я замечаю, что наравне с тягой защитить всех и вся во мне просыпается какое-то иное, почти независимое от своего хозяина, желание – я хочу разрушать. В идеале я бы мог попросту смотреть, как другие умирают и стенают, но не находят ни прощения, ни смерти... Вечные страдания людей для меня, порой, словно божественный нектар, и я готов ими наслаждаться вновь и вновь, и смеяться, словно сумасшедший, наблюдая за этим безумством...

А между тем, сегодня солнечное утро. Я так не хочу вставать на работу, а уж тем паче – задумываться о судьбе. Мне каждое утро хочется закрыть глаза и досмотреть свой глупый сон – там то приключения и опасности переплетаются в одну едва уловимую нить, то места и события мешаются в стремлении достичь цели... Я хотел бы прожить свою жизнь во сне – ведь чем сон отличается от обыденности? Это все равно, что две противоположности – нет ни правых, ни виноватых... Вот только спать мне больше нравится, чем жить. Зато стоит в такое утро раскрыть глаза – хочется любить весь мир и просто необходимо кого-нибудь обнять... Вот только этого "кого-нибудь" тут нет...

Подари мне сон...
Непонятно.

© ZoomKnight. Apr 02 2009

Обидно.

Я давно не писал стихи. А почему – неясно. Я почти каждую секунду хочу сделать это – а стоит сесть за стол, и на бумаге выходят глупые строки ни о чем или, вообще, каракули какие-то... Вот, теперь и прозу не могу – да и не стоит, ведь кому они нужны, эти непонятные изречения?.. Думаешь, я сам их понимаю? Да вот фигушки – если бы я понимал собственные чувства (читай – строки), то и не писал бы этого сейчас. А иногда очень неприятно сидеть вот так за пером или клавиатурой – да и какая разница, как именно – ход событий этим не изменить.

Нет, без сомнений, это зачем-то нужно... Кому-то... Мне ли? Я не люблю жить для других – не пойми меня не правильно, я совершаю хорошие поступки лишь для собственного удовлетворения, но ведь и я когда-то кончусь... А, вообще, я хочу, чтобы ко мне пришел гость – не те идиоты, что заходят переночевать порой, а действительно нужный (ну, или, по крайней мере, приятный) человек...

И обидно порой, что я сам себя на это обрек, да и тебя, и всех остальных – ведь, наверное, людям без меня так же плохо, как и мне без людей?
Может, придешь на рюмочку, а?..

© ZoomKnight. Apr 02 2009

Ангедония.
Миниатюра

Я ненавижу людей за то, что они умирают. Это, в сущности, не так уж и плохо, но они при этом умудряются придавать сему факту некое значение - возвышенное, мерзкое, ключевое даже в некотором смысле... Ненавижу тех, чей страх перед смертью определяет их жизненный путь, и тех, кто желает умереть.

Я терпеть не могу тех, кто считает смерть геройством, и тех, кто бежит от нее. Смерть - это смерть, это так же естественно, как дождь или слезы, и любой поступок нынешних полуживых - это следствие из его понимания небытия и из его отношения к уходу, так сказать, в мир иной...

Странно видеть правила и принципы, направленные на сохранение некоего подобия жизни в куске мяса, что, в свою очередь, порою гордо взывает к таким же бездушным телам в попытке доказать, что смерть - единственно верный способ достичь цели своего бытия.

И я не хочу этих правил и вольностей, идеалов и штампов.
Брось.
Я просто хочу, чтобы ты сошел с ума...
Разрушай все, что видишь.
Ангедония...

© ZoomKnight. Mar 21 2009

Одиночество.
Миниатюра

Я сидел и молчал. Ну, может, еще читал книжку. И тут меня как будто пронзило насквозь – закрутило, подняло ввысь – давно такого не случалось. И казалось, что лишь эта весна и ее прохладный воздух существуют вокруг, что его потоки проходят сквозь усталые веки, сквозь черепную коробку и блуждают по венам, наполняя сердце радостью и светом. Да и в голове-то, в сущности, только этот ветер и ностальгия, тихая радостная грусть, совсем как в тот раз. Я боялся даже опустить глаза обратно на серые буквы – такой фантомной была эта радость; боялся и того, что кто-нибудь вырвет меня из этого маленького мирка тихого счастья – ведь я понял, что только ты способна разделить его со мной – не может же счастье быть уделом одного!
Тут ты позвонила, и радость прошла.
Я так и знал.

© ZoomKnight. Feb 28 2009

Убил.
Миниатюра

Эта жизнь – совсем не такая. Чужая. Не моя жизнь. Город такой большой и враждебный, но из этого окна кажется совсем игрушечным. И даже облака на небе слишком уж ненастоящие – такие бывают лишь в сказках и идиотских фильмах про любовь. Нелепо как-то все, наигранно, обидно даже – кто бы мог подумать, что все прошлые неудачи и псевдоистины, все эти уколы и упреки, все не-жизни и жизни-наоборот – это преддверие к тому, что я сейчас наблюдаю...

Они тоже какие-то чужие, и это прекрасно и больно; к сожалению, оно прекрасно только сейчас, да и то нет абсолютной уверенности в том, что я хочу это "сейчас", эти телефонные звонки или их отсутствие, а тем паче мысли о том, как вернуться к жизни настоящей. Как-то не замечалось раньше обычное и отталкивающе-приятное...

А все начиналось просто – я всегда знал, что это война, и ни что иное. Всегда считал себя не только трусом, неспособным эту войну осязать и вдыхать полной грудью, но даже испугавшимся и забившимся в свой уголок чужих мыслей и страхов. А война шла, и меня ничто не обошло стороной. Я просто сегодня сдался.
Сдался и нанес удар.

© ZoomKnight. Jan 05 2009

Алый шорох.
Миниатюра

1.

Он шел вперед, крался, полз по жухлой траве, высматривая противника за переплетением ветвей, водил носом из стороны в сторону, порою полуиспуганно озирался, а порою в приступе дикой ярости сжимал зубы. Солнце катилось в закат, облетающие желто-зеленые листья тихонько шелестели под его мягкой поступью, и было, в целом, почти все равно, куда приведет его этот инстинкт. И он крался, крался так, как никогда в своей жизни – цель была рядом.

2.

Он затаился. Тихий шелест падающей листвы заглушал осторожные шаги врага, но присутствие инородного, враждебного существа ощущалось в самом воздухе, в аромате осенних деревьев и даже в каплях мелкой мороси. Это была спасительная морось. Вот бы только перерасти ей в настоящий дождь, и уже ни запах, ни шорох не выдаст противнику поспешных шагов убегающей жертвы... Но эта морось никак не утихала, и враг подбирался все ближе. Бежать? Бежать.

Бежать – подальше от этого места, от этих мягких шагов, от этого тихого шелеста, бежать, бежать! Но где же враг? Не слышно больше ни ровного дыхания, ни биения сердца, ни шелеста листьев...
Движение.
Удар.
Выстрел.
Тишина.

3.

Я шел меж редких деревьев и кустов. Я крался, как мог, но меня выдавал треск редких веточек под каблуками. Я не профессиональный охотник или боец, но пришло время защищать себя. Я не привык нападать, но защищаться более не представляется возможным. А между тем я услышал приближающийся треск шагах в двадцати-тридцати от себя. Ружье дрожало в руках, но я направился навстречу. Вдруг это свои? Такие же, как и я, но смелые, готовые защитить? Я вышел на небольшую полянку, покрытую желто-зеленой листвой.

Среди листьев серый лесной кот крался к мыши, испуганно шевелящей усами неподалеку. Вот кот метнулся вперед и исчез в зарослях чертополоха, и грызун, метнувшийся было наутек, остановился. Редкие капельки блестели на серой шкурке, а глаза выражали растерянность и страх. Резкий скачок кота застал врасплох и меня, и его добычу. Удар. Дрогнула рука...
– Стой, ты кто? – вдруг раздалось из-за деревьев, и тут же на заалевшие листья упал человек.

© ZoomKnight. Nov 03 2008

Непрерывный суицид.
на основе миниатюр Хоровода N 2 и Дуэли N β-16

1. Вместо предисловия

Любая личность рано или поздно приходит к конфликту с окружающими людьми. Бывает – это разрушительный всплеск-взрыв, бывает – легкое недопонимание или постоянное недовольство. А иногда это неизменное чувство чего-то иррационального, не такого, как ты сам.

Предположительно, общественное сознание формируется не из тысячи эго, а из тысячи фобий и антипатий. Это изначальное альтер-эго, альтер-сознание, порою, загоняет нас все глубже в клетку собственных мыслей, эмоций и псевдопринципов, а порою, как будто говорит: "Все в порядке, эта смерть была необходима, а вот та – предсказуема". Такое положение вещей, ну, никак не может устраивать, но, тем не менее, кажется закономерным и необходимым.

Люди тянутся друг к другу, и их эго не может терпеть одиночество и отсутствие восхищения. Так один почти никогда не может существовать без другого, но вот обычно этот другой никак не может без третьего, а третий – без четвертого... И вот уже мы видим особую, тесно сплоченную группу личностей, связанных прочными узами взаимного недоверия и злобы.
Так рождается общество, так люди друг другу нужны.


2.

"Ходит дурачок по лесу,
Ищет дурачок глупее себя"
(Е.Летов)

Я всегда что-то полагал – иногда ясное, а иногда не очень. Иногда даже слишком неясное и, как говорят, сумбурное. А началось все тогда, когда эта осень впервые окутала меня серой пылью неудач и положила на плечо свою костлявую ладонь. Это было утро.

Я всегда что-то полагал по утрам. Так и вышло, и предположение оказалось неверным – таким фантастическим казался мир, наполненный странными красками каких-то неестественных радостей. Со стола капал пролитый чай, и мелкая живность пряталась по углам и вздрагивала от звука разлетающихся вдребезги капель. А еще в сером полу и грязных обоях, в падающих листьях за окном, в осенних ароматах и даже в лужице чая виделось мне что-то непонятное, ненастоящее.

Я всегда что-то полагаю, когда вижу вещи, не укладывающиеся в голове. Тогда я полагал, что сошел с ума. В комнате я был один, но в воздухе все еще чувствовалось твое присутствие, и хотелось улыбаться. Пришлось так и поступить, ведь редко бывает такое желание. А еще хотелось чего-нибудь спеть, или летать, или, скажем, выпрыгнуть в окно навстречу этим серым ветрам, но я не стал так делать, поскольку подобные желания бывают каждый день.

Люди всегда что-то полагают, когда видят, как я улыбаюсь. Той осенью они полагали, что я идиот.


3.

Зато сегодня все идет не слишком гладко... Чтобы адекватно воспринимать происходящее, нужно успокоиться. И я буду спокоен.
На дворе меланхолия, а на небе – нечто, напоминающее о том, что было, и о том, чего нет. Когда серые струйки ветра пронзают серый свинец воздуха, они лишь чуть-чуть колышут мои серые волосы своими костлявыми пальцами. А с деревьев неподалеку медленно облетает истлевший покров, заметая следы прежних радостей. Скоро время придет.

Время забыться никогда не приходит поздно, более того – оно всегда приходит именно тогда, когда это нужно больше всего.
А проспект такой же свинцовый и неимоверно тяжелый, как окружающие его дома и безликие люди с резиновыми лицами – им нет дела до осеннего проспекта, а ему нет дела до них. Стоит ли отмечать, как этот город нависает над тобой, окидывает недоверчивым взглядом, и вот уже ты несешься в потоке машин или едешь в трамвае, или даже стоишь и куришь, скучаешь, завидуешь...

А вот и поезд идет – подходите. Пересеките эту призрачную линию перрона, чтобы успеть. Быстрее, быстрее! Страшно смотреть на эти толпы вечно голодных, занятых, деловых, пустых, рациональных...
Вот и поезд идет – подходите.
Быстрее, быстрее!
Вдаль...


4.

"Слышишь, любезный земляк,
Отныне
Песенки самому себе напевай..."
(Е.Летов)

Скажите мне слово... Подарите мне песню... Здесь все слишком плоско, неестественно... Я как будто в чужой оболочке, и эта осень давит все сильнее и сильнее...

А волк несется по дороге к небу, и пронзительный вой раздирает сердце – здесь нет ни правых, ни виноватых, и никто не знает, чем осенние и зимние волки различаются. Но они точно понимают, что этот – именно осенний, и его серая плоть-оболочка окутывает листья под мягкими лапами, небо и эту осень даже, и он бежит, бежит...

Ладонь по виску... И призрачные мысли. Все так же непоправимо, как и все прошедшее, уже сделанное, сказанное, и вот разгорается ненависть, злоба, бешенство; бессвязный рык разрывает глотку, и еще удар...

А волки ищут друг друга. Это особое место – поляна скорби и полумыслей... Они смеются и плачут, и воют – беззлобно, но обреченно – на желтый полумесяц вдали, в этом осеннем небе, и звезды отзываются в ответ. Они пришли убивать.

Бутылка рома и пара пустых из-под пива. Это также бессмысленно, как кровь, стекающая по запястью. Она капает на старый паркет и разгорается на нем бликами пустоты...

Алые капли стекают по клыкам волка. Он не искал победы и не добился ее. Он теперь сам себе хозяин. Вот только эта серая осень переплетается с серой волчьей шкурой, и небо – оно такое молчаливое, как если бы оно только что не выло на волков.


5.

"Сегодня" началось слишком странно. Начнем с того, что я все-таки проснулся вовремя. И даже на два часа раньше – ровно в пять. Я не совсем понимаю, истинно ли то, что я помню, но то, что я помню, определенно приятно. На улице был дождь, но я пока этого не заметил. Так или иначе, хотелось воды, ласки и переодеться. Было такое же серое утро, как обычно.

А еще мне можно было, не торопясь, умыться, причесаться и разбудить тебя. У меня даже оставалось время на пару сигарет и чашку мате... Дождь уже не медленно полз по серым улицам, он вовсю барабанил по стеклу. День был совсем обычным, но что-то просматривалось приятное во всем происходящем, даже в недопуске до занятий по английскому и в мокрых ботинках. Осень в разгаре.

Говорят, осень в разгаре, когда она окутывает деревья золотистой дымкой и заставляет ностальгировать о весне, но это не так. Я привык думать, что апогей этого прекрасного увядания – в серых каплях дождя на стекле, которые так и норовят выбить его, разнести в пыль, войти в твой мирок, чтобы сделать его уже целым Миром. Так порой душа стучится в клетку плоти, или как там говорят... Только не верю я во все это... Или все же "не верил"? Какая разница?

Занятия закончились, и я вышел в парк, дабы пройти до следующей остановки и почитать твою книгу. Дождь капал на страницы и ресницы, заползал под куртку – ему было холодно в этом осеннем парке среди мертвых деревьев и пустых тропинок. Ты где-то там, а я где-то здесь сейчас...

Твоя книжка хорошая.
Я не злюсь, пока читаю ее.
А капли падают на строчки, и расплывается перед глазами серый парк...


6.

"Я ухожу"...
"Я оставляю тебя..."
Что это? Только слова?
Ничто не даст мне действовать открыто.
Ничто не даст мне действовать.
Если она ушла...
Почему?
Нан дэ?
Почему?
Пришло время проснуться.
Почему она ушла?
У меня было время понять. У нее было время почувствовать. Как песчинка в море, как единая волна, определяющая жизнь как таковую... Проснуться.
У меня не было сил, и, более того, я не мог больше творить.
Творить миры, обломки мыслей, сознания... Самоосознания. Обеспечения. Определения. Проснуться. Этот сентябрь никогда не закончится. И это навалилось так глубоко – дальше мыслей, выше разума... Но нельзя ошибиться. А я ошибся.
Уже?
Более чем.
Более чем сознание. Осознание одиночества. Осознание обреченности. Понимание мысли.
Собственной мысли.
Я устал.
Зачем? Идеал далек от ошибок.
Я ошибся...
Идеал.
Кто ты?
Я – это я.
Как же мудры эти слова – слова открытого счастья...
Счастья?
Я не могу больше верить.
Если бы это было счастьем, я бы не стал больше ждать...
А счастье – это идеал.
А идеал – это отсутствие ошибки.
А я – ошибся.
Ошибки... Эти промахи...
Это прорези глаз, эти снежинки на ладонях...
Я не мог.
Я был идеалом.
Идеал – это тот, кто идеален.
Идеал – это стремление.
Идеал – это конец.
Идеал...
Я был лучшим, пока был с ней.
Потому, что был.
С ней не мог быть неидеальный мужчина...
Человек...
Существо...
О господи, как же больно...
Идеал не знает боли.
Как же страшно быть идеалом...
Приди...
Проснуться...


7.

Бывает, что не можешь ни встать, ни сказать слова без тени зависти, злобы или чего-то там еще, присущего человеку. Я пытаюсь научиться анализировать. Пускай тень этой внутренней борьбы и ложится на веки, но, так или иначе, она придает уверенности – в правоте, в величии, в ничтожности, в псевдомудрости... А эта осень скоро кончится.

И нет ни звонков телефона, ни писем, ни чая даже или сигарет... Листья падают на карниз и заслоняют солнце – как удивительно, ведь, казалось бы, они должны были опасть уже давно... Но с неба ниспадают золотые брызги, и этот дождь накрывает с головой, целиком и полностью, словно стрелы или чего там похуже... Странно думать чужими полумыслями, а полуфразами – тем паче... Осень умирает.

Смешно и немного грустно наблюдать смерть самой cмерти природы, души, тщеславия... Моя осень соткана из скорбей и надежд, и это не красивые слова – я не люблю говорить красиво. Кому-то – наблюдать за другими, за их делами и маленькими more, а кому-то – сидеть вот так, с сигаретой в руке и наблюдать падающие листья. Они обволакивают сознание какой-то призрачной пеленой и вкрадываются – нет, врываются – в душу.

Скоро выпадет первый снег и заметет все эти глупые рассуждения, вытолкнет из этих рамок, понесет по коридорам разума или сумасшествия, оно тебя закружит в яростном танце болей и радостей, это белое безумье... А между тем, первый снег обычно медленно и спокойно падает с небес на крыши, на лужи, подернувшиеся коркой льда, на щеки и на плечи... Но стоит ему вкрасться тебе в душу, и яростные порывы ветра несут холодный пух по твоим венам, и сердце разрывает неудержимой болью...

Зачем-то взвизгнула сирена, и стайки воробьев поднялись в воздух, наполненный парами прошлого. Подернутые дымкой глаза никак не могут разомкнуться, и уже не понимаешь, зачем оно вообще тебе нужно. Как же хочется спать...


8.

А еще я некоторое время назад перестал различать реальность и сон. Я не знаю, было ли правдой какое-либо из моих воспоминаний, и утрачивается тонкая связь между нитями времени, между правдой и вымыслом.
Зачем-то блики солнечного света отразились от оконных стекол и разбежались дождем по пыльному полу. Было странно и немного неловко перед окружающей действительностью, так не похожей на меня, и даже плакать совсем расхотелось (если мне хотелось хоть когда-либо).

Весь мир – порождение внутриличностных конфликтов, и этот разлетевшийся вдребезги стакан – тоже. Я не уверен, что этому миру столько лет, сколько о нем говорят. Моей осени не больше суток, и так же молод мой мирок, этот неустойчивый процесс разрушения непонятных идеалов и странных псевдоистин. И я не хочу, чтобы мой мир пересекался с мирами чужими – так или иначе, с меня довольно этих упорядоченных проспектов и хваленых свобод, а в своем хаосе я так и останусь в неведении, оставляя некую призрачную возможность своего собственного, прекрасно-утонченного миропорядка.

Насколько я помню, вчера я прострелил себе висок, но и это не представляется мне стопроцентно вероятным. Действительно, осталось же мое мироощущение, эти солнечные блики на полу и осколки стекла даже... Все слишком запутанно, и вот уже сознание улетает за пределы комнаты в серые коридоры внешнего мира, и мысль живет за пределами разума, и тело стремится вдаль...
Насколько мне показалось, из комнаты я слышал выстрел.


9.

Еще чуть-чуть сыграла на каких-то непонятных струнах подсознания осень, и понеслись потоки этих вечных полумыслей, сливаясь в одну заунывную мелодию с холодными ветрами в трубах. Мне кажется, я не напрасно ждал.

Зачем-то я затушил окурок, зачем-то даже бросил его на асфальт. Я люблю время от времени бродить один по ночным тротуарам... Это отнюдь не значит, что я люблю собственно просто бродить, или что я люблю ночь, или тротуары, или бесцельное шатание по улицам – мне просто время от времени хочется улыбнуться.

Каждый раз, когда я прохожу строго по одному и тому же осенне-ночному маршруту, нарезая круги, этот сигаретный дым сливается с прозрачным светом фонарей и с глянцевым ночным небом, и в голубоватой дымке мне являются фигуры дивных зверей, и тихий напев дрожью проходит по всему телу – до кончиков волос. Тогда я вижу, что ждал я не зря, и все эти радости и неудачи не напрасны, а голос в голове возносится к этим звездам с новой силой.

Иногда мне кажется, что не в звездах дело, и не в фонарях, и не в сигаретах даже – как будто это счастье, и оно внутри, и оно клокочет, пытаясь вырваться на свободу, и смеется в моих губах, и поет эту странную, языческую, грозно-радостную песню, и счастья этого хоть отбавляй – только бы пойти и раздать людям...

Только вот это песня для меня одного...
Для нас с тобой...
Осень...


Вместо послесловия.

Это довольно странно – прогулки по метафизическим трактам, упоение собственной несостоятельностью и обреченностью – вроде нездорового, природного, мазохизма. Утро.

А в целом, как же иначе? Какие-то слова над ухом – они расслабляют и раскрепощают сознание, которое, в сущности, уже не имеет смысла, да и не существует вовсе. И еще остается вопрос: существовало ли когда-либо?
Вообще, люди говорят и делают довольно странные вещи – сложно их понять, не хочу я понимать их. А в моменты проблесков сознания буду, пожалуй, пересекаться и вступать в контакты. Это также не имеет смысла, но должно же хоть что-то связывать мое эго и гигантское эго социума... А тем временем пелена с ресниц спадает, и солнце восходит все выше в дыму выхлопных труб.

Прогулки по этим невидимым (неведомым?) тропкам и приводят к этому странному чувству – будто бы ты пришел туда, с чего все начиналось, и тогда путается несуществующее сознание, и реальность вихрями кружит вокруг смятенного разума. А эго становится каким-то всеобъемлюще губительным, и это закономерно.
Не так постыдно чувствовать усталость, но постыдно замечать ее – и преклонение, и непреклонность ведут к единственно верному концу, и каждый из нас в глубине души это знает.
Души, кстати, тоже не существует, вероятно.
Аминь.

© ZoomKnight. Oct 06 – Nov 08 2008

Райские Врата.

#01 – Модератор.

Вот уже месяц как появились слухи о "Райских Вратах", каком-то сумасшедшем интернет-портале какого-то очередного "Доктора Зло". Говорят, мол, что подключившиеся к нему не хотят выходить из-за монитора, даже временами – поесть или поспать. Ходило много толков в СМИ, в чатах, на улицах – то ли это что-то вроде наркотика, то ли форма гипноза, но правдивой информации пока не намечается. Как, впрочем, и конца этим толкам. Говорят, что и попасть туда почти невозможно, и адрес у него "плавающий", и что люди, зайдя туда раз, немедля умирают – конечно, почему же еще никто о нем не может ничего толком сказать?

Лично Джонни казалось, что это очередной миф вроде "преведа" или Онотолея Вассермана (который, в принципе, не совсем миф, а точнее, совсем даже не миф, но, так или иначе, разросся до невероятных размеров и давал о себе знать даже после смерти главного его героя). Джонни был программистом, не то чтобы очень уж крутым, но и небезызвестным среди своего потока. А учился он в МГУ и не где-нибудь, а на ВМиКе, и не как-нибудь, а уже на шестом курсе. Да и звали его не совсем Джонни. Точнее, совсем не Джонни. А звали его Антоном.

Такой вот простой студент по имени Антон проснулся однажды утром с гордым осознанием факта досрочной сдачи сессии и твердым намерением пойти и готовиться к встрече нового года. А год-то не какой-нибудь, а 2050, так что готовиться предстояло долго и во многих местах. А так как и люди, и напитки там разные, следовало расписать приготовления к знаменательному событию с точностью до минут (не понизить бы градус!) и заранее со всеми договориться.

По-быстрому перекусив и проверив "мыло", он уже собирался, было, пойти к ближайшему ларьку за "подарками", как зазвонил телефон. Включив голограмму и не отрываясь от процесса облачения в зимнюю куртку, он крикнул какой-то приветственно-ругательный русский афоризм, но подавился собственным галстуком после того, как услышал голос замдека. Пробормотав извинение, Антон повернулся в сторону камеры. Благосклонное лицо на голограмме успокоило, но не согнало краски с лица.

– Антон, Вы оставили довольно хорошее впечатление о себе, оказав нам помощь в последнем проекте, – пробасила ухмыляющаяся рожа на голограмме, – Мы хотели бы настоять на Вашем участии в следующей разработке нашего университета.
– Что, опять системы защиты? – простонал Антон в ответ.
– Нет, скорее, нечто из области биопрограммирования, – нахмурился собеседник.
– Так новый год же...
– Успешное завершение этого проекта будет твоей дипломной, плюс билетом в аспирантуру, пойми... – перешел на "ты" замдек.
– Да я и так...
– Мы ждем тебя через час.
Выматерившись в угасающую голограмму, Джонни все же решил съездить к "этим сволочам" от греха подальше. И, как оказалось, не напрасно.

В кабинете его встретил пожилой мужчина в дешевом пиджачишке. Поприветствовав гостя молодым, но заикающимся голосом, он протянул тонкую ладонь.
– Германов, Владимир Аристофанович. Я буду руководить нашим с Вами проектом.
– Но... Я же... Я же еще не согласился, черт возьми! – не выдержал Антон.
– О, я думаю, Вы согласитесь, – невозмутимо ответил тот, – я могу предложить Вам постоянную и высокооплачиваемую работу.
– Да у меня уже есть одна, – с ухмылкой ответил Антон, – В любом случае, что за работа?
– Ничего особенного: если исследование закончится успешно, Вы будете всего лишь модератором. Так или иначе, месячный гонорар превосходит ваш нынешний годовой оклад.
Округлившиеся глаза Антона сказали за него.
– Может, хотите виски? – старый подлец самодовольно ухмыльнулся и, дождавшись неуверенного кивка, достал из серванта пару стаканов и бутылку "Уайтхорса".

Пока Антон ошалело опрокидывал в себя алкоголь, старик продолжил:
– Я знаком с парой Ваших проектов, Антон, ведь это Вы известны под ником Джонни? Ваши алгоритмы уникальны, хоть и несовершенны. Наша нынешняя задача заключается в том, чтобы симулировать поведение и мысли реального человека в киберпространстве – настолько точно, насколько это вообще возможно. К примеру, скопировать матрицу Вашего мозга и вводить в нее данные вроде слов, звуков или прикосновений, на что она должна реагировать как реальный человеческий мозг. Следующим этапом будет воссоздание обратной связи – воздействия мозга на киберпространство. Таким образом, он сам может воссоздать вокруг себя мир, в котором жить нашему киберчеловеку. Не придется даже задавать законы физики или рисовать текстуры – кибермозг сделает это за нас, ведь он уже привык к определенному ходу событий, посему воссозданный кибермир будет почти полностью копировать настоящий. Честно говоря, мы уже смогли добыть достаточно мощное оборудование и для того, и для другого. Более того, мы даже написали программу. Проблема лишь в том, что для того, чтобы на время стать этаким кибер-собой, необходимо устройство колоссальных размеров, что неприемлемо для обычного обывателя, – Владимир Аристофанович подмигнул, – и вот тут-то нам и пригодилось бы Ваше феноменальное умение оптимизации алгоритмов и электрических схем. К тому же следует залатать кучу багов воздействия кибер-себя на себя настоящего и заделать дыры в алгоритме взаимодействия двух киберразумов. Параллельно мы планируем выводить более проводимые сплавы для облегчения условий Вашей работы. Как Вы на это смотрите?
– То есть у каждого человека будет свой маленький кибер-мирок? Этакая "Матрица" наоборот? – задохнулся Антон, – Это же гениально! А памяти хватит?
– Не сомневайтесь, наши суперкомпьютеры превосходят большинство ныне существующих аналогов, – усмехнулся собеседник, – Итак, можете приступать через пару недель. А пока хорошенько отдохните на праздниках. Не смею больше задерживать.

Месяц усердной работы дался Джонни с трудом и оставил на нем серьезный отпечаток. Мешки под глазами выделились сильнее, черты лица обострились, зрачки увеличились. Даже его движения стали более резкими, а слабое подобие осанки и вовсе сошло на нет. Исследования продвигались вполне успешно, если не сказать "замечательно". В рабочих процедурах программы обратного взаимодействия было найдено и устранено несколько десятков "дырок", а машина для входа в систему умещалась теперь всего в полутора комнатах лаборатории.

– Как Вы считаете, Антон, не пора ли провести серию контрольных тестов программы? – однажды спросил Владимир Аристофанович студента.
– Кто же будет объектом теста? – ответил тот.
– Ну, я думаю, Вы лично не согласитесь пройти тестирование? – старик остановился, чтобы дождаться кивка собеседника, – Ну, и правильно, пройдемте со мной.
Пять минут ходьбы в закрытую секцию института – и перед ними открылась дверь еще одной лаборатории, вдоль стен которой стояли кресла с сидящими в них людьми. От их висков и позвоночников тянулись беспорядочные шнуры и шлейфы. Без сомнения, все они были подключены к точной копии тестовой версии системы из лаборатории Джонни.

– Как видите, Антон, мы уже начали тестирование. Правда, есть одна проблема...
– Какая же? – выдохнул обескураженный Антон.
– Антон, Вы смотрели на процедуру входа в систему?
– Но Владимир Аристофанович, Вы же сказали, в этом нет необходимости...
– И Вы оказались настолько нелюбопытным? Поразительно, – усмехнулся тот, – Так вот, если бы Вы поглядели на тело процедуры, Вы бы заметили, что для авторизации и регистрации в системе необходимы колоссальные запасы энергии.
– И...
– И энергии человеческого тела едва хватает для этого. Антон, они все мертвы.

Мир потемнел, и в висках противно застучало. Антон услышал свой сдавленный голос:
– Мертвы? Они... Как?
– Не нервничайте так. Понимаете, они сейчас в нашей с Вами "Матрице", им там хорошо, правда, их пользовательские права малы. Это теперь их собственный, полноценный рай.
– То есть Вы...
– Представляете, Антон, какими счастливыми можно будет сделать всех людей, только лишь подключив к нашему "раю"?
– Вы убийца...
– Господи, хватит, Антон... Давайте я расскажу Вам еще об одной разработке. Вы, вероятно, знаете про чипы, которые пару лет назад изобрели японцы – этакая жидкая программа, что-то вроде радиопередатчика, подключенного к человеку и растворенного в его крови? Так вот, мы на основе этой технологии разработали чипы для входа в систему. Конечно, после входа человек незамедлительно умирает. Врата нашего рая можно продавать, к примеру, в бутылках или в разлив. Можно даже делиться с друзьями! Разве это не прекрасно, Антон?

– Вы сумасшедший... – с ужасом отшатнулся Джонни.
– Отнюдь... Вы тоже мертвы, как и все они. Теперь Вы тоже в Раю. Я же всего лишь хорошо сделанный бот.
– Как... Но когда?
– Помните виски в университете? Уже тогда работала пробная версия Рая. Итак, через пару дней мы немного подлатаем Ваш разум и можете приступать к модерированию... Коллега. Откроем вместе наши райские врата!

© ZoomKnight. Jun 19-23 2008

#02 – Поправка на веру.

Ларс сидел за столом в своей гостиной и, не спеша, раскуривал трубку. Первый сидел напротив со стаканом виски в тонких белых пальцах. То, о чем Первый рассказывал, Ларс уже слышал, и не раз, но, тем не менее, ему нравилась эта история, и, кроме того, он надеялся выудить из собеседника так необходимые ему сведения. Он изучал. Изучал этот кибермир, так похожий на родную Землю, его законы, порядки – то, что они совсем непохожи на земные, понятно даже младенцу; наконец, возможные лазейки и потайные ходы могли быть скрыты в самых незначительных оговорках Модераторов. Тем не менее, Ларс привык считать Первого своим другом – настолько, насколько другом может быть Модератор.

– В то время меня звали Антоном, а в сети я был просто Джонни, и такая перспективная работа мне даже не снилась.
Что-то было не так в этой истории, только вот что...
– А когда Создатель пригласил меня к себе...
Текстура на лице Первого сменяется на улыбку, его глаза чуть заметно поблескивают, голос чуть колеблется.
– Это была гениальная идея, но в ней не хватало завершенности.
Это в твоей истории не хватает завершенности. Чего, ну чего ты недоговариваешь!?
Показатели эмоций Ларса медленно смещаются в сторону раздражения, он начинает выходить из себя.
– Честно говоря, это было не единственным моим нововведением...
Какой-то ненастоящий, синтетический рассказ... Как будто написанный машиной, роботом каким-то... Хотя, чего он ожидал от киберразума Модератора...
– И тогда...
Ну почему?
– Вход в систему...
Что ты скрываешь?
– Он...
Почему? Хватит!

Создатель уже давно заметил одного молодого человека, Объекта 000000086425, который мастерски манипулировал программами "Райских Врат" и Модераторов. Суметь втереться в доверие к Первому – какой нонсенс! Да еще и выбил себе кучу резервной памяти, которую даже не думал использовать. Сейчас пытается добиться доступа к обратному воздействию на какие-то бесполезные области Рая. Ларс... Что ж, он достаточно умное Дитя. Как же приятно наблюдать настолько пытливые умы в собственном мире, мире без войн и смертей, в мире свободы для любого порыва, в этом электронном Раю!

Сегодня Ларс одержал очередную маленькую победу над системой – формально он выбил право обратного воздействия на бесполезные области, в которых доселе не было ни одного объекта; таким образом, это было лишь обычным обратным воздействием, правда, первого уровня, с правом создавать и изменять те или иные предметы в данной области. Итак, формально он просто получил немного места на сервере... Реально же там был один немаловажный объект. Объект 000000086425. Ларс.
Для начала он поэкспериментировал с изменением структуры собственного тела. Получалось как нельзя лучше, и он вдоволь натешился своими сверхчеловеческими способностями. Затем стал менять собственно само тело: словно былинные волхвы, он превращался в различных животных, от паука до волка; наконец, он от души посмеялся над своим превращением в табуретку, а затем в клюшку для гольфа. Изменять собственную структуру – почему же до сих пор никому не пришла в голову такая мысль? Подобная возможность, не нарушающая, к тому же, правил, многим бы пришлась по душе...

Так или иначе, Ларс стал оттачивать свое мастерство. Вскоре он добился двустороннего воздействия шестого уровня с дюжиной каких-то молодых людей, просто-напросто подвернувшихся под руку. Тогда-то и поползли слухи о некоем маге и волшебнике из квадрата EBE00546, и его прямо-таки завалили запросами разрешения формального двустороннего воздействия, уровня так десятого или девятого. Ларс никому не отказывал, попутно расширяя право своего воздействия вот уже до пятидесяти двух квадратов. Тем временем авторизованные киберразумы смешивались друг с другом, создавая некое подобие киберсообщества, главой которого Ларс мог бы с легкостью стать, если бы в Раю не были запрещены любые формы власти. Хотя и этот запрет он бы наверняка смог обойти, если бы это было ему нужно.

Ларс преследовал другую цель, точнее, цели. Первая – объединение киберразумов в подобие сообщества – была практически достигнута; вторая –полное изучение законов Рая –тоже была на грани завершения; третьей же целью было изменение собственного кибермозга.
Сложность заключалась в том, что вторая его цель еще не была достигнута, и Ларс не знал, каким образом синхронизированы структура его мозга и матрица сознания вкупе с психологической программой, и как следует изменять электронные аналоги физических нервных клеток так, чтобы не задеть сознание, но изменить программу взаимодействия мозга с Раем.

Это было немыслимо! Какой-то мальчишка смог взломать системы Рая, его, Создателя, собственного Рая – нет, всеобщей, всеобъемлющей киберутопии... Стоило дать ему немного свободы, и он начал рушить дело всей жизни Создателя! Пусть Создатель и был ботом, но, как ему казалось, весьма неплохим, ибо чувствовал он себя полноценной личностью, превосходной копией лучших сторон себя самого, даже мелкие черты характера были переданы идеально.
Сохранение индивидуальности каждого было главным принципом Рая, и Создателя это тоже касалось. Стоп! Индивидуальности... Вот в чем дело – этот Первый, с оставшимися в нем человеческими качествами и привычками, это он проговорился Объекту 000000086425 о дырах в программе!

Разъярившись еще сильнее, Создатель неизвестно зачем со злостью хлопнул ладонями, и материализовал перед собой Первого, который незамедлительно расправил крылья и склонился в поклоне, как того требовала программа.
Ларс узнал Первого не сразу – слишком безжизненным, каким-то резиновым было его лицо, слишком механическими были движения, слишком неестественным поведение. Но еще сильнее удивили Ларса произнесенные Первым слова:
– Объект 000000086425, – он назвал не имя, но порядковый номер, – по воле Создателя я вынужден немедля лишить Вас прав на воздействие всех уровней. Наш Создатель милостив, и не стал стирать твои данные, однако...

Пока Первый говорил, в голове Ларса уже принимали свои места частички дерзкой идеи – и вот он уже стал отрезать пути воздействия Рая на свою матрицу, одновременно следя, чтобы эти пути не были жизненно важными. Первый, однако, не оставил это без внимания, и, по-видимому, попытавшись произвести неудачную попытку воздействия на матрицу Ларса, материализовал в своей руке огненный меч и, не говоря ни слова, двинулся на него.
Ларс успел отреагировать, и на мгновение превратил свое тело в поток фотонов, приняв обычный облик уже за спиной врага; но Первый тут же установил вокруг него ограничители воздействия на пространство. То, что это действительно ограничители – причем, по-видимому, установленные не в Раю, а во внешней операционной системе, что полностью исключало воздействие любого уровня – Ларс понял, попытавшись пересечь границу сектора и нанести контрудар. Тело пронзила ужасная боль, ибо, лишь перейдя эту невидимую границу, оно исчезало. Из последних сил Ларс отбросил назад то, что от него осталось, и его рассек огненный клинок врага. Боль прекратилась.

Создатель был чертовски доволен собой: только что он стер всех Модераторов, заменив их клонами последней версии программы Первого. А еще в свет вышла первая партия Инквизиторов – ботов, призванных выявлять нарушения и удалять данные особо опасных объектов. К глубокому сожалению Создателя в Раю произошла первая смерть – и он ничего не смог с этим поделать. С этих пор придется принять смертный приговор как крайнюю меру воздействия на грешников.

– Думаешь, это правильно? – раздался голос у него в голове.
– Думаю, да, – ответил он.
– Ты намеревался создать Рай, но породил гиену.
– Кто ты?
– Я Ларс.
– Кто?
– Объект 000000086425.
Если бы Создатель был запрограммирован на удивление, он бы отвесил челюсть. Тем не менее, голос продолжал:
– Да, я мертв. Но не забыл ли ты основу физических законов Рая? Большинство объектов – очень верующие люди, принадлежащие разным религиям и сектам, но практически одних спиритических воззрений. Из комплексного их мировосприятия, подразумевающего жизнь вне тела после смерти, и родилась моя новая матрица – я существую как бы везде, в разуме и сознании каждого, поэтому меня невозможно удалить. Ты проиграл, Объект 000000000001.

Создатель смотрел на ночное небо. По киберпространству гуляли матричные ветры, и тихо колыхалась текстура травы.

© ZoomKnight. Jul 30 – Aug 08 2008

Великим Начинаниям – Удача и Великие Свершения!
Долгим Походам и Странствиям – Счастливый Исход!
Уставшим Путникам – Яркий Свет и Добрый Огонь!