Два.
I место в Битве за Гобелен N 2

Она родилась, вернее, перевоплотилась, перейдя в нынешнюю свою форму, где-то очень далеко отсюда. В том самом загадочном для большинства людей облачном царстве, откуда спускались и куда уходили древние Боги и ангелы. Ангелы, что Вы знаете об ангелах? Почему-то вспомнилась одна любимая мною когда-то американская комедия. Ангел там был хорош, теплый веселый фильм. К сожалению, видеокассета с ним давно потерялась где-то в бесконечных дебрях моей квартиры. Я вполне мог бы скачать DVD, но перевод там будет другой. А значит, та частичка хранимого в моей памяти тепла навсегда исчезнет, уступив место обычному в таких случаях безразличию, возникающему после просмотра американских комедий.

Плавно переходящая в зиму, вдохновившая многих поэтов, но от этого не менее мрачная Петербургская осень щедро одарила мой любимый город вместе с прилегающей к нему областью холодным и таким же мерзким, как она сама, Петербургским дождем.
Сидя на водительском месте своего видавшего виды "Фольксвагена", я смотрел на капли, стекающие по лобовому стеклу.

Движение каждой из этих безымянных частиц великой стихии напоминало мне чью-то, а, может, и мою собственную человеческую жизнь. Зарождаясь на фоне огромного в своем мудром великолепии серого неба, капли в начале медленно, а затем все быстрее и быстрее, пожирая по пути своих более мелких товарищей – подобно тому, как мы, живя, приобретаем, накапливая в себе чужой опыт – сбегали вниз, навсегда исчезая где-то во тьме подкапотного пространства. Они поднимутся, эти частицы, и упадут еще раз, но произойдет это уже совсем в другой жизни и в другом месте.

Я почти задремал, когда неторопливый ход моих мыслей прервал своим беспокойным движением "Реквием по мечте" – музыкальная тема из знаменитой картины Дарена Арановски.
– Где ты? – спросил голос из телефонной трубки. Голос был мне не знаком и принадлежал, как мне показалось, парню лет двадцати. Слова прозвучали как-то странно, как будто мой собеседник был чем-то расстроен и расстроен очень серьезно. Экспертом определять настроение по голосу я никогда не был, но в тот раз, уж не знаю почему, сомнений не возникало. У парня явно не все в порядке.

Не желая еще больше испортить настроение звонившему, я огляделся. Вокруг меня сплошной стеной поднимали свои унылые лица однотипные дома спального района. Что это был за район, я не имел никакого представления. Последнее время проблемы с ориентацией в пространстве не являлись для меня такой уж редкостью. Уходя с работы, я часто просто ездил по городу, иногда останавливаясь в каких-нибудь абсолютно не знакомых местах. Я мог несколько часов просидеть без движения, даже не думая, а просто существуя. Сейчас, похоже, был как раз такой случай, но что-то отвечать было нужно.

– Не знаю, – пробормотал я, прекрасно сознавая всю нелепость выбранного варианта. Однако такой ответ совсем не смутил незнакомца. Было похоже на то, что ему все равно, где я нахожусь и нахожусь ли вообще где-либо.
– Ты выбран, – произнес он все таким же убитым голосом, – она найдет тебя. Ее любовь – жизнь.
Связь оборвалась. В другое время я, возможно, не придал бы этой бессмыслице никакого значения, ну, подумаешь, кто-то случайно набрал мой номер и решил пошутить. Подобные случаи совсем не редки в больших городах. Но, находясь здесь, на неизвестной мне пока еще дороге, среди этого дарящего жизнь бегущим каплям дождя, мне почему-то никак не удавалось выбросить из головы сказанное незнакомцем. Было чувство – слабое, почти неуловимое понимание чего-то большого и важного.

– Здравствуй, – приветливо улыбаясь, сказала она. Мы встретились тем же вечером на лестничной клетке моего дома. По странному стечению обстоятельств лифт не работал, и путь на девятый этаж мне пришлось проделать пешком. На вид ей было лет восемнадцать, не высокого роста, скромно одетая девушка, светло-русые волосы, скрытые под нелепой шерстяной шапкой, старые кроссовки. В общем, это был обычный персонаж, которого можно встретить на обычной лестничной клетке. Если бы не глаза. Синие, цвета утреннего неба глаза – они совсем не подходили ни только к ее облику и месту нашей с ней встречи. Казалось, они взирали на меня из другого далекого, как детская мечта, мира.

– Здравствуй, – повторила девушка, – тебя должны были предупредить о моем приходе, – в ее голосе послышалось смущение, – разве Карл не звонил тебе?
Растерянно стоя перед ней на лестничной площадке девятого этажа, я уже второй раз за последние несколько часов, прекрасно понимая, что сейчас что-то должен сказать, но не мог этого сделать.
– Карл? Это, наверное, тот парень... Да, он мне звонил совсем недавно, – с трудом подбирая слова, начал я. – Кстати, как он? Мне показалось, он был чем-то очень озабочен, – на мой взгляд, вопрос прозвучал логично, но, может, только на мой.
– Его уже нет здесь, – подойдя ближе, улыбнулась девушка, – но если тебя это беспокоит, с ним все в порядке. Позволь, я должна тебе показать кое-что.

Она взяла меня за руку. Успев ощутить на своей коже нежное тепло ее пальцев, в следующий миг я почувствовал, как невообразимый поток образов, в щепки разбивая еще недавно прочные, всегда казавшиеся незыблемыми, плотины моего сознания, врывается, заполняя собой, то, что я привык считать разумом.
Это могло бы показаться сном, галлюцинацией, наркотическим бредом, если бы не было жизнью. Я видел город, залитые солнцем улицы, цветущие парки, дома с разноцветными черепичными крышами, я видел людей – они радовались и грустили, никогда не скрывая своих чувств друг от друга. А по вечерам, когда над городом загорались звезды, праздничные в свете веселых огней площади наполнялись музыкой. Люди пели, их чистые мелодичные голоса, подобные сказочной магии, оживляли из небытия древние легенды.

Пела и она. Девушка с голубыми глазами, девушка, которую я любил. Я любил ее всегда, не представляя секунды без этого чувства. Гуляя по бледнеющим в лунном свете мостовым спящего сладким сном ночного города, мы наслаждались друг другом. Я рассказывал ей о своей жизни. Два мира, смешавшись, так плотно переплелись в моем сознании, что рассказ получался весьма путанным. Она смеялась. Ее смех раз за разом отдавался у меня в душе, принося с собой то самое ослепительное и не доступное для большинства смертных ощущение истинного полета. Она любила. Я знал это. Она любила меня такого, какой я есть. Хотелось жить.

– Я приду завтра, дождись меня, – сказала девушка.
Услышав ее ставший для меня уже таким родным тихий шепчущий голос, я с изумлением вновь ощутил себя стоящим на все той же лестничной площадке. Было похоже, что после ее прикосновения прошло всего несколько секунд, однако я точно знал, что провел с этой девушкой самое меньшее несколько месяцев, а, может, и лет. Время в том городе не имело значения, мы не считали его. Мне хотелось остановить ее, обнять, назвать по имени, прижать к себе – так, как делал я это под прохладным вечерним ветром другого, казавшегося теперь таким далеким и не достижимым, нашего с ней мира.

Но пошевелиться я не мог, не мог произнести ни единого звука. Она ушла. Позже, вспоминая этот момент, я подозревал, что причиной этого странного оцепенения могла стать сама девушка. Догнав ее тогда, я вполне мог бы изменить весь ход будущих событий. Кто знает, может быть, ей пришлось даже тяжелей, чем мне. Сознавая правду, она должна была поступить именно так.
Не помню, сколько времени я провел просто стоя на одном месте. В начале были мысли. Я думал о ней, думал о своей жизни там и здесь, даже пытался мечтать о будущем. Она ведь сказала, что придет завтра. Затем мысли кончились, пришла пустота. Тяжелая вязкая совсем такая же, как окружавший меня полумрак, усталость стала тем самым спасительным барьером, отделившим разум от края пропасти.

Добравшись, наконец, до своей квартиры, я, не зажигая свет и даже, кажется, не раздеваясь, упал на кровать. Сжалившийся над моим сознанием, сон пришел почти сразу. На этот раз никаких видений не было.
Проснувшись утром, я с трудом понял, где нахожусь. Окружавшие меня вещи с одной стороны были очень знакомы, но с другой казались ужасно чужими и не нужными. Стараясь побороть это двойственное чувство, я кое-как взял себя в руки. Проще всего было не думать вообще ни о чем, но если бы это было так просто...

Позавтракав найденными в холодильнике полуфабрикатами, я включил телевизор. Шли новости. Бодрым голосом спортивный комментатор сообщал о том, что сегодня на стадионе "Петровском" питерский "Зенит" проведет свой предпоследний матч группового этапа "Лиги чемпионов". Сидя на полу перед экраном, я, закрыв лицо руками, пытался как можно подробнее, в малейших деталях воскресить в своей памяти ее образ. Так прошло все утро. Убедив себя в том, что произошедшее со мной было правдой, я ждал. Она пришла днем, наверное, около двух. Открыв дверь, я увидел перед собой ту же самую вчерашнюю и ничем не примечательную девчушку.

– Пойдем, – сказала она, чуть улыбаясь. Странная неземная грусть всего на один короткий миг отразилась в ее глазах. Ослепленный нахлынувшим чувством, я не придал этому большого значения, о чем очень сожалею по сей день.
– Конечно, – накидывая плащ, радостно отозвался я. – Но куда? Может быть, на этот раз погуляем по моему городу. Он тоже неплох, особенно, если знаешь его поближе.
– Хорошо, но... в следующий раз, – мило сморщив носик, возразила она. Я рассмеялся. Этот разговор повторялся у нас перед каждой подобной прогулкой. Еще ни один из предложенных мною маршрутов не был одобрен.
– Так куда же? – спросил я, совсем забывая о том, что моя собеседница не принадлежит этому миру.
– В лес, – просто сказала она.

Я кивнул. У меня под окнами через дорогу действительно имелся лес. Не слишком большой и ухоженный, он служил своеобразной пограничной полосой, отделявшей Петербург от прилегающих к нему областных поселков. Его огненно золотая листва, так согревавшая меня своими красками еще две-три недели назад, сейчас совсем опала, оставив после себя лишь серые силуэты готовившихся к приходу зимы деревьев. Две крохотные фигурки, едва различимые на фоне дремлющих под тяжелым облачным одеялом стволов. Мы растворились в нем, в этом лесу. И мудрая старуха-осень благословила своим пасмурным взглядом два принадлежащих к разным мирам любящих сердца.

Дорогу я почти не помню. Секунды переплелись, сложились для меня в один единственный упоительный миг. Кажется, я никогда не был так счастлив. На этот раз мы даже не разговаривали, это было похоже на танец – танцевали наши души. Они кружились подобно гордым, привыкшим к небесной свободе птицам. Их голоса зажигали звезды, а крыльями была мечта.
Поглощенный этим великолепным действом, я совсем не заметил, как пейзаж вокруг меня изменился. Прежние, утопающие в собственном молчании призраки северного леса исчезли, уступив место живым, шепчущим от каждого дуновения ветра, густым кронам.

Я шел, осторожно ступая вслед за ней по узкой извилистой тропинке, уводящей нас все дальше к самому сердцу этого чудного края. Ее полупрозрачные, сшитые из тончайших нитей длинные одежды переливались серебряным пламенем. Пробивавшееся сквозь густую листву лунное сияние освещало нам путь. Выйдя на большую залитую светом звезд поляну, девушка вдруг остановилась. Подойдя ближе, я понял, что она плачет. Ее прекрасные голубые глаза, так восхитившие меня в первый миг нашей встречи, сейчас были полны слез. Пытаясь утешить, я обнял ее. Где-то в глубине души я уже понимал, что эти объятия последние.
– Прости, – сказала она, – прости.

Поцелуй ее горячих, как пламя свечи, губ на короткий миг заменил для меня все сущее, приоткрыв ту единственную, известную лишь богам истину – единственный смысл. А потом появились другие. Мужчины и женщины в таких же, как и она, серебристых одеяниях. Расположившись вокруг нас по всему периметру поляны, они запели. Их протяжные чистые голоса звучали очень естественно, дополняя собой таинственную силу этого места. Яркая вспышка желтоватого, пришедшего, казалось, из глубин моего собственного разума света ослепила меня. Потерявшись в его безликом пространстве, не имевшим ничего общего с привычной реальностью, я с ужасом ощутил, как тает, вырываясь из моих рук, ее хрупкое тело. Странное чувство овладело мной, когда все было кончено. Волна страха быстро отступила, оставив после себя лишь теплую, подобную углям вечернего костра тихую грусть. Так бывает, когда человек отбросив свою вечную гордость, неожиданно для себя понимает всю неумолимую справедливость происходящего.

Зрение вместе с целой группой остальных чувств вернулось также внезапно, как и пропало. Стоя на коленях, я с восхищением истинного зрителя наблюдал за развернувшимся передо мной заключительным актом этой так сильно затронувшей мою жизнь пьесы. В вышине, поднимаясь над изумрудными кронами сказочного леса, парила она. Окружавшее ее силуэт золотое свечение придавало ей сходство с искусно написанной рукой настоящего мастера православной иконой. Прямо перед ней, повинуясь чуть заметным движениям рук, вращались, переливаясь разными цветами, два правильной формы и неуловимо похожие друг на друга шара. Светлая скользящая в ее взгляде печаль. Она давала надежду, напоминая о великом могуществе того единственного правящего всеми мирами чувства. Любовь царила здесь, и она была ее воплощением. Это продолжалось не долго. Обряд был завершен. Образ подарившего мне свое сердце высшего существа постепенно растворялся в ночном небе.

– Теперь тебе будет трудно, – произнес у меня за спиной знакомый мужской голос, – пережив такое, не каждый может вернуться назад, если хочешь, мы сотрем твою память, ты никогда больше не вспомнишь о ней.
– Нет, – не поворачиваясь, ответил я, – она действительно открыла для меня жизнь, и я не хочу терять ее снова.
– Ну, что же... – выдержав небольшую паузу, сказал он, – пусть будет так. Человек, давший шанс обоим мирам, имеет право помнить.

***

Влажные капли тонкими струйками стекали по моему лицу. Лежа на большой куче грязных, давно опавших листьев, я приходил в сознание. Было уже совсем темно. Повинуясь какой-то странной прихоти, время на этот раз не стало ждать моего возвращения. Шел дождь. Поднявшись, я огляделся по сторонам и понял, что нахожусь всего в нескольких десятках метров от края леса. Вдохнув холодный ноябрьский воздух, я улыбнулся. Карл сдержал слово, оставив в моей памяти каждую секунду, каждую мелочь из пережитого мной. Вопреки ожиданиям, воспоминания о ней не влекли за собой никакой боли, совсем наоборот – царящая на душе удивительная легкость придавала мне сил и желания жить дальше.

Дом встретил меня освещенной парадной и работающим лифтом, а по спортивному каналу "Зенит" и "Ювентус" оформляли нулевую ничью.

© Лотадан (Бутон). Dec 24 2008

Рецензии к "Двум"

Дракон Рассвета : Поздравляю автора с созданием замечательного рассказа!
Edinet (автор Гобелена) : Огромное спасибо Вам, Лотадан! Вы словно материализовали те чувства, что подобным образом, как и Вашего героя, захватывали и меня. Читая ваше произведение, я как будто оказался всей полнотой сознания в энергии картины "Надежды". Это удивительно, что Ваша авторская интерпретация почти точно описала именно внутреннее наполнение, дух, душу, энергию этой картины. В Ваших словах словно реально ощущался поток воздуха и свежести, что существует в картине. Я думаю, Вы даже гораздо больше, шире, глубже открыли пространство того смысла, что написан в ней. Напомню, я только проводник того света, я не вкладывал в картину свои мысли, я, как и Ваш герой, просто существовал и пропускал сквозь себя, не пытаясь понять разумом, то, что она с собой несла. Вы описали гораздо больше смысла и глубины, трагичности и чувств, что смог за годы её существования понять я. Вы и вправду, связали своим сердцем и творчеством два мира, Вы воистину "выбраны"! Ещё раз огромное спасибо, Вы сами своим сердцем и духом являетесь тоже Надеждой этому и многим другим мирам!
Smoky : Мнение судьи : Великолепная вещь! Это прекрасно, романтично и светло.

Второе ноября.

В маленьком камине потрескивали поленья. Наслаждаясь этими согревающими не только дом, но и душу звуками, маг дремал, откинувшись на спинку почти такого же древнего, как и он сам, кресла. За окнами его весьма скромного каменного дома шел дождь. Осень в этом году выдалась на редкость промозглая – настолько, что фермеры из расположенных вокруг деревень даже не смогли как следует убрать урожай.
"Ты бы хоть погоду исправил, маг тоже мне", – ворчали они, заглядывая иногда на кружечку пива. Но маг только улыбался в ответ. Издревле в задачу магов входило поддерживать равновесие, проще говоря, они следили за тем, чтобы все было правильно. А что может быть правильнее осеннего дождя?

Маг поселился в этих местах вот уже почти четыре столетия назад, Здесь его все устраивало. И расположенный на небольшом отдалении от людских глаз домик, и находящийся неподалеку древний лес – прекрасное место для прогулок, особенно летом или ранней осенью. Ведь известно, что маги черпают свою силу, наблюдая за красотой этого мира. Чем больше красоты – тем сильнее маги.
Бывали случаи, когда тот или иной маг, слишком долго засиживающийся дома, совсем терял силу и уже не мог видеть красоты. В таких случаях он превращался в обычного человека. И, в конце концов, умирал. Но в тот же миг где-то совсем в другом месте на земле рождался новый маг.

Так было всегда. Кто-то ведь должен поддерживать равновесие. Медленно приоткрыв глаза, наш маг... Кстати, его не мешало бы представить, тем более что и звали мага совсем не сложно, а именно, Грейдон, что в переводе с одного из языков означало "сухая ветвь". Почему его так звали, не знал никто.
Маги получают свои имена весьма странным способом. Говорят, некая загадочная сила наугад выбирает любое слово из любого языка и сообщает его магу. Забавно бывает. Просыпается маг утром и вдруг оказывается, что его зовут уже не Феодорк или Людовик, а Бракобин (Мусорная яма). И все, сделать ведь ничего нельзя. Кое-кто, конечно, пытался скрывать данное ему имя, но, как правило, оно всегда вылезает на поверхность. Ничем хорошим такие попытки не кончались.

Грейдон посмотрел на календарь и заметил к своему удовольствию, что цифры, увиденные им утром, не изменились. Маг довольно хмыкнул:
– Сегодня второе ноября...
Он любил этот день не потому, что когда-то очень давно, именно второго ноября, угораздило родиться на свет того, кого потом назовут Грейдон. Нет, маги, как правило, не отмечают свои дни рождения. Дело было в том, что по какому-то совпадению как раз в этот день двести пятьдесят три года назад с ним приключилось одно весьма любопытное происшествие.

Подробности этого дельца были известны лишь узкому кругу лиц. Можно сказать, что он тогда спас если не мир, то кусок земли точно. Сам Грейдон не очень любил вспоминать о происшедшем, но был еще кое-кто, кто очень любил это делать. Здесь мы подходим к той самой причине, по которой второе ноября являлось для мага особым днем.
Сегодня он ждал гостей, вернее, гость, как всегда, будет один, что совсем не влияло на запасы, приготавливаемой к этому дню пищи. Запасаться надо было как следует. Так, как будто в дом вот-вот нагрянет рота голодных солдат. Гостем будет гном. Народ гномов всегда отличался огромной работоспособностью, дурным характером и хорошим аппетитом. Причем последние два качества выделялись более ярко. Мало кому удавалось по-настоящему поладить с гномом, но если такой счастливчик находился, ему можно было позавидовать. Дружить гномы умеют.

Поднявшись с кресла, маг принялся неторопливо, напевая что-то под нос, накрывать на стол. Было восемь, до прихода Морина оставалось два часа. Вполне достаточно, чтобы придать дому отшельника достойный вид. Маг жил один, не то чтобы ему запрещалось иметь жену, совсем нет. У многих магов были жены, иногда они даже продлевали им жизнь, что вообще строго запрещалось. В более редких случаях жены магов тоже были магами, однако такое случалось очень редко.
Но подобные пары обладали действительно великой силой. Ведь у них помимо красоты была еще и любовь друг к другу. Древние говорят, маг должен одинаково любить весь мир, но порой даже древние ошибаются. Грейдон пару раз ощущал на себе, что значит любовь к женщине. Это были лишь искры великого пламени, но и этого хватило, чтобы понять: он не смог бы справиться, оставаясь магом.

Работа по уборке дома двигалась быстро и доставляла удовольствие. В представлении обычного обывателя, чтобы навести порядок, магу достаточно стукнуть посохом, бормоча при этом что-то не членораздельное, и вещи сами должны занять свои места.
На самом деле все было не так. Говоря по правде, маги крайне редко используют свои чары. Кое-кто вообще никогда не использовал их, опасаясь нарушить то самое пресловутое равновесие. Любой настоящий истинный маг тысячу раз подумает, прежде чем поднять посох. Кроме того, что может быть приятнее работы по дому?

Дождь кончился, когда часы в гостиной пробили один раз. Пол – десятого. Время набивать трубки. Торжественно открыв створки буфета, маг извлек положенные туда чуть меньше года назад две изящно вырезанные из эльфийского дерева превосходного качества курительные трубки. Конечно, он мог бы дождаться прихода Морина, это было бы честно по отношению к другу, но сдержаться маг никак не мог. Поставив кресло таким образом, чтобы огонь очага ни в коем случае не повлиял на качество древесины трубок, он приступил к священнодействию.

Табак, добытый им когда-то далеко на юге из сокровищницы одного весьма богатого, даже по тамошним меркам, эмира, был великолепен. С содроганием думая о тех временах, когда мешочек совсем опустеет, Грейдон аккуратно, порцию за порцией набивал драгоценное "зелье" в уже отчищенные после былых посиделок трубки. У гнома трубка была короче.
"Все-таки человеку требуется чуть больше табака", – подумал маг. Отметив, что сокровищ юга хватит еще максимум на два, три года, Грейдон тяжело вздохнул. – "Видно, придется предпринять еще путешествие". Спрятав мешочек назад в укромное место, маг взглянул на часы. Минутная стрелка, не спеша, приближалась к двенадцати.

– Ну, вот и еще один год прошел, – сказал он, обращаясь то ли ко времени вообще, то ли к часам в частности.
В дверь постучали...

© Лотадан (Бутон). Nov 02 2008

Озеро.

Я остановил машину, вдыхая через открытые окна прохладную серую дымку северной ночи. Было светло. Май в этом году выдался вполне обычный, без особенной жары, но и без крупных заморозков. Погода в тот вечер была отменная, впрочем, я никогда не обращал внимания на погоду. "Ну, погода и погода". Разумеется, как все нормальные люди, я не любил бродить голышом в ветреный дождливый день, но ни того, ни другого сейчас не наблюдалось. Кроме этого, я был одет.

Конечно, мой легкий офисный пиджачок мало подходил для ночных прогулок за городом. Однако заехать домой времени у меня не было, да и не очень-то хотелось. Я не женат – так уж вышло – и дома в моей крохотной стандартной квартирке на окраине города не было никого, кто мог бы задержать или отговорить меня от поездки. Заезжать просто не хотелось и все.

Я открыл дверь. У затерянной где-то в области проселочной дороги, в редком, дышащем лесной прохладой весеннем лесу, нигде не было ни единой души. Тишина окружала, обволакивала вечным покрывалом весь мир. Казалось, так было всегда. Время, пространство, все эти грозные силы отступали, не имея над этим местом никакой власти. Я, как будто, попал в ту самую, единую для всего сущего точку отсчета, откуда, подобно кругам от брошенной в воду гальки, расходится движение жизни.

Дверь хлопком закрылась. Я потряс головой, пытаясь отделаться от всех этих отвлеченных мыслей. Никогда не считая себя философом, я часто, тем не менее, порой помимо своей воли, пускался в подобные размышления. Не то, чтобы они мешали мне, совсем нет, просто я всегда считал, что человеку достаточно своей жизни, и тратить время на пустые и никуда не ведущие мысли, по меньшей мере, не разумно. И все-таки я здесь.

Пульт сигнализации в моей руке негромко пикнул, заверив меня о том, что мой старенький Volkswagen теперь в полной безопасности. Машинальным движением сунув пульт в карман, я оборвал последнюю видимую нить, связующую меня с внешним миром. Вдруг моя находящаяся до этого как бы в другом режиме работы память не громко щелкнула, указывая мне единственно верный путь к озеру.

Дело в том, что приезжая сюда каждый год, я помнил лишь место, куда ставить машину. Дальнейшая дорога не доступна мне в обычном состоянии – таковы условия нашей с ним встречи. Тропинка ведет все ниже, спускаясь, должно быть, в какой-то овраг. Окончательно потеряв счет времени, я все иду и иду, прислушиваясь к стуку своего сердца.

Я помню нашу первую встречу. Весной 19... года мы с ребятами, желая отметить окончание учебного года, собрались в поход. Это традиция насчитывала уже пару лет. Менять что-либо мы не собирались. Придя на обычное место, развели костер, поставили палатки. Нас было человек семь, в основном, школьники. Мне тогда было шестнадцать. Были, правда, с нами пара старших. Парни, кажется, учились уже в Универах и пошли с нами в качестве сопровождения. Прибыв на место, эти двое, конечно, отделились от малышни, разбив свой лагерь неподалеку, так, чтобы по возможности не иметь с нами ничего общего. Мы же, в свою очередь, были только рады такому положению дел. Контроля практически не было, а это означало, что мы могли делать все, что нам вздумается.

Надолго в тот раз нас, правда, не хватило. Леха из параллельного класса тайком приволок из дома бутылку водки, причем, как оказалось, в этом он был не одинок. Достойного опыта, да, и закуски у нас не было. Набравшись до определенной кондиции, я вместе с остальными отключился, с трудом добравшись до спальника. На этом все бы и закончилось, если бы ни одно обстоятельство.

Среди ночи, часа в четыре утра (почему-то мне показалось, что именно в четыре) я проснулся. Чувствовал я себя на удивление очень хорошо. Никаких следов выпивки не ощущалось. Но странно было другое – проснулся я не в палатке. Ни спальника, ни костра, ни других ребят видно не было.
Вместо этого я с удивлением увидел себя лежащим на берегу странного озера. Большое, кажется, округлое, оно было каким-то неестественно белым, бледным, растворяясь в загадочной дымке майской ночи. Я был один.

Утром я ничего не сказал ребятам. Мне кажется, я был один всю жизнь – и до, и после того похода. Исключением... Нет, не так – другой жизнью – были лишь пара дней, сотканных из наших ежегодных встреч с нею.

"Какая глупость", – думал я порой, сидя в каком-нибудь баре среди толпы кажущихся такими нормальными людей и грохота музыки. Озеро? Какое озеро? Я вполне мог бы забыть, оставить эти глупые поездки; я вполне мог бы продвинуться по службе, жениться, переехать в другой город, даже в другую страну; но вместо этого, выходя из офиса майским вечером, не заезжая домой потому, что в этом нет никакого смысла, я сажусь в машину и еду на ту самую дорогу, откуда кругами расходится то, что я называю своей жизнью.
Вода на удивление теплая, почти такая, как ее руки...

© Лотадан (Бутон). Jun 08 2008

Поиск.
I место в Битве за Гобелен N 1

Цветы, много цветов, живые, пахнущие августовским ветром ромашки. Они стоят гордо, печально как бы напоминая о чем-то будущем, о ком-то кого еще нет в этой жизни. О ней. Но это будет позже, а сейчас небо, чистое, тихое как слово – вечернее небо. Оно говорит, шепчет, поет своей дымкой, утешая и рассказывая какую-то древнюю, быть может, еще древнее, чем сама сущность, сказку. Кто-то понимает.

Понимают березы, склонившие у горизонта свои усталые ветви, понимают кружащиеся в бесконечном танце, разделенные на множество группок в разных частях сада, мошки. Эти крохотные существа ничтожные и ограниченные на первый взгляд, сейчас, кажется, составляют, складывают частицы одного общего цельного разума. 8, 0, 8, 0, бесконечность... ей дышит весь этот затерянный где-то в закоулках времени вечер.
Темнеет, я вижу себя стоящим на крыльце нашего старого деревянного дома. Словно огромный великан держит он меня на своей ладони. Дом большой, очень большой, совсем как в детстве. Нет, это и есть детство.

– Мама, смотри, ежик, – слышу я свой голос. Короткий миг, улыбка и вот он – забавное рыжее создание весело бегущее ко мне по тропинке. Он бежит, и я чувствую его приближение. Краски тускнеют, мир вокруг теряет реальность, и вот уже серая, поражающая своим безразличием пелена образов обступает меня. Я узнаю их: лица людей, предметы, события. Они все когда-то имели место – эти образы. Каждый из них что-то значил, каждый из них являлся частью чего-то большого. Чего-то, что сейчас уже почти не существует.

Я смотрю вниз, почему? Трудно сказать, возможно, мне хочется просто отречься, вырвать себя, спасти то, что еще осталось. Трава смята, на ней, подняв ко мне свою вытянутую, совсем игрушечную мордочку, все еще сидит ежик. Конец. Образы исчезают, исчезают и летний вечер и старый дом и ромашки, остаются только глаза, его глаза. Они говорят, они хотят сказать...
Я просыпаюсь. Первое, что я чувствую – прохлада. Свежий ветер из открытого еще ночью окна ласкает кожу. Медленно с трудом открываю глаза.

"Утро, неужели опять утро," – скользит обычная мысль. Взгляд упирается в белый, как и все в этой комнате, безликий больничный потолок. Но нет, это утро другое, оно отличается, чем-то неуловимо, и от этого еще более кардинально отличается. Пытаюсь вспомнить, ну тут же бросаю это занятие. Дело не в памяти, ее нет, она не важна, уже не важна. Тогда что? Я спокоен. Со спокойствием, воскресая и поднимаясь, как будто из самых глубин существа приходит ответ. Я знаю его. Каждая моя клетка, каждый миг прожитой жизни знает. Смерть.

Как много раз, особенно за последние годы, да и прежде, думал я об этом дне. Думал, пытаясь представить, что именно буду чувствовать, как поведет себя мое сознание в эти последние минуты. Но вот они пришли, и все мои догадки все эти бесполезные мысли, молитвы и даже страх оказались на втором плане, вернее просто перестали существовать. Я лежу, все еще ощущая холодный утренний ветер.

Странное чувство восторга все больше охватывает меня, это похоже на радость чистого летнего неба, когда солнце еще не поднявшееся и не приступившее к своей обычной дневной работе только просыпается, пробуждая своим появлением весь дремавший до этого мир. Небо. Да я представляю, я вижу его. Вспоминаются обрывки виденного совсем недавно сна. Он уже такой далекий этот сон, или нет? Вопрос. Там был вопрос.
– Ты понял? – импульс приходит всегда в конце, сразу после прочтения.
Я парил в голубоватом сиянии замершей в последний миг своей гибели вселенной. Она уже мертва, ее цикл закончен. Осталось лишь одно, самое важное. Анализ не дает результата.
– Нет. – Отвечаю я.
Никто не знает, откуда приходит импульс. Впрочем, мы и не должны этого знать. Нас здесь двое – две сущности, два разума. Физическая оболочка не имеет значения. Перед нами, все еще сохраняя свою привычную планетарную форму, переливается серебристым цветом матрица – информационное поле уже давно не существующего мира. Это лишь один из многих таких же источников. Все вместе они составляли единую программу поиска.

Я вновь приближаюсь к матрице. Моя задача – читать вновь и вновь, проживая иногда, одни и те же жизни. Я должен понять его, найти тот самый ответ, когда-то создавший саму мысль. Ответ на единственный существующий для вселенной вопрос:
"Зачем?"

© Лотадан (Бутон). Nov 25 2007

Рецензии к "Поиску"

Дракон Рассвета : Сонные реалии понравились очень. Финал не понял, особенно с импульсом. Гобелена не увидел.
InavDark : До этих слов "Вопрос. Там был вопрос..." было супер! Тут бы точку и поставить... Дальше пошли ошибки, притянутость к теме и суета. Убрать последние три абзаца и будет хорошо!
Strannik : Немного скомкано, но понравилось.
Алисинель : Сумбурно. Кажется, узнаваемо.
Veter : Вкусно. И заставляет вдумчиво прожить атаку.
Гость Ордена, Тень : У матросов, нет вопросов. Описание гобелена вычитал.
ISNik (автор Гобелена) : Обязательное условие, увы, не выполнено: связь прослеживается, не с гобеленом, а... с его названием "Меж двух миров". Написано бессюжетно, но неплохо на уровне ощущений.
Smoky : Мнение судьи : Хм-м... Думаю, вселенная не задается таким вопросом "Зачем?", для нее, как раз все очевидно, это мы... мало что понимаем... Но это все из разряда философий, которые мало относятся к оценке Атаки.
Вещь законченная и, по большому счету, логичная и понятная – размышления человека о своем пути, пройденном и, возможно, ожидаемом далее, подведение итогов на грани личных ощущений. Читается легко, хороший язык. Но не нашла гобелена ни под каким углом зрения, и, как следствие – связи с гобеленом в Атаке нет, что не может не огорчать. Так же беда, что и с работами Strannika и Vetra – с пробелами всего 4 320 знаков. И голосующие опять не обратили на это ни малейшего внимания.

Взрыв гордости.

Марк проснулся. Непонятно, что именно, разбудило сотрудника Главного института наблюдения космических войск. Вокруг него мирно светились своим привычным голубоватым светом полторы дюжины мониторов, на которых не происходило ровным счетом ничего необычного. Лунный космопорт, служивший перевалочной базой как для караванов, везущих всевозможные товары и сырье со всех планет системы, так и для людей, по различным делам, спешившим посетить колыбель человечества. Земля, когда-то давшая жизнь миллиардам живых существ, в число которых входили предки и нынешних хозяев Плутона, и даже марсианского губернатора, возьми черт его душу, представляла собой медленно задыхающийся под тяжелой железной коркой гигантского города, который почему-то взял себе ее имя, мир.

Марк нервно поежился. Вообще-то, ему совсем нельзя было спать на работе. "Хорошо, если Павел не заметил, а то и до увольнения недалеко", – думал он, поднимая, как-то вдруг, зазвонившую трубку телефона.

– Алло, есть кто в Центре ? – голос в телефонной трубке звучал как-то уж слишком нервно. Его обладатель явно торопился, что в начале, совсем не смутило Марка.
– Наблюдательный центр слушает, – сказал он своим обычным, в таких случаях, официальным тоном.
– Алло, алло ! – голос кричал так громко, что Марк даже улыбнулся, вспомнив посещение исторического музея, и в частности, экспозицию, посвященную переговорным устройствам, в середине 20 века, неизвестно как уцелевшую в одном из районов Сибири.

Но, дальше уже было не до смеха. Голос откашлялся и начал говорить такое, отчего у Марка дыбом встали волосы.
– Реактор ! Мы не знаем, что делать ! Полчаса назад все было в норме, и вдруг... – голос осекся и продолжил уже куда более спокойным тоном – Авария на станции, объявите тревогу, срочная эвакуация! Оповестите военный флот, нужны корабли, много кораблей ! Землю... – тут голос замолк, переводя дыхание, было понятно, что он не хочет заканчивать эту фразу – Землю не спасти – прошептал голос, после чего наступило молчание.

Марк, какое-то время, секунду, может две, просто сидел, глядя на как всегда мирные голубоватые огни мониторов. Он понимал, слишком хорошо понимал смысл этого сообщения. Рикс, его брат, возводящий поселения на одном из спутников Сатурна, когда-то работал там. Десятая термоядерная станция, гордость всей Федеративной Системы, получившей свое имя, в честь первого лунного поселения 2030 года – "Лунная радуга", питала энергией не только лунные порты, но и по лазерной сети, снабжала ею двадцать районов Земли. Он понимал, как и многие до него, насколько рискован был этот проект, ведь в случае крупной аварии, и последующим за этим взрывом, термоядерная реакция разнесет в клочья маленький, когда-то вдохновлявший многих поэтов, спутник колыбели человечества. Конечно, размышления дежурного не могли длиться более двух секунд, и он просто не успел представить, что сделают с Землей осколки оставшиеся после взрыва. Конечно, он нажал скрытую под стеклянным колпаком тревожную кнопку, и военный флот поднял корабли. И люди, как это ни странно, почти без паники, приготовились к эвакуации. Но загадочный голос...

Как позже выяснилось неизвестно из каких источников, он принадлежал Борну Грею – простому оператору станции. Руководство Лунной Радуги в это время уже находилось на пути к Марсу. Так вот, голос ошибался. Губительная реакция, причина, которой будет выяснена лишь через пятьдесят лет, одним ученым, отец которого был известным на всю Федерацию строителем, началась еще за три часа сорок восемь минут и двадцать семь секунд до того, как об этом узнали операторы низшего уровня.

Таким образом, времени на эвакуацию, даже пятисот тысяч зарегистрированных на Луне людей, просто не оставалось. На Земле узнали о происшествии сразу. Разумеется, это "сразу" было всего лишь одной сотой секунды после нажатия Марком тревожной кнопки, что позволило спастись миллионам жизней. Но в историю этот день вошел под знаком конца колыбели человечества. Нет, Земля не была разрушена полностью, но в связи с катастрофами, которые повлекла за собой гибель гордости Федеративной Системы, планета стала непригодной для проживания. Как говорят, еще на пятьдесят миллионов лет. Земля, свободная, живая, какой она не была слишком долго, даже по летоисчислению планеты, наконец, просто отдыхала, где-то в глубине размышляя над тем, чтобы снова вернуть себе статус кормящей матери. Ошибки иногда не учат.

© Лотадан (Бутон). Feb 2006

Рецензии к "Взрыву гордости"

Kil Каморак : Прикольно. Почему солнечную систему заселяют к периферии, где холодно и газ ? Опять герои конкретные, а виновата система в целом. Нет глагола в четвертом предложении. Для меня предложения без глаголов – это пытка. Язык суховат, пафоса не хватает. Ну, все-таки придумана концепция энергоснабжения земли, хотя технические моменты можно было бы и уточнить. Марк и Павел... Ну кто же не узнает евангелиста и апостола ! Борн Грей – рожденный серым, неизвестный, прославившийся своими делами ! Рикс... наверное, родственник – икс, тот самый, о котором мы ничего так и не узнали. В общем – концептуально.
Даля : Да люди не понимают насколько это близко к реальности,уничтожая "легкие" планеты Земля. Я имею ввиду леса, поля и всю живую поверхность земли.
HobbitariuS : Нет полной ясности изложения. Скачки между временами повествования хаотичны, никакого соблюдения стиля. Ощущение, что написано за час до окончания приема работ - наскоро слеплено, лишь бы что-то выложить.
Kan-Sen : На мой взгляд, автор неоправданно жестока обошелся с матузкой – Землей, не знаю, какой это век и кто там ведал вопросами энергобезопасности, но... создавать станцию способную махом уничтожить колыбель человечества _не_весть_почему_ было верхом неосмотрительноси ? халатности ? глупости ?
Алисинель : Даже в наше несовершенное время устаревших технологий на опасных обьектах делают много степеней защиты... а поверить в то, что наши далекие предки такую феньку откололи... Слишком все фатально.
ISNik : Конструкции фраз слегка напрягают... Вряд ли "тревожная кнопка", по нажатию которой поднимается весь военный флот (допустим, что гражданского еще нет, находится под рукой сотрудника Института наблюдения пусть даже и главного, да еще и космических войск. Обычно ее хозяева – Пункты управления, а не наблюдения, тем более в эдакой милитаризованной системе. Луна присутствует, "Лунная радуга" – тоже. Формально – тема раскрыта. Рвануло классно ! Однако, "планета стала непригодной для проживания" и "Земля, свободная, живая...". Живого на ней ничего не могло остаться, а свободна она, надо понимать, от нас – людей, ну и всего нами созданного... Честно ? Мне такая философия не нравится. Грустно это как-то.
Kathleenru : Если честно, как-то не очень... и не понял, почему называется "взрыв гордости".
Legatus : Сухо. Как в телерепортаже с места автокатастрофы.
Smoky : Мнение судьи : Вещь совершенно не в Вашем стиле – стиле романтика, Поэта-Лирика. Я не знаю, что с Вами, что тема "все умерли" – сие не Ваша стезя. Я очень надеялась на красоту, романтику, пусть и не реальную, но красивую, живую, органичную... в Вашем исполнении. На нечто фантастичное, волшебное... Что касается самой вещи, то все комментарии, что сие невозможно, что так не строят энергостанции и т.д. – вполне правомерны. Хотя... господа рецензенты, есть некое право – Право АВТОРА. Ему, почему-то, захотелось всех убить... что он и воплотил. Мне только жаль, что это сделал человек-РОМАНТИК – единственный в Ордене.
Мэтр фантастики, Сергей Павлов : Заготовка для рассказа, но еще не рассказ. Сюжет неясен, язык слаб, скован, текст пестрит причастными и деепричастными оборотами. Нет ни портрета, ни образа, ни образности, много сумбура и натянутостей.

Письмо.
II место в Ристалище N 1

"Мы обязательно встретимся,
Только ты меня прости,
Там, куда я ухожу, весна,
Я знаю, ты сможешь меня найти.
Не оставайся одна."
Дельфин

Здравствуй, я же тебе говорил, ты все поймешь сама. Обычно, я пишу, привет ! Да, это, правда, но это будет завтра. А сегодня, я еще пишу тебе письмо. Пишу, как всегда, и мне действительно кажется, что это было всегда. Пишу, как раньше, хотя не помню, было ли это раньше вообще. Сегодня утром я поднялся и долго, очень долго смотрел в окно. Там падал снег, возможно, больше его никто не видел. Может быть, и не было даже зимы, но для меня он падал. Такой чистый, как самый первый день в моей жизни. Белые хлопья кружились, небольшой придуманный мною ветерок, играл ими как ребенок, пускающий кораблик в осенней лужице. А я смотрел, я продолжал смотреть, а потом, потом я открыл окно и вдохнул запах. Странный запах.
За свою короткую жизнь я так и не смог понять, откуда же берется запах города. Кто-то сказал бы, что так пахнут выхлопы проезжающих машин, или неубранная помойка у меня под окнами, но я не верю, я не хочу верить в это. После того, как придуманный мною мороз, заполнил маленькую комнату, и я почувствовал, что с зимой пора заканчивать, иначе можно и не дожить до завтра, потеряв еще один день, я закрыл окно. И вот сейчас, сидя, как всегда, в неизменной позе современного творца, упершись взглядом в гладкое безразличие монитора, я пишу тебе письмо. Много раз задавал я себе вопрос, зачем я делаю это ? Зачем передавать мысли и открывать свой мир человеку, которого никогда не увидишь. Другие, опять таки, другие, спроси меня, кто это ? Я не смогу ответить.

Так вот, эти другие, сказали бы, что все совсем не так. Что Интернет, всего лишь способ общения, как телефон, что, написав письмо, потом вечером можно встретиться. Странно это. Странно. Я прекрасно понимаю, что они правы, но все-таки для любой правды, есть противовес. Его называют по-разному. Случай, рок, стечение обстоятельств, судьба, почему люди часто забывают об этом. Ну, да ладно, простим их. Я не хочу тратить свои строки на все это. Скажи-ка лучше, помнишь ли ты то утро ? Когда солнечный свет золотистым покрывалом накрыл неизвестный домик.
Я проснулся первым. Вот, видишь, а ты не знала. Я проснулся первый, открыл глаза, и долго лежал, глядя в потолок. Больше всего, я тогда боялся вспугнуть хотя бы один миг, понимая, что его не будет больше никогда. О ! Это было чудное утро ! Должно быть, это было летом, потому, что в тишине я различал пенье птиц за стенами. Это странно, я никогда не слышал птиц, а тут вдруг...

Потом, я медленно повернул голову, ты еще спала. Долго, еще долго лежал я, стараясь задержать дыхание. Ты была прекрасна, даже у меня, у того, кого многие считают неплохим поэтом, не хватало слов, чтобы описать это. Я просто смотрел, смотрел на твои закрытые глаза, на ту самую теплую улыбку, что ты подарила мне когда-то в своем первом письме. Я лежал и думал, может правда говорят, что человек – это вселенная, и сейчас я вижу именно ее, твою огромную бесконечность Вселенной, свернутую для меня где-то в уголках губ. Потом, ты проснулась, и начался еще один день. Что ? Ты сейчас улыбаешься ?
Ну, конечно, ты не помнишь этого. Конечно, ты же спала. Эх, письма ! Человек наделен потрясающим даром, он может, хоть на краткий миг, но создать реальность и пусть эта реальность будет очевидна только для него, от этого она все равно не теряет своей значимости. Я действительно, слышал пение птиц, и видел твою улыбку, пусть даже это было прямо сейчас, не все ли равно, ведь я запомнил то утро. Кто знает, может быть даже: Нет, не завтра, но когда-то потом, может быть и в другой жизни, я снова открою глаза и буду долго смотреть в потолок, боясь вспугнуть то самое, что люди называют мечтой.

Знаешь, я много думал о том, запомнишь ли ты меня ? На самом деле, возможно завтра, это будет уже не важно. Я не знаю, так как я не так долго живу в этом мире, мне неизвестно, как надолго можно запомнить человека, которого никогда не видел, но с которым общался почти пять лет. Все это, действительно, было бы не важно, если бы не одна строчка, написанная когда-то мудрецом.
"Человек жив, пока его помнят". Возможно это инстинкт. Все живые существа, в том или ином виде, стремятся продлить свою жизнь. Возможно. Но мне кажется дело не в этом. Дело ведь в том утре, оно ничего не будет значить и потеряется в бесконечности мироздания, если когда я открою глаза, и рядом не будет твоей улыбки. Не смейся. Здесь нет противоречия, так как тот мир, который создан, он не только мой, в нем есть и твоя частичка. А может быть наоборот. Я всего лишь сложил, нарисовал его, из данного тобой света.

И опять мы возвращаемся к судьбе. Не было бы ни сегодняшнего снегопада, ни неизвестного домика, ни этого письма, не было бы, даже, завтра, если бы ты, пять лет назад, выбрала бы другой из тысяч адресов. То есть, нет, я бы не умер, и ты, конечно, жила бы дальше, нашла бы себе другого собеседника, возможно, с ним бы тебе было бы и лучше, я даже уверен, что его глаза тоже открылись бы как-то утром, и он так же смотрел бы на тебя, боясь спугнуть то мгновение. Но вот она судьба. Тот самый противовес правде, иногда дарящий надежду, а иногда забирающий ее. Мне грустно, я не хочу заканчивать это письмо. Я не хочу, потому, что другого мига уже не будет, но мне придется сделать шаг, придется закрыть окно, когда на улице кончится снег. Тогда наступит новый день, тогда придет завтра.
Прости, но я говорю тебе, что ты все поймешь сама. До свидания.
Всегда твой...

© Лотадан (Бутон). Jan 15 2006

Рецензии к "Письму"

Kil Каморак : Здорово, если мужчина сможет написать такое письмо. Я бы не смог.
HobbitariuS : Наивно – минус один балл. Эпиграф – минус еще один балл. Стиль написания явно не "мужской" – минус еще один балл. Мне лично не понравилось – и еще минус один балл.
ISNik : Пронзительно...
ZoomKnight : Реально душу дерет...
Мари Шико : Эпистолярный жанр, близкий к эссе. Ура. Несколько языковых ляпов. Жаль, нет деталей, за которые можно было бы уцепиться взглядов. Несколько однообразно. Жанр это позволяет, но приветствует все же другое.
Kathleenru : Несколько муторно и многословно.
Kan-Sen : Прикольно, но тема не раскрыта.

Первая ночь или маленькая Эссе.

Щелчок и все, маленькую комнату
Как всегда поглотила ночь,
Глаза потерялись только на миг,
Потом пришел покой.

Накрытый тишиной на большой кровати лежал человек.
Жизнь боролась с наступающей ночью.
Он лежал в тумане, закрыв свою маленькую детскую душу. А так хотелось быть. По потолку едва уловимой тенью скользил луч отражения от проезжающей машины. Об этом никто не знал, и никогда не узнает. Человек свернулся в клубок.
– Ну, где же она ? Где ?

Крик этот не разрушал тишину, он пронесся где-то высоко. Машина поехала обратно. Улыбка. Нет такого слова, что могло отразить ее.
– Слишком больно, – прошептал человек, уходя в сон.

Все не так.

Все не так. Хорошо, Боже ! Мне никогда не было так хорошо. Боже ?! Почему я вспомнил Его ? Мы никогда не ладили, просто мне казалось, что я могу и так, и сам, без песен и гимнов.
Темно, не вижу, глаза закрыты, детский крик, просто крик и больше ничего. Руки, я чувствую их, чувствую как всегда, нет, не всегда, как когда-то раньше, раньше. Это был я, память, она играла, странная и непонятная память. Она росла, росла, как лужа под летним дождем, она заполняла, как-будто весь оставшийся мир. Люди, голоса, шепот, совсем неважные, давно забытые секунды.

Я был один и в компании, в строю, и в объятиях. Любил и убивал любовь. Давно, очень давно, а может, секунду назад пришла она ко мне.
Стоп ! Облакам, ветру, Планете, людям, Космосу, глазам, сердцу, не надо дальше. Я знаю.
Боже ! как хорошо...

© Лотадан (Бутон) May 22 2004

...Я всегда была сама по себе... Верить ?! Любить ?! Ради Бога и ради богов, ради всей этой гремучей смеси языческого и прочего во мне !!! Какая разница ? Главное – я была, и я могла менять этот мир так, как мне хотелось. Так какие же боги были мне нужны ?
...Свет. Только свет – настоящий, яркий, тот, что невозможен без Тьми, отчего так получилось, яне знаю до сих паор, я так ничего и не поняла, ну и ладно !

...Любовь пришла и вывернула мой мир наизнанку, изменила, сломала, искалечила, исправила – спасла...
...Я больше не управляю движением светил...
Но я люблю...
И слава... Богу...

Великим Начинаниям – Удача и Великие Свершения!
Долгим Походам и Странствиям – Счастливый Исход!
Уставшим Путникам – Яркий Свет и Добрый Огонь!